Когда я вернулся из короткой ознакомительной пробежки по «Новокузнецкой» с обязательным, как выяснилось, посещением медпункта, где меня допросили на предмет аллергических реакций и астматических проявлений, то застал начстанции за читкой «Эха Попадона». Узнав, что я притащил пару номеров и оставил их наверху, Люлька отреагировал начальственно — позвонил по телефону, коротко отдал приказ, и через несколько минут газеты у караульщиков изъяли и притащили шефу.
Электроэнергия на станции распределяется специфически. Лампы горят в медсанчасти, столовой и в мастерских, две — в штабе, где живёт и работает командир, прожектора в тоннелях включаются исключительно по тревоге. Всё остальное время охрана довольствуется слабыми лампочками ватт на шестьдесят. Население пользуется керосиновыми светильниками, переносными и подвесными.
— Топлива не хватает для генераторов? — посочувствовал я, присаживаясь рядом на стул.
— Каких генераторов? — Григорий Николаевич, закинув дешёвенькие пластиковые очки на ёжик седых волос, с неудовольствием оторвался от газеты.
— Я говорю об освещении станции. Как положено, как в книжках. Восстановили дизеля и генераторные установки, откачиваете воду из тоннелей, подаёте освещение…
Сначала начальник станции посмотрел на меня с некоторым раздражением, как на конченого остолопа, потом что-то вспомнил и еле заметно улыбнулся.
— Забыл… Ты же новенький, вдобавок журналист, тебе скидка… Метроэнтузиазмом не страдаешь, спаси господи?
Я торопливо качнул головой из стороны в сторону.
Нет уж, уважаемый коллега по Рассаднику, я как-нибудь без увлечений игровой романтикой… Мне вообще тут не нравится, как не особо нравилось в Зоне или Зомбятнике. И тем не менее вынужден вспомнить: через некоторое время, когда вникал и обживался в очередном секторе, я начинал чувствовать себя вполне нормально. Может, и здесь так будет?
— О восстановленных генераторах речь в стратегическом плане не идёт. Некоторые используют их в личных целях, только накладно это. А уж об откачке воды из туннелей — никаких иллюзий, сами мы с такой технической задачей ни за что не справились бы!
— Почему? — после получения скидки на разумность вопросов я осмелел.
— Объём немыслимый, по нынешним временам, вот почему, Степан! Если ты не знаешь, — а другого допустить, извини уж, категорически не могу, — установки электромеханической службы Московского метрополитена в год откачивали тридцать миллионов кубических метров грунтовых и сточных вод, некоторые агрегаты работали круглосуточно! Ты представляешь, что это такое? Целая река откачивается на поверхность! А ведь тогда работали все ремонтные службы, инспекция… Полный согласованный контроль за дежурными сменами, единая система мониторинга, обеспеченная программными и аппаратными средствами… Да и само содержание систем откачки требует серьёзных затрат, жители Метро просто не в состоянии содержать такие службы! И это ещё не всё! Сточные воды, грунтовые… А если прорвутся воды Москвы-реки? Для предотвращения попадания в подземные сооружения воды при возможных затоплениях во время наводнений вестибюли станций и определённые участки перегонов метро снабжены гидрозатворами. Разве может необученное и разномастное постапнаселение подземки кустарным способом из ворованной с поверхности солярки выработать столько электроэнергии?
— Как же тогда выкручиваетесь? — Ничего не понимаю.
— Смотрящие подсобили, как же ещё! — сказал он, как о само собой разумеющемся. — Это их агрегаты, их задача: откачка, привода и вентиляция. Мы туда не лезем, конструкции непонятные. Соответственно, электроэнергия подаётся лимитированно, для жилых боксов не хватает.
— Откуда подаётся?
— Из Преисподней, спаси господи! Из-под земли. Наверх выходят кабели, и никаких концов… Хочешь провести журналистское расследование?
— Не уполномочен. Да и желания особого нет, — честно признался я.
— Вот и у меня нет, а молодым шляться по глубинам не позволяю… Сделали, что смогли: опытным путём вычислили излишек, подсоединились и забираем помаленьку, стараясь не наглеть. А вот что-то малогабаритное сами чиним, ставим дополнительную вентиляцию на вновь обнаруженных объектах, если они нужны станциям.
— Гарнизон наверху на своих генераторах?
— Тоже на соске сидят, — отмахнулся он. — А ещё грибные плантации.
— И свинарники? — Я вспомнил ещё один неоднократно высмеянный способ получения метрошниками провианта.
