Но это смешно. Когда я делаю любую из этих вещей, играю любую из этих ролей, другие «я» не удовлетворены. Вы должны помочь мне удовлетворить одно «я» так, чтобы другие почувствовали, что их тоже каким-то образом приняли во внимание. Сделайте так, чтобы они заткнулись. Вы должны помочь мне взять себя в руки и перестать разбрасываться по всей чертовой вселенной, на самом деле ничего не делая».
Доктор Райнхарт поднял взгляд и улыбнулся.
— Наша западная психология пытается решить проблему О. Б., настаивая, чтобы он сформировал какую-то одну цельную личность, подавил свою естественную множественность и выстроил одно доминирующее «я», контролирующее другие. Это тоталитарное решение означает, что ему нужно содержать большую регулярную армию энергии, чтобы сокрушать усилия второстепенных «я» по захвату власти. Нормальная личность существует в состоянии постоянного мятежа.
— В чем-то из этого есть смысл, — добавил доктор Экштейн, желая помочь.
— В теории Жребия мы пытаемся свергнуть тоталитарную личность и…
— Массам нужен сильный лидер, — перебил доктор Мун. Последовавшую-тишину нарушало только его неровное дыхание.
— Продолжайте, — сказал доктор Вайнбургер.
— Это всё, что я имею сейчас сказать, — ответил доктор Мун, закрывая заслонки на красных печках своих глаз и начиная клониться к плечу доктора Манна по медленной дуге.
— Продолжайте, доктор Райнхарт, — сказал доктор Вайнбургер с каменным лицом, но его руки комкали листы бумаги, лежавшие перед ним, — словно осьминоги, уничтожающие кальмара.
Доктор Райнхарт взглянул на свои часы и продолжил:
— Благодарю. В нашей метафоре — которая обладает той же замечательной степенью научной точности и строгости, что и знаменитая притча о Суперэго, Эго и Ид Фрейда, — в нашей метафоре анархичный, ведомый случаем человек на самом деле управляется великодушным деспотом — Жребием. На ранних стадиях терапии только несколько «я» способны предложить себя Жребию в качестве вариантов. Но по мере того, как ученик продвигается вперед, появляется всё больше и больше различных «я», желаний, ценностей и ролей; человек растет, расширяется, становится более гибким, более разнообразным. Способность доминирующих «я» свергнуть Жребий снижается, исчезает. Личность разрушена. Человек свободен. Он…
— Я не вижу необходимости в том, чтобы доктор Райнхарт продолжал, — сказал доктор Вайнбургер, вдруг встав с места. — Хотя, по весьма дельному замечанию доктора Экштейна, в чем-то здесь есть смысл, сама идея, что разрушение личности есть путь к психическому здоровью, может быть отвергнута на априорных основаниях. Мне нужно лишь напомнить вам, джентльмены, первое предложение блестящего учебника доктора Манна по психопатологии: «Если у человека есть сильное чувство своей идентичности, постоянства вещей и цельности «я», он будет в безопасности». — Он улыбнулся доктору Манну. — Следовательно, я перехожу…
— Именно так, — сказал доктор Райнхарт. — Или, точнее, почти именно так, сэр. Мы всегда всё отвергаем на априорных, а не на эмпирических основаниях. Мы никогда не рассматривали возможность того, что сильный человек способен уничтожить свою личность и стать более многообразным, счастливым и творческим, чем он был раньше. Первое предложение нашего учебника будет звучать так: «Если человек сможет добиться прочной уверенности в своей непоследовательности и ненадежности, сильного позитивного ощущения непостоянства вещей и разрозненного, неструктурированного хаоса различных «я», он будет чувствовать себя в поливалентном обществе абсолютно как у себя дома — он будет счастлив».
— У нас есть множество эмпирических данных, связанных с разрушением личности, — тихо сказал доктор Кобблстоун. — Наши психиатрические больницы переполнены людьми, у которых есть ощущение разрозненного, неструктурированного хаоса различных «я».
— Да, у нас есть такие данные, — спокойно ответил доктор Райнхарт. — Но почему эти люди там?
