— Конечно, человек многолик, — сказал доктор Вайнбургер, неожиданно ударив кулаком по столу. — Но вся цель цивилизации в том, чтобы держать насильника, убийцу, лжеца и жулика в заключении, подавлять их. А вы, похоже, говорите, что мы должны открыть клетку и позволить всем нашим маргинальным убийцам бродить на свободе. — Доктор Вайнбургер раздраженно дернул левым плечом, посылая инертное тело доктора Муна в медленное путешествие по своей орбите, пока оно не прислонилось к более мягкому, но не менее раздражительному плечу доктора Манна.
— Верно, Люк, — сказал доктор Манн, холодно глядя через стол на доктора Райнхарта. — Тот факт, что у нас внутри есть дурак, — еще не причина считать, что ему надо дать возможность себя проявить.
Доктор Райнхарт взглянул на часы, вздохнул, достал кубик, перекинул его из правой руки в левую и взглянул на него.
— Черт, — сказал он.
— Прошу прощения? — спросил доктор Кобблстоун.
— Идея выпустить на свободу насильника, убийцу и дурака кажется идиотской, — продолжал доктор Райнхарт, — тюремщику, которого называют нормальной, рациональной личностью. Точно так же, как идея освободить пацифиста кажется идиотской тюремщику с личностью убийцы. Но нормальная личность сегодня — это диссертация по тщетности, скуке и отчаянию. Дайс-терапия — это единственная теория, которая предлагает выжечь всё это на корню.
— Но социальные последствия… — начал доктор Кобблстоун.
— Социальные последствия нации людей, живущих по воле Жребия, по определению являются непредсказуемыми. Социальные последствия нации нормальных личностей очевидны: страдание, конфликт, насилие, война и всеобщая безрадостность.
— Но я всё равно не понимаю, что вы имеете против честности, — сказал доктор Кобблстоун.
— Честность и искренность? — сказал доктор Райнхарт. — Господи! Это худшее из того, что может быть в нормальных человеческих отношениях. «Ты правда меня любишь?» Этот абсурдный вопрос, такой типичный для наших больных умов, всегда должен получать ответ «О Боже, НЕТ!» или «Моя любовь больше, чем простая реальность; она в воображении». Чем больше человек пытается быть честным и искренним, тем больше он будет заблокирован и зажат. На вопрос «Что ты на самом деле обо мне думаешь?» следует всегда отвечать ударом в зубы. Но если бы кого-нибудь попросили: «Расскажи мне, что ты обо мне думаешь, со всей фантазией и воображением», человек был бы свободен от этой невротической потребности в единстве и правде. Он мог бы выразить любое из своих конфликтующих «я», — естественно, каждый раз одно из них. Он был бы способен играть каждую роль с полной отдачей. Он был бы в согласии со своей шизофренией.
Доктор Райнхарт поднялся.
— Не возражаете, если я похожу немного? — спросил он.
— Продолжайте, — сказал доктор Вайнбургер.
Доктор Райнхарт зашагал взад-вперед перед длинным столом, в какой-то момент его движение совпало с покачиванием доктора Муна между плечами двух его коллег.
— А теперь о том, как всё это работает на практике, — снова начал он. — Начинать дайс-терапию с пациентом трудно. Его сопротивление случайности сегодня столь же велико, как сопротивление сексуальной мифологии Фрейда семьдесят лет назад. Когда мы просим типичного несчастного американца позволить Жребию принять решение, он соглашается, только если думает, что это временная игра. Когда он видит, что я всерьез ожидаю от него принятия важных решений случайным образом, он неизбежно мочится в штаны.
Фигурально выражаясь. В большинстве случаев это первичное сопротивление — мы называем его «мочиться в штаны» — преодолевается и начинается собственно терапия.
Нам приходится начинать самыми тривиальными способами. У психотика нет свободных сфер, чтобы быть спонтанным и оригинальным. У невротика их немного, у нормальных, «здоровых» людей, как вы, их всего ничего. Все остальные сферы контролируются диктатурой личности. Задача дайс-терапии, как и задача революции в мире в целом, — расширить свободную территорию.
Сначала мы работаем в сферах, где нет особой угрозы нормальной личности. Как только пациент понял основные правила и проникся духом игры, мы распространяем решения Жребия на другие сферы.
— Что именно ваши пациенты делают с кубиками? — спросил доктор Кобблстоун.