— Не главное. Арбуз что, не рассказывал? Хреновенько у вас инструктажи проходят…
Не до инструктажей мне было, уважаемый.
— Как выяснилось, в метрополитене особо животноводством не увлечёшься, невыгодно. Чем кормить порося? Драконами? Я тебя умоляю… Пищевых отходов нет, всё сами подъедаем. Впрочем, я говорил это с самого начала, ещё при формировании ОСС, то есть Объединённого Совета Станций. Бестолковое дело, лишняя трата времени. В отличие от выращивания грибов…
К горлу подступила тошнота, уж больно омерзительной представлялась мне такая еда. На поверхности кто бы из собеседников ни вспоминал о метро-грибках, так обязательно кривил рожу.
— Что нос сморщил? Отличный продукт!
— Как-то не особо верится, — я не смог скрыть скептицизм.
— Умников наверху наслушался, понятно… Давняя практика! В восьмидесятых и девяностых годах прошлого века один из технологических тоннелей харьковского метрополитена, оставшийся после пуска станции, начал использоваться для обустройства грибных плантаций. Выращивали шампиньоны. Занималось грибоводством предприятие на хозрасчете. В специальных камерах электродепо на поверхности проращивали материал, ночью грузили на дрезину и опускали под землю. Урожай собирали круглый год! Принцип работы тоннельной вентиляции и регулирование температурной влажности в метро происходит за счёт теплоаккумуляционных свойств грунтов. Заложен ещё при проектировании, с учётом того, что средняя суточная температура зимой составляет минус двадцать два, а летом — плюс двадцать четыре градуса. В тоннелях постоянно поддерживается одна и та же температура воздуха. Так что опыт был, отчего не использовать? Тем более что в Департаменте идею приветствовали…
— Григорий Николаевич, позвольте спросить, откуда вы всё это знаете? — Я вытащил блокнот и ручку.
— До пузырения работал в метро. И сейчас работаю… Короче, о чём знаю не понаслышке, туда и попросился, в отличие от многих прочих. Подавляющее число попавших сюда играло в игрушки, в лучшем случае люди читали книжки. Вот и решил, что специалисты в таком дурном сообществе лишними не окажутся. Грибы обязательно попробуй, скоро обед! И вот что: иди-ка ты погуляй маленько, дай газету почитать спокойно! Как только позвонят с «Павелецкой», сообщу, будем решать, что делать с тобой дальше.
Внимательно осматривая «Новокузнецкую», смежные с ней южный и северный залы «Третьяковской», а также длинный пешеходный переход между ними, я невольно проникался уважением к труду детей подземелья.
Чертовски сложное хозяйство, это вам не по Зомбятнику на броневиках кататься. Зомбаки, конечно, твари страшненькие, однако прицельная стрельба по беспомощным медлительным увальням часто смахивает на расстрел, а ещё не угомонившиеся по неопытности фанаты зомбомира похожи на страдающих по автокрутяку инфантов. Торки, конечно, как-то выравнивают расклады, и всё же…
Надо признать, сталкерам живётся сложней, там бойких тварей много.
Как здесь — пока не знаю. Как в тюрьме, вот что приходит на ум.
Обустройство станций и поддержание систем жизнеобеспечения отнимает у людей много времени и сил, выручает лишь предусмотрительность предков. Что-то из спасательного потенциала было заложено заранее. При проектировании большинства станций подземки учитывалась возможность использования их в качестве убежища при чрезвычайных ситуациях. Под землёй есть аварийные автономные системы фильтрования и вентиляции, освещения и водоснабжения, запасные выходы, системы герметизации станций и вентиляционных шахт. По нормативам, московская подземка должна была обеспечивать укрытие населения в течение двух суток. За это время, по мнению экспертов по ядерной войне, уровень радиации спадёт до значений, при которых возможна эвакуация из зоны поражения.
Я ходил и смотрел, опытно выявляя ключевые моменты особенностей быта обитателей.
В нашей газете не принято рефлексировать, насмехаться над трудностями и выпячивать людские страдания. Никто из журналистов не описывает деталировку разрухи фразами: «Тут и там на бесплодной земле сектора валялись тряпки и обрывки картона, разбитые ящики и изогнутые прутья арматуры, полусгоревшие шины и зловонные кучи гниющего мусора… Заплаканные женщины сидели на сложенных картонных коробках, горестно заламывая руки, подавленные мужчины хмурились, осознавая, что ничем не могут помочь несчастным…»
