Что же это за прогресс, на который намекал Сайрес Смит? В данном случае речь, по всей видимости, шла о колонизации слаборазвитых пародов. Инженер считал колонизацию явлением прогрессивным, ибо она в какой-то мере способствовала распространению средств производства, присущих западной цивилизации. Сомневаюсь, чтобы сам автор разделял это мнение. Колонизация, приносившая ту или иную пользу, не вызывала у него протеста лишь в том случае, если она не влекла за собой насилие и покорение других народов. Впрочем, очень может быть, что под необходимостью и прогрессом инженер подразумевал неизбежное историческое развитие.
Колонисты исполнят последнюю волю капитана Немо, открыв краны, сообщавшиеся с камерами, предназначенными для погружения «Наутилуса», ставшего его гробом на дне океана.
Но перед смертью добрый гений острова сумел оказать им последнюю услугу, поведав Сайресу, что пещера идет под островом вплоть до самого вулкана и отделена от центрального его очага лишь тонкой стеной, покрытой трещинами. И если базальтовая стена расколется, вода хлынет в недра острова, и тогда остров взорвется. Это страшное событие свершается. Остров Линкольна уничтожен, от него осталась лишь узкая скала, на которой очутились колонисты — они оказались без всяких средств к существованию, в таком же точно положении, как после катастрофы, постигшей их в воздухе.
Таким образом, все их старания были тщетны; силы природы победили их изобретательность и энергию; познания мудрого инженера не могли уже сослужить им службу.
Их почти бездыханные тела распростерлись на скале, один только видавший виды Айртон не теряет надежды и находит в себе силы подняться, он-то и увидел приближающийся «Дункан». «Боже всемогущий! — смог воскликнуть Сайрес Смит. — Значит, такова была твоя воля! Нас спасли!» Итак, «Дункан», вернувшийся за Айртоном, спасает колонистов, которые продолжат свое дело в Америке.
Шарль-Ноэль Мартен с удовлетворением отмечал, что «три не связанных между собой романа объединяются общим эпилогом в «Таинственном острове» и что это отнюдь не научно-фантастические рассказы, а скорее великолепные портреты людей науки». Немо — эрудит, он в курсе всех технических открытий и научных достижений своего времени, в его руках сосредоточено «все могущество, которое они в силах обеспечить человечеству. Это ученый, который творит в одиночестве, он достигает таких высот умственного развития, что начинает презирать человечество, оказавшееся на более низком уровне, а это может породить желание властвовать над ним». Но если Немо и презирает людей, он тем не менее не перестает любить их. Он не собирается бороться против всего человечества, а выступает лишь против тех, кто хочет поработить его, и использует свое могущество, плод исследовательской фантазии, только в тех редких случаях, когда сталкивается со своим давнишним врагом, лишившим независимости его народ.
Профессор Аронакс — прямая противоположность этому «ученому, изучающему на месте явления природы». Его наука слишком «академична», это лишний раз подчеркивает «чисто механическая память» слуги Аронакса Конселя, способного воспроизвести все ступени естественнонаучной классификации, ничего в этом не смысля. В общении с живой природой Аронакс обретает ту самую душу, которой так недоставало его бесплодной учености.
Своим открытием капитан Грант обязан Паганелю, «еще одному весьма симпатичному ученому», который путем постепенного осмысления целого ряда явлений отыщет решение стоящей перед ним задачи.
«Когда изрекает свой приговор наука, остается только молчать», — заявляет профессор Лиденброк в «Путешествии к центру Земли». Правда, ему же принадлежат слова: «Научные теории не все безошибочны, но этим нечего смущаться, потому что в конце концов они приходят к истине».
Терпеливые поиски Паганеля, столь же упорного, сколь и рассеянного, раскрывают образ ученого, который, сбившись с истинного пути в результате неправильного толкования какого-то одного факта, несправедливо считает себя ослом, настолько очевидным кажется ему открытие после того, как оно уже сделано. Остров Линкольна является символом земного шара, отданного в распоряжение заинтересованных в его преобразовании людей. Сайрес Смит — инженер, «прошедший военную школу», то есть, иными словами, скорее практик, чем человек науки. Свои знания он применяет «с великой изобретательностью», и под его руководством маленькая группа людей добивается удивительных успехов.
Шарль-Ноэль Мартен делает вывод, что эти четыре персонажа «могут служить примером поведения ученого перед лицом природы, ее неумолимых сил и таинств».
История возникновения «Таинственного острова», этого шедевра приключенческой литературы, весьма любопытна и заслуживает особого внимания.
Вы помните, что, создавая романы «Дети капитана Гранта» и «Двадцать тысяч лье под водой», Жюль Верн мечтал в то же время о Робинзоне в духе Виса[90]. Похоже, вдохновение его быстро иссякло и породило малоинтересную робинзонаду, названную им «Дядя Робинзон». Предполагали даже, что речь идет о юношеском его произведении. И вот почему.
Первый вариант рукописи «Дяди Робинзона» выглядит довольно старым и относится, по всей вероятности, к тому времени, когда писатель служил секретарем в Лирическом театре. Почерк такой мелкий, что разобрать его почти невозможно. Но у автора оказался другой экземпляр, очень чистый, который он сделал году в 1866, часть его была, очевидно, переписана Онориной. Именно на этом экземпляре Этцель оставил в 1870 году суровые, но справедливые критические замечания.
Сюжет иной, чем в «Таинственном острове», и напоминает скорее такие романы, как «Школа Робинзонов», «Вторая родина», «Два года каникул», свидетельствующие о настойчивом стремлении автора написать робинзонаду в стиле Виса. Среди потерпевших крушение жертв мятежа находится женщина, ее муж, инженер, отыщется чудесным образом, точно так же, как их дети и один моряк. Инженер предвосхищает образ Сайреса Смита, моряк — Пенкрофа. Принцип тот же самый. Потерпевшие оказываются в «безысходном», бедственном положении и добиваются относительного благополучия. Однако сам рассказ далеко не увлекателен. Авторский замысел принял, по всей видимости, конкретные очертания лишь в течение лета 1868 года, ибо в письме, адресованном Этцелю из Кротуа, говорится: «В будущем году посмотрим: либо я начну историю современного Робинзона, либо расскажу о приключениях на Белом море». В 1870 году он пишет из Кротуа, что «полностью переписал первый том „Дяди Робинзона”» и что «через шесть недель Этцель получит рукопись», но тут же добавляет: «Боюсь только, Вы наскучите читателям «Журнала», если будете печатать Верна за Верном».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
