…Каждый канал прикрыт крышкой. Шагаешь по пятаку реактора, и тебя сопровождает цоканье крышек — нога становится сразу на две-три, и, стукаясь о горловину канала, крышка позванивает. Хотя и не рекомендуется, но, пробежав по пятаку, можно извлечь какую-нибудь мелодию, а потом доказывать попутчикам, что это было попурри из известных песенок… Впрочем, вести вольготно себя на реакторе можно только сейчас, когда все две тысячи каналов пусты, а из активной зоны ядерное топливо изъято.
— Итак, поступил приказ об остановке «Ивана», — рассказывает Садовников, — Было полностью выгружено топливо, заменены все «сборки», которые опускались в реактор. Два водовода обеспечивали реактор водой. Этой системе всегда придавалось особое значение, потому что ни в коем случае реактор не должен был оставаться без воды — если не было бы теплосъема, то произошел бы перегрев активной зоны, а затем и взрыв. Отсутствие охлаждения и привело, в частности, к чернобыльской катастрофе… У «Ивана» было прямоточное охлаждение, то есть из промышленного водоема № 2 поступала вода в реактор, а затем возвращалась туда же. Сейчас эта система остановлена, но сделана другая — аварийного расхолаживания. Она начнет работать, если вдруг возникнет так называемое «явление саморазогрева графита»… В общем, реактор находится под постоянным наблюдением инженерных служб и комбината «Маяк», и Госатомнадзора. Регулярно проводятся контрольные измерения как активной зоны, так и всех конструкций, чтобы никаких непредвиденных ситуаций здесь не случилось.
Строка истории. Из воспоминаний И. Бугримовича: «Строительство реактора стало для меня не только инженерной школой, но и школой жизни. Здесь я узнал такие стороны человеческой натуры и человеческих взаимоотношений, с которыми раньше никогда не встречался. Особенно поучительной была работа с заключенными… Они живут по своим неписаным правилам, и эти правила, если хочешь утвердить себя как руководителя, надо знать и умело использовать. С заключенными, во-первых, нельзя заигрывать, во-вторых, их нельзя обманывать. Обманешь — потеряешь авторитет, а если потеряешь авторитет — все. Могут даже в карты проиграть. Лучше всего такого руководителя быстренько убрать. Мне заключенные сами рассказывали, как они на гидроузле забетонировали одного прораба. Только через два года, когда кто-то «раскололся», его выдолбили. «Как живехонький, — говорят, — стоял». Мне в конце концов удалось установить с ними нужные отношения… Сам пахан ко мне не подходил никогда. В хромовых сапожках, в костюмчике с иголочки, он стелил кошму и весь день сидел на дне котлована. При нем партнер для игры в карты и человек для поручений. То есть он не работал. Но если к нему подходили и жаловались, что не хочет работать кто-то другой, меры принимались незамедлительные. Подзовет бригадира, огреет его вдоль спины палкой (для таких целей у пахана была специальная палка), и бригада начинала работать как зверь. Иногда, правда, обходилось без битья, просто подзовет, что-то скажет, но сказанное действовало не хуже скипидара».
— Вывод реактора из эксплуатации на первый взгляд может показаться делом несложным, мол, а что тут особенного?! — говорит Виталий Иванович Садовников. — Но мне как специалисту и как директору завода этот процесс доставляет немало головной боли. И не будет большим секретом, если я скажу, что работающий реактор вызывает у меня меньше хлопот и забот, чем «замороженный». А дело в том, что нет еще опыта эксплуатации реакторов, которые законсервировали. А за ними глаз и глаз нужен… И вновь комбинат «Маяк» в лидерах, потому что здесь мы опять делаем то, что никто не делал! У нас есть концепция вывода реактора, и она согласована с ведущими специалистами мира, в частности, Франции и Англии. Всего предполагается несколько этапов работ. Первые пять лет, и мы проводим тщательную «инвентаризацию» всего комплекса — изучаем все конструкции, нет ли в них изменений. А затем «уходим» уже на тридцать лет — это второй этап. За это время активность спадет, и тогда уже будем решать, что делать с реактором дальше… Думаю, что мы оставим его дальше в том же состоянии, не будем его трогать, то есть убирать какие-то конструкции, изменять их, как это предлагают чаще всего неспециалисты. Через тридцать лет реактор не будет представлять никакой опасности для окружающей среды, и лучше всего его не трогать… Именно сейчас очень ответственный этап. Реактор находится глубоко под землей, а потому все сточные и подземные воды могут как-то взаимодействовать с корпусом, и мы должны тщательно следить за всеми подобными процессами. Сейчас я могу со всей ответственностью заявить, что никаких вредных или опасных изменений и выноса активности нет. Повторяю, контроль ведется весьма тщательный, потому что мы прекрасно понимаем, насколько важно понимать и прогнозировать все, что происходит внутри «Иванов» и вокруг них.
