Затем от саддукеев и от фарисеев отпочковались еще несколько групп, и такое вегетативное деление продолжается до сего дня. Среди них следует отметить ессеев — в первую очередь потому, что они внесли значительный вклад в дело развития израильского туризма, соорудив неподалеку от Мертвого моря Кумранские развалины и написав свои Кумранские свитки. Вообще-то мы о них уже рассказывали, но про хороших людей не грех и еще раз услышать. Считается, что были они очень далеки от кипевших тогда политических, экономических, идеологических и прочих страстей, что-то вроде хиппи Древнего мира. Филон Александрийский сообщил, что «они едва ли не единственные из всех людей, не имея ни денег, ни собственности, скорее намеренно, чем из-за отсутствия удачи, считают себя богатейшими». Кстати, хороший стиль был у этого Филона.
Кумран разрушили римляне под горячую руку — ессеи им ничем не мешали.
Помимо полного отказа от соблазнов современного им общества, ессеи пытались отказаться от плотской любви (что несколько портит нам сравнение с хиппи, у которых это дело было в большом почете) и изнуряли себя писанием свитков, которые в большинстве своем находятся в Музее Израиля в Иерусалиме — в специально выстроенном для них Храме Книги.
Впрочем, не все ученые склонны рассматривать ессеев в качестве чистых ангелов. Так, историк М. Штереншис считает, что обитатели Кумрана — это «маленькая, озлобленная на весь мир, необычайно эгоцентричная группа мужчин с — как сказали бы современные психологи — чрезвычайно завышенной самооценкой». Так это или не так, поди знай, а вот стиль у Штереншиса ничуть не хуже, чем у Филона.
Мы склонны разделить точку зрения доктора М. Штереншиса, ибо она подвигла нас на некую гипотезу. Во-первых, сочинения кумранских писцов стали международным бестселлером. А во-вторых, то, что он о них написал, крайне точно характеризует большинство пишущей братии. На этом основании мы полагаем, что Кумран был чем-то вроде творческой дачи древнего Союза израильских писателей, и эта тонкая мысль пусть будет нашим вкладом в современную науку.
Разумеется, разногласия царили не только между различными направлениями, но и внутри их. Здесь надо заметить, что иудаизм развивался на манер дискуссионного клуба, где при всем разнообразии высказываемых мнений все худо-бедно уживались под одной крышей.
Несмотря на то что в отличие от ессеев два знаменитых учителя той эпохи ничего не оставили нам потрогать и посмотреть, мы все же скажем о них пару слов. Мудрецы Гилель и Шамай учили в одно и то же время, но совершенно по-разному. Замечательной метафорой их школ может служить расположение улиц Гилель и Шамай в Иерусалиме: они идут строго параллельно друг другу, нигде не пересекаясь, одна из них — снизу вверх, зато другая — сверху вниз. Шамай был суровым, беспощадным стариком без всякого чувства юмора, а Гилель — старичком доброжелательным, мягким и любил посмеяться. Иллюстрацией разного стиля этих двух столпов истины может служить история с неким язычником, подумывающем о гиюре. Придя к Шамаю, он попросил объяснить ему, в чем сущность иудаизма, но поставил условие: Шамай должен сделать это за время, которое он, язычник, будет в состоянии простоять на одной ноге. Бедняга даже не успел поднять свою ногу, как Шамай спустил его с лестницы. «Нет ничего проще, — улыбнулся Гилель в ответ на ту же просьбу. — Не делай другому то, что ты не хочешь, чтобы делали тебе. А теперь иди и учись».
Ему же (мудрецу Гилелю) принадлежит замечательное жизненное наставление, изложенное в виде вопросов: «Если я не за себя, то кто за меня? Но если я только за себя, то зачем я? И если не сейчас, то когда?» Множество глубоких толкований вызвала (и вызывает) эта троица вопросов. Нам же она греет сердце несомненным отношением и к выпивке (особенно вопрос последний). Кроме того, пример мудреца Гилеля с очевидностью показывает нам, что умные евреи всегда предпочитали задавать вопросы, а не отвечать на них, что объясняет и известную еврейскую манеру отвечать вопросом на вопрос.
В дальнейшем было решено, что наставления обеих школ равноценно справедливы, но поступать надо согласно школе Гилеля. И слава тебе господи, поскольку эта рекомендация во многом предрешила развитие иудаизма в сторону религии с относительно человеческим лицом. Так, к примеру, хотя за различные провинности по законам положена смертная казнь, но Синедрион, раз в семьдесят лет выносивший смертный приговор, считался жестоким.
