Возможно, мнение Дж. Рескина будет предпочительно для искусствоведов (он сам из их числа), но для досужего наблюдателя (зсо я о себе) небрежность взгляда, пожалуй, предпочтительна. Поэтому легко даются метафоры. Здешний гуляка – одинокий муравей. В современной поэзии этот образ маячит не случайно. Львов, орлов и буйволов разобрали на геральдику, а муравьев оставили для скромных современников, почему не воспользоваться? Отбиться от своих, ощутить собственный размер и поспешно искать обратный ход в общежитие, в кучу – не обязательно быть муравьем, чтобы это почувствовать.
Памятник сэру Томасу Гоффу. Среди вашингтонских достопримечательностей значится, как мужская фигура. Автор – французский скульптор-импрессионист Jules Déchin, 1922 год. Крест от соседей, но здесь кстати.
Остается гадать, кем был сэр Томас. И где он сейчас (допустим на минуту). Может быть, служит в администрации Страшного суда? А что, если рискнуть и пожать сэру Томасу руку? Литература знает примеры. Последствия непредсказуемы, впрочем, вы, как хотите….
Хочется настроиться по здешнему камертону. Стараться специально не стоит, что нужно, приходит без усилий. Иначе, что мы тут делаем? Ясно, все они заодно – заказчик (родные и близкие) и скульптор, хотят восстановить на свой лад оборванное время. Мы пришли позже, и сейчас, как бы, посторонние. Без личной заинтересованности. Но наша собственная смерть при нас, дожидается, а пока осознается бессознательно, и служит оптимизму или, точнее, желанию жить.
Свеча, голубь, ангел или опечаленная дева – весь образный реквизит. В других местах можно перестараться, сфальшивить, как в плохой пьесе, здесь – никогда. Хорошего много не бывает – это про кладбище. Куда больше, чем на юбилее, хоть и там можно наслушаться… И не скажешь, что банальность… Совсем наоборот. Смерть – подходящий повод даже для плохих стихов. По крайней мере, здесь за это не убивают, даже, как жертвоприношение.
В Вашингтоне много памятников апологетического (прославляющего) характера. Что ни генерал, то памятник. В сюртуке, на лошади в широкополой шляпе. От кутюр американского милитаризма, в хорошем смысле, конечно. Естественно, лица различаются, но кто станет в них заглядывать, когда есть надпись на постаменте. Забота о сохранении памятников доверена Смисоновскому институту, США (Smithonian institution) и распространяется на кладбища. Здешние достопримечательности являются достоянием народа. Личная память, за давностью лет, возможно, потускневшая, поблекшая или позеленевшая (свойство бронзы, а не несварения желудка), теперь служит культурным наследием и отправляется в историю на вечное хранение.
Чем станет тогда этот некрополь: подобием холма, под которым Шлиман обнаружил Трою, дном высохшего моря, пустырем в развалинах древнего города? Муза истории Клио шутя оставляет позади цивилизации, накручивает нить времени виток за витком. Кому достанется читать полустертые эпитафии? И когда это будет. Но сейчас мы пришли вовремя…
Frederick Keep монумент, 1920 год, известного скульптора (James Earle Fraser) – создателя нескольких вашингтонских памятников.
Сэр Фредерик – видный бизнесмен, его жена Флоранс – личность, известная в социалистическом движении. Вместе с тем, состоятельная дама, ее вечернее платье много лет демонстрировалось в Американской коллекции одежды. Памятник мог бы стоять в античном некрополе с лавровым венком на голове сэра Фредерика. Но теперь успешные бизнесмены значат не меньше былых триумфаторов, пусть даже не подлежат обожествлению. Не иначе, как из скромности, и, вообще, ни к чему. Религия переместила потусторонний мир из подземелий на небеса, решительно отделив дух от плоти. И перспективы здесь (в небесах), на пути к сияющему Абсолюту, куда определеннее, чем в бессветном царстве Плутона.
Звезды мерцают, подмигивают. Мы ждем, мечтаем… и готовы разбавить воображение смутными догадками. Когда перспективы, связанные с заоблачными мирами, прояснятся, рядом с кладбищами будут строить обсерватории, и мощные телескопы позволят наладить двустороннюю связь. Не потому ли так настойчиво ищут там, где мир (наш и потусторонний) может оказаться единым. В бесплотном состоянии добраться можно, куда угодно. Возможностей больше, чем дырок в перцовом пластыре, вокруг жжет, горит и не пускает. но интуиция подсказывает, каналы есть и сигналы идут. Вселенную можно сложить, как блин, полить кленовым сиропом, отправить в рот и медленно пережевывать. Главное, нагулять аппетит… Философия оставляет этот вопрос открытым и правильно делает, хоть чье-то одобрение не имеет здесь никакого значения.
Но не терпится, и начинать нужно уже сейчас, даже вчера… Спиритизм – французское изобретение, перекочевавшее в Англию, сэр Артур Конан Дойл написал на эту тему целый трактат. В Вашингтоне спиритизм пользовался большой популярностью и был по-американски демократичен. Дух Цезаря или Наполеона значил не больше, чем дух дядюшки Джеймса.
Все мы хотим хотя бы еще раз переговорить с ушедшими, попросить прощения, попрощаться… окончательно… А то и попенять за несправедливое завещание. И такое случается.
Конечно, люди встречаются разные. Такими они и остаются потом. Мавзолей Гейриха (Heurich), созданный в 1895 году, много лет служил его владельцу при жизни. Христиан Гейрих – немецкий эмигрант, пивной король, положивший начало династии.
На кладбище мавзолей попал из семейного поместья, где простоял пятьдесят лет. Не только гробы летают, но и мавзолеи. Третья, последняя жена короля продала поместье после смерти мужа. Но прежде Герр Гейрих дожил до 103 лет, в девяносто пять мы видим его за конторкой (есть фото в «Lost Washington») в позе неуемного труженика. Мавзолей заполнялся, а он продолжал трудиться. Вечерами, возвращаясь с работы, заглядывал, наощупь ловил рукой бронзовую плоть кариатиды, открывал дверь собственным ключом, заходил, осматривался, присаживался на пустующую скамью. Свою скамью! Будущее виделось ровно и ясно, а пока нужно было варить пиво. Здесь нет иронии, такова жизнь. Герр Христиан делал все основательно. Конечно, он любил композитора Вагнера.
Духовная практика постоянно совершенствуется. Кладбище открывает простор воображению, нужно только захотеть. И дорога сюда совсем не длинна. В Германии – сказки братьев Гримм, во Франции – гиньоль, кукольный театр ужасов. В англоязычной культуре мир духов обустроен совершенно по-взрослому, с привлечением реальных маньяков – браконьеров на поле страстей человеческих. Джек Потрошитель – фигура не слабее епископа. Оба на свой лад любили добрую, старую Англию, старались, как могли. И кое-что получалось! Борьба за мораль – задача почетная, но несколько двусмысленная. Спасайся, кто может! – Призыв актуальный для церкви и запоздалый для кладбища. Возможно, со временем придумают нечто иное, а пока так…
Создать настроение на кладбище – отдельная тема. Когда спадает покров, открывается тайна, которую точнее всего назвать поэтической. Мысль эта не покидает. Кажется, ее – эту