В центральном зале «Ивана», тут же у пятака находится «Катерина» — так реакторщики называют установку, созданную для того, чтобы облучать разные материалы. И об этом следует рассказать особо, так как, вполне возможно, для многих специалистов начинается их вторая жизнь. По крайней мере, новая — это точно!
Вокруг реактора очень много разнообразных помещений. Из них оборудование вывозится — оно необходимо в других цехах завода или на других предприятиях комбината, а огромные залы пустуют. Даже бывший главный пульт управления демонтирован, и теперь «мозг» реактора напоминает огромный пустующий склад… Шаги гулко отдаются в пространстве, и это действует, поверьте, угнетающе. Такое впечатление, что люди собрали свои вещи и куда-то уехали… К счастью, такая обстановка не везде, так как на реакторном заводе постоянно стараются создавать новые рабочие места, чтобы занять тех, кто раньше работал на реакторе. Естественно, это конверсионные направления. И связаны они с использованием радиационных технологий.
К сожалению, «конверсионные старты» чаще всего бывают неудачными. И дело не в том, что физики предлагают нечто известное или ненужное — напротив, все восхищаются их идеями и материалами. Однако промышленность в кризисе, предприятия «упали», а, следовательно, им уже не до новшеств. Тут лишь бы выжить, но и это не всегда удается…
Директор завода привел нас в один из конверсионных цехов. Здесь было пусто…
— Тут наша боль, или даже горе от ума, — говорит Виталий Иванович Садовников, — Это установка для производства специальной пленки, которая используется в качестве сырья для микроисточников тока. К примеру, батареек для часов. Мы установили контакты с заводом точных камней. Там выпуск продукции составлял 30–35 процентов, остальное шло в брак. А наши пленки без изменения технологии, на том же самом оборудовании позволили сначала поднять выпуск качественной продукции до 80 процентов, а затем и до 98–99! Естественно, к нам сразу же посыпались заказы. В общей сложности в год нужно было 600 килограммов такой пленки. Это большое количество, так как толщина ее 20–25 микрон. Однако постепенно объем заказов уменьшался, а сейчас стал нулевым, так как наши партнеры практически перестали выпускать свою продукцию — японцы их полностью вытеснили с рынка. Кстати, и нам они «перекрыли» все пути к западным партнерам, так как они давно уже господствуют на мировом рынке в этой области, и потеснить их, на мой взгляд, практически невозможно… А дело вот в чем: мы занимаемся не конверсией, а конвульсией, потому что живем на остаточном принципе. Стараемся не вкладывать средства в конверсию, а использовать старые приборы и технологии. Это порочный путь, и к успеху он не приведет. Научно-технический потенциал нашей отрасли велик. Но разумно использовать его мы не можем, так как нет средств. А без них на мировой уровень продукции не выйдешь — это аксиома экономики.
…Путешествие по «Ивану», наверное, имеет смысл закончить на «отметке минус 13 метров». Именно здесь находится нынешний пульт управления, а точнее — контроля остановленного реактора.
Здесь мы застали одного дежурного.
— Все как всегда, — коротко ответил он на наш вопрос. — А что может быть?!
И уже ни о чем не надо спрашивать, потому что атомный богатырь спит спокойно, и это главное, потому что не следует забывать, что идет эксперимент по выводу реакторов из эксплуатации. И от его успеха зависит будущее атомной энергетики не только России, но и всего мира.
В прошлом комбинат «Маяк» был первенцем в создании самых мощных плутониевых реакторов, сегодня он среди пионеров по консервации атомных гигантов. «Маяк» по-прежнему остается маяком нашей атомной промышленности.
Вагон для академиков
Сталин запретил им летать. Он не доверял авиации, предпочитал поезд, в крайнем случае — автомобиль.
Сталин не разрешал пользоваться самолетами всем, кем дорожил. Академик Курчатов, член-корреспонденты Кикоин и Арцимович теперь были в числе этих людей.
