И тогда стало ясно, что в Грузию мы уже никогда не вернемся.
Кто-то включался в его рассказ, кто-то вспоминал о том, как грузинскую армию выбили из Гудауты, после чего в войне наступил перелом, кто-то предлагал тост за погибших…
— У меня к Грузии и к тем, кто там живет, ненависти нет, — говорил абхазский президент. — Я и сам женат на грузинке. У нас немало смешанных семей. Но теперь уже все. Мы — отдельно…
Я часто вспоминала нашу поездку и гордость, которую испытывал Сергей Васильевич, показывая нам свою любимую Абхазию. За два дня до нашего отъезда в Москву он повез нас на озеро Рица. Озеро лежит, как в глубокой чаше, между гор. Открывается оно внезапно, как в шкатулке: поднимаешь крышку — а там сюрприз.
Ехали мы долго и приехали к обеду, но обедать совсем не хотелось. Поразившее и как бы внезапно выпрыгнувшее на меня озеро манило к себе. Я все время под разными предлогами стремилась остаться на воздухе, возле воды. Там было что познавать.
По озеру нас повезли на просторной моторной лодке, отделкой напомнившей автомобиль «Чайку» — времен Политбюро. Во всяком случае, руль там точно был копией с машины номер один. На этой моторке возили на прогулки еще Сталина. И мне дали поуправлять лодкой, подержаться за тот руль, за который, как говорили, «сам Иосиф Виссарионович держался». Был прекрасный июньский солнечный день, и таким же было у всех настроение — приподнятое, праздничное.
Потом был долгий ужин, стол, заставленный до краев свежей жареной рыбой, пойманной в Черном море. Особенно вкусной была ставрида. В Пицунде Алексей ловил ее с лодки на кучу голых блестящих крючков — и почти всегда вытаскивал по шесть-семь штук зараз: по одной на каждом крючке.
И конечно, были тосты: искренние и долгие — за дружбу, за Россию и Абхазию, за верность…
Когда закончился ужин и Сергей Васильевич уехал, возник вопрос, где мы будем ночевать. Предложений было два: либо в спальне Хрущева, либо в спальне Сталина — на выбор.
Я по натуре — экспериментатор. Мне историю надо познавать через прикосновения и житие в ней. Я люблю познавать ее, как говорится, тактильно.
Однажды из-за своего неуемного любопытства я чуть не угодила в полицию. Это было на Корсике, в родном городе Наполеона — Аяччо. Там сохранился его дом, в котором нынче находится музей. Музей не очень посещаемый и поэтому, как мне показалось, не очень защищенный. И когда мы проходили мимо спальни Наполеона, я, увидев его небольшую, совсем короткую кровать, воспылала неукротимым желанием на нее прилечь. Мне было любопытно: помещусь ли я туда, будет ли мне по росту постель французского императора?
Из Гагр мы отправились на озеро Рица
Сохранился личный катер Сталина. Им рулили помощники. Сталин рулил страной
Оглядев коридор, оценив обстановку и не заметив камер слежения, я быстренько вытянулась на постели Наполеона. Мой муж уже был в следующем зале и не заметил моих маневров, одним словом, не уследил.
И в тот момент, когда я уже пятками коснулась изножья, а головой уперлась в изголовье, в спальне раздался жуткий вой сирены. Он огласил весь крохотный музей, как в банке во время ограбления. Из соседнего помещения раздался торопливый топот, и в спальню вбежали сразу три человека: двое мужчин и одна женщина. Из соседней комнаты туда же вернулся мой муж. Я, уже стоя на ногах и торопливо поправляя покрывало постели, смекнула: весь этот переполох из-за меня, где-то что-то невидимое сработало! Позже Алексей мне объяснил: сработал «стороживший» постель лазерный луч.
Француженка, увидев меня, вскричала:
— Мадам! Здесь исторические ценности! Вы что, садились сюда? — подозрительно глядя на меня, она указала на кровать, даже не предполагая, что я уже там полежала.
— Нет-нет, — нашлась я с ответом, — мне просто хотелось понять, не подделка ли это покрывало. И действительно ли оно — еще с тех времен, когда Наполеон был императором Франции. Я чуть-чуть приподняла покрывало, чтобы посмотреть изнанку ткани, — продолжала отнекиваться я, призывая мужа в свидетели и в адвокаты.
Служащие уже поняли, что перед ними иностранка, но было видно, что они крайне недовольны и раздумывают, что же делать. Тем не менее я была уверена, что безупречный французский моего мужа смягчит ситуацию в нашу пользу.
— Месье, вы француз? Вы знаете эту женщину? — обратилась к нему служительница музея.
— Нет, мы русские. И эта женщина — моя жена, — ответил мой муж.
— Ты ей, главное, скажи, — суфлировала я, — что твоя жена — сценарист и автор документальных фильмов, и что меня интересовала только подлинность покрывала.
Короче, эту историю мы замяли. Мер французы предпринимать не стали. Восторжествовала русско-французская дружба и память о славе русского оружия 1812 года. И правду мой муж узнает только из этой книги: интересовало меня не покрывало, а какого же я роста — как император Наполеон или слегка повыше.
И вот вновь, когда встал вопрос, в какой из исторических спален переночевать, я, конечно же, ни секунды не сомневаясь, выпалила:
— Конечно, в спальне Сталина! Я выбираю спальню диктатора!
У Сталина была одна спальня, но спал он иногда и в других комнатах. Поэтому персонал не всегда знал, в какой из комнат он спит. Скажем, вечером он заходил в спальню, и все видели, как он туда вошел, а утром уже его могли обнаружить в совсем другой комнате. Бывало, что ночью переходил из помещения в помещение.
Когда нам показали спальню Сталина — мрачноватую и темную, то