Напомним, что после ухода со Святой земли евреи поделились на несколько групп. Ашкеназы — европейские евреи, говорившие на идиш и населявшие Германию, Польшу, Прибалтику, Украину, Россию, Белоруссию и т. п. Сефарды — евреи испанского и португальского разлива, водившиеся во Франции, Голландии, Бразилии, Болгарии, Турции, Марокко и т. п. И более мелкие группы: кавказские, грузинские, китайские, итальянские, йеменские, индийские, эфиопские, бухарские и т. д. У всех у них существовали свои особенности в ритуалах, привычках и т. д. Итальянский еврей был похож на китайского не больше, чем польский — на эфиопского, и все же все они были евреями. В XVIII веке приключилось опять нечто новенькое: появились хасиды. Это произошло на просторах Российской империи.
Ежели все упростить до предела, то новшество хасидов заключалось в идее, что для близости к Богу ученость не обязательна, можно и без нее. Сделав, таким образом, акцент на личном опыте, включавшем в себя мистические откровения, хасиды восстановили против себя традиционных евреев с их культом пожизненного учения, которые получили название митнагдим — противники.
Появившись на свет, хасиды тут же образовали так называемые дворы, во главе каждого из которых стоял вождь — цадик (праведник). Для того чтобы их не путали, хасиды придумали форму, указывающую на принадлежность тому или иному двору. Таким образом появились на свет разнообразные меховые шляпы — высокие цилиндрические, плоские блином, — а также разные штаны — чуть ниже колена и длинные, — лапсердаки и халаты разного покроя и т. д. Помимо выдающегося вклада в искусство высокой моды, хасиды прославились сочинением притч и баек, удивительным образом сходных с дзен-буддистскими историями. А это веское подтверждение гипотезы, что японцы являются одним из потерянных колен Израилевых.
Здесь мы остановимся, чтоб объяснить читателю, на кой черт авторы пичкают его информацией обо всех этих еврейских сектах. Во-первых, знание — это всегда хорошо, оно однажды может пригодиться, а во-вторых, мы это делаем для того, чтобы познакомить читателя с теми подразделениями армии Господа Бога, которые используют Израиль как полигон для сражений друг с другом, а все вместе — со светским населением страны. Хотя всё-таки регулярной армии Господа скорее можно уподобить православие, католицизм, даже ислам. А приверженцы иудаизма — это верные Ему, но партизанские отряды.
Вслед за хасидами на свет появились маскилим — просвещенные (эллинисты на старый лад), от которых произошли светские евреи и реформистский иудаизм. Реформисты отважно решили, что религия не окаменелость, а живой организм. Этот организм начал у них быстро развиваться и стал чрезвычайно живым и чрезвычайно удобным. Ограничения в еде (кашрут), субботние запреты и все прочие особости религиозной жизни были решительно отвергнуты, а вместо них явился только сентимент к своей истории и удовольствие потереться среди себе подобных в хорошем клубе. Но, как известно, большинство нормальных людей (условно мы сюда зачислим и евреев) избегают любых крайностей. Так появился консервативный иудаизм, который утверждает, что суровые традиции — это наше все, но жить надо так, чтобы они не очень мешали, а наоборот — приятственно ласкали душу.
Оба эти направления возникли в Германии, но в силу понятных исторических причин расцвели в Америке. К моменту создания государства Израиль консерваторов и реформистов на его территории практически не было, а вот ортодоксальные евреи, что сефардского, что ашкеназского разлива, — были. Важно вот что: большинству из них на государство было не просто наплевать, они саму эту идею на нюх не переносили. Религиозные евреи резонно полагали, что от своих собратьев, обуянных сионистскими, просветительскими и социалистическими идеями, им придется претерпеть более, чем от неевреев. Но главное: государство евреев, государство Торы должно было быть создано Мессией, которого они в Герцле и Бен -Гурионе видеть решительно отказывались.
Нашелся, однако, раввин, притом не просто, а главный раввин Эрец-Исраэль по имени Кук, который утверждал, что безбожные сионисты — на самом деле и есть орудия Господа и заняты богоугодным делом. Так появились религиозные сионисты, готовые к дружбе, терпимости и сотрудничеству со светской публикой.
Провозгласив государство, Бен-Гурион принялся сколачивать коалицию, и тут-то оказалось, что без религиозных партий к власти ему прийти не удастся. Власть Бен-Гурион упускать не собирался, а религиозные партии готовы были продаться сионистам за подходящую цену. Ценой стало прекращение работы, торговли и движения транспорта по субботам, религиозные праздники были провозглашены государственными, а свиней изгнали начисто (последнее, по счастью, получилось очень относительно). А главное — постановили, что все вопросы касаемо иудейской веры и всего, что с ней связано (а связано с ней все), являются монополией ортодоксального иудаизма, а не мерзких реформистов и консерваторов, чтоб их ноги здесь не было, и вообще ни дна им ни покрышки! Бен-Гурион вздохнул, подписал и произнес историческую фразу: «Я в синагогу не хожу, но синагога, в которую я не хожу, это ортодоксальная синагога».