— Ну, сначала мы даем Жребию принимать решения за пациента там, где у него есть противоречия. «Был и другой предо мною путь, но Жребий приказал направо мне свернуть — и это решило всё остальное»[123]. Так написала Красная Шапочка, так все мы и должны поступать. Пациенты немедленно начинают получать удовольствие от такого использования Жребия.
Мы также показываем им, как использовать Жребий в качестве вето. Всякий раз, когда они собираются что-то сделать, мы просим их потрясти кубик, и если выпадает шестерка, им запрещается это делать. Они должны попросить Жребий выбрать для них что-нибудь другое. Вето— прекрасный метод, но трудный. Большинство из нас идут по жизни механически, не задумываясь. Мы учимся, пишем, едим, флиртуем, заводим внебрачные связи, трахаемся — как результат привычных моделей поведения. Бах — появляется вето Жребия: оно будит нас. В теории, мы стремимся получить безупречного Человека Случая, человека без привычек или моделей поведения, который ест от нуля до шести-семи раз в день, спит бессистемно, случайным образом сексуально реагирует на мужчин, женщин, собак, слонов, деревья, арбузы, улиток и так далее. На практике, конечно, мы так высоко не метим.
Вместо этого мы вначале позволяем пациенту решать, как использовать Жребий. Конечно, рано или поздно он загонит себя в какую-то маленькую щелку дайс-жизни, где ему нравится позволять Жребию играть с ним. Если его не подтолкнуть, он застрянет там навсегда.
— Как вы преодолеваете нежелание пациента расширять использование жребия? — спросил доктор Кобблстоун. Он казался заинтересованным.
Доктор Райнхарт остановился перед ним и улыбнулся.
— Чтобы преодолеть это вторичное сопротивление — мы называем его «запором», — мы в основном используем метод испуга. Мы велим пациенту бросить Жребий, чтобы решить самую большую из его проблем: «Предложите Жребию вариант забраться в кровать к вашей матери и начать ее лапать». «Пусть Жребий решит, стоит ли вам говорить: "Да пошел ты, папаша!"». «Бросьте Жребий, чтобы узнать, уничтожать ваши дневники или нет».
— И что происходит?
— Как правило, пациент или делает в штаны, или падает в обморок, — сказал доктор Райнхарт. Он опять начал ходить взад-вперед, хмуро глядя в пол. — Но когда он приходит в себя, мы предлагаем нечто чуть менее опасное, но всё же за пределами его прежней сферы дайс-жизни. С чувством крайнего облегчения он соглашается. — Лицо доктора Райнхарта прояснилось, и он улыбался каждому из докторов, проходя мимо них.
— Потом все идет своим чередом. В течение месяца, как мы надеемся, он добьется либо экстатического освобождения — и закончит дайс-терапию — либо психоза. Психотический срыв вызван его потребностью избежать признания, что он может играть роли, что он может меняться, что он может решить свои проблемы. Он не может смириться с фактом, что свободен и на самом деле не является беспомощным, достойным жалости субъектом, как его приучили думать его иллюзии.
Он чувствует себя освобожденным, когда осознает, что его кошмарные проблемы могут быть решены, но они уже не его, чтобы дальше беспокоиться о них: они переложены на квадратные плечи игральных кубиков. Он испытывает восторг. Он переживает передачу контроля от иллюзорного «я» Жребию как трансформацию или как спасение. Что-то вроде того, как новообращенные христиане отдают свои души Христу или Богу, или ученик дзэн или даос отдает себя Дао. Во всех этих случаях игра под контролем эго прекращается и ученик отдается силе, которая ощущается как внешняя.
Позвольте мне процитировать вам, что пишет о своем опыте один из наших учеников. — Доктор Райнхарт вернулся к своему стулу, извлек из портфеля какие-то бумаги и начал читать одну из них.
Это было прекрасно. Это было настоящее религиозное чувство, нечто духовное. Внезапно я стал свободен от всех моих заскоков с изнасилованием маленьких девочек и траханьем мальчиков. Я отказался от борьбы и отдал всю эту гадость в руки Жребия. Когда он приказывал насиловать, я насиловал. Когда он приказывал воздерживаться, я воздерживался. Никаких проблем. Когда он велит: «Лететь в Перу», я лечу в Перу. Это как оказаться героем фильма, которого я никогда раньше не видел. Он ужасно интересный, и я в нем звезда. В последние пару месяцев я даже не удосужился дать Жребию какие-то варианты про маленькую девочку или маленького мальчика. Не знаю, всё это так завораживает, что я просто забыл все свои прежние порывы.
