Я правда готов к трудностям.
— Черные маги держат своих учеников в ежовых рукавицах, — Регар встал из-за стола, собираясь сделать то, чего делать никогда не хотел. — Но я считаю, что их методы слишком мягкие. Если ты станешь моим учеником, я буду с тобой очень жесток. Может ты даже умрешь или захочешь умереть. Ты готов к этому? Сможешь ли ты вытерпеть все это и безоговорочно слушаться меня?
— Я могу выдержать все, — упрямо стоял на своем Леан. — Я ничего не боюсь.
— Это в тебе говорит твоя гордыня, — Регар стиснул зубы и избил собственного сына до полусмерти.
Он сломал множество костей в его теле, но упрямец не издал и звука. Леан лежал не в силах пошевелиться. Его лицо превратилось в неразличимое месиво крови и мяса. Внутри все горело, но ему было холодно. Он не чувствовал ног, руки его не слушались. Леан знал, что для обычного человека этого более чем достаточно чтобы умереть, и мысленно прощался с жизнью, но сдаваться не собирался. Тяжелый труд научил его тому, что чтобы получить что-то нужно терпение. Стать магом было его судьбой, и никакие препятствия не могли его остановить. Сердце Регара разрывалось на части и требовало сдаться. Никто и никогда не проходил через такие испытания чтобы стать чьим-то учеником. Ему не хотелось признавать, что корень его жестокости лежал в застаревшей ненависти к женщине, кровь которой текла в его сыне, которая убила его учителя, имя которого по иронии судьбы он носил. Несколько раз Регар подходил к нему и предлагал отступить, но Леан отказывался. Это случилось на закате, на рассвете Великий маг исцелил его.
После этого Регар продолжал давать ему самые разные задания и придумывать испытания, скорее по привычке и чтобы не быть голословным. Собственный поступок заставил его раскаяться. Вся злость ушла вместе с болью Леана от ран, которые он сам ему нанес, за то в чем парень был совсем не виноват. Помимо воли его привязанность к сыну росла, а каждое пройденное испытание заставляло им гордиться. Регар испугался, что размяк и совсем озверел. Он запирал парня в камере на несколько суток без еды и воды. Ослеплял его. Запугивал, кидая в пропасть и спасая в последний момент. Регар не задавал сыну сложных вопросов о магии, потому что прекрасно понимал, что тот выучил все, что только мог. В измученном, но насмешливом взгляде Леана он видел, что ни только не избавил его от гордыни, но и сделал ее сильнее. Парень вырос скромным и смиренным, но пережитые им тяготы и страдания укрепили в нем уверенность в собственной непобедимости.
— Миралисса ни за что не бросила бы меня! — воскликнул Корнан, направив на черного мага светящийся меч. — Это ты забрал ее!
— Так ты ее брат, — Диеш спустился на молочно белую землю, над которой словно рассыпали разноцветные блестки. — Теперь понятно.
— Ты должен отпустить ее! — за мгновение Корнан оказался перед ним, и их клинки схлестнулись. — У тебя нет никакого права удерживать мою сестру!
— Как ни странно, но ты прав, — Диеш сделал ложный выпад и отпихнул парня в сторону, у него не было никаких причин всерьез сражаться с ним. — Это Тилли сказала, что я удерживаю ее?
— Миралисса наверняка околдованна, — Корнан выпрямился и нанес очередной неуклюжий рубящий удар, но хоть его движения были и неумелыми, демоническая кровь наполнила его силой, способной отбросить несгибаемого Диеша Кагра назад. — И ты ответишь за все, что с ней сделал.
— Думаешь, я виноват перед ней? — задумчиво спросил Диеш, прекрасно понимая, что когда сознание белого мага придет в норму, он ничего не вспомнит об этом разговоре. — Думаешь, она меня ненавидит? Скорее всего все так и есть. Если в ее жизни есть тот, кого Тилли может возненавидеть, то это наверняка я. Но это не важно. И если бы я сам так не устал и не запутался бы во всем этом, то вряд ли стал это обсуждать с тобой. Чувства такая странная вещь. Вроде незначительная и неважная, но у них есть страшная сила. Они способны запутать и сломить сильнее любого заклинания или меча. Будь то любовь или ненависть. Страх или радость. Разве не забавно? Из-за чего ты сражаешься?
— Я убью тебя! — не слыша ничего закричал Корнан и снова ударил. — Верни мне сестру!
— Нет, — Диеш снова едва устоял, зато сумел легко отбросить противника назад. — И у меня нет времени на эти глупости. Так и знал, что не стоило тебя брать с собой. Нужно было запереть в Черном замке и разбираться с тобой, когда верну Тилли. Теперь вместо того чтобы спасать ее, я должен приводить в чувства ее обезумевшего брата.
— Зачем вообще тебе нужна Миралисса? — Корнан наносил удар за ударом, и каким бы мощным не был созданный демонической силой меч — в своих руках черный маг держал его личное оружие и ничего на свете не было прочнее, на светящемся белым светом лезвии появлялись зазубрины от встречи с ним. — Найди себе другую ученицу!
— Тебя забыл спросить, — Диеш перебирал в уме способы которыми мог бы очистить тело своего непутевого спутника от воздействия демонической крови. — Тилли тебе просто сестра, а не твоя собственность. Чего ради ты решаешь учиться ей у меня или нет?
— Все от того, что Миралисса красивая, да? — Корнан светился все сильнее, а его голос становился все ниже и походил на раскаты грома. — Она тебе нравится — поэтому ты держишь ее возле себя!
— Что? — Диешу захотелось его серьезно стукнуть. — Почему я должен это слушать? В первый раз в своей жизни, мне действительно интересно, чем я это заслужил?
— Ты!..
— Все хватит! — Диеш отпихнул его подальше и стал рыться в своем бездонном рюкзаке. — Я тут вспомнил, что не закончил свою работу. Мне нужно еще испытать свое зелье. — Поможешь?
Он выудил флакон с Тиллиаром и перехватив Корнана за белые волосы на затылке, насильно влил в него зелье. Парень захрипел, закашлялся, из его ослабевших рук выпал растаявший в воздухе светящийся меч, и он без сознания рухнул на землю.
В то время как Корнан спал, Диеш везде чертил очищающие руны, до тех пор пока не исчез этот молочный свет. Потому что он был отравлен демонической кровью или потому, что в нем не было столько древней магии противящейся разделенной, как в его сестре, зелье не подействовало на Корнана, как на Тилли и после пробуждения в нем ничего не изменилось.
— Что? — промычал он пересохшими губами. — Что случилось? Где эта