Ответа на этот вопрос не последовало, и доктор Райнхарт, выждав, пока доктор Вайнбургер сядет, продолжил:
— Ваши терапевтические методы пытались дать им ощущение целостного «я» и потерпели неудачу. Но может ли быть так, что желание не быть единым, не быть цельным, не иметь одну личность является естественным и фундаментальным человеческим желанием в нашем поливалентном обществе?
Снова наступила тишина, было слышно только затухающее дыхание доктора Муна и как доктор Вайнбургер раздраженно прочищает горло.
— Всякий раз, когда я думаю о западных психотерапевтических методах последних ста лет, — продолжил доктор Райнхарт, — мне кажется невероятным, что никто не признает практически полного провала этих методов в излечении человеческого несчастья. Как заметил доктор Раймонд Фелт, «соотношение спонтанной ремиссии симптомов и доли предполагаемых "исцелений" с помощью психотерапии различных школ, по существу, остается неизменным на протяжении всего XX века».
Почему наши усилия по излечению невроза были столь неизменно безуспешными? Почему цивилизация распространяет неудовлетворенность быстрее, чем мы успеваем разрабатывать новые теории о том, откуда она берется и что нам с ней делать? Наша ошибка становится очевидной. Мы перенесли из простых, единообразных, стабильных обществ прошлого образ идеально нормального человека, который абсолютно неверен для наших сложных, хаотичных, нестабильных и многополярных урбанистических цивилизаций сегодняшнего дня. Мы полагаем, что «честность» и «искренность» имеют для здоровых человеческих отношений первостепенную важность, а ложь и притворство в анахроничной этике нашего времени считается злом.
— Но… доктор Райнхарт, вы же не можете… — сказал доктор Кобблстоун.
— Нет, сэр. К сожалению, я серьезен. Каждое общество основано на лжи. Наше сегодняшнее общество основано на конфликтующих формах лжи. Человек, который жил в простом, стабильном обществе, где существовала только одна форма лжи, впитывал систему одной формы лжи в свое единое «я» и пользовался ею всю оставшуюся жизнь, не встречая возражений со стороны своих друзей и соседей и не сознавая, что девяносто восемь процентов его убеждений иллюзорны, ценности искусственны и произвольны, а большинство его желаний комично направлено совсем не на то.
В нашем обществе, где существует много форм лжи, человек впитывает хаос конфликтующей лжи, и его друзья и соседи ежедневно напоминают ему, что его убеждения не являются всеобщими, что его ценности суть личные и произвольные, а его желания часто направлены не на то. Мы должны осознать, что требовать от этого человека честности и верности себе, когда его противоречащие друг другу «я» дают множественные противоречащие друг другу ответы на большинство вопросов, есть верный и экономный метод довести его до безумия.
С другой стороны, чтобы освободить его от этого нескончаемого конфликта, мы должны убедить его дать себе волю играть, притворяться, лгать. Мы должны дать ему средства для развития этих способностей. Он должен стать дайсменом, Человеком Жребия.
— Вот видите! Видите! — перебил доктор Пирмен. — Он только что признался в поддержке терапии, которая поощряет ложь. Вы слышали?
— Полагаю, мы все слышали, что сказал доктор Райнхарт, спасибо, доктор Пирмен, — сказал доктор Вайнбургер, продолжая терзать бумагу. — Доктор Райнхарт, вы можете продолжать.
Доктор Райнхарт взглянул на часы и продолжил.
— Когда все люди лгут уже самим фактом пребывания в обществе, где существует множество форм лжи, только больные пытаются быть честными и только очень больные требуют честности от других. Психологи же, конечно, убеждают пациента быть искренним и честным. Такие методы…
— Если наши методы настолько плохи, — резко спросил доктор Вайнбургер, — почему тогда некоторые из наших пациентов все же выздоравливают?
— Потому что мы поощряли их играть новые роли, — быстро ответил доктор Райнхарт. — В основном роль «честного» человека, но также и роли чувствующего вину, согрешившего, угнетенного, узнавшего откровение, сексуально свободного и так далее. Конечно, пациент и терапевт находятся под действием иллюзии, будто они добираются до истинных желаний, тогда как на самом деле они всего лишь высвобождают и развивают новые, другие «я».
— Хорошая мысль, Люк, — сказал доктор Экштейн.
— Ограничения, налагаемые на это исполнение новой роли, катастрофичны. От пациента требуют добраться до своих «истинных» чувств и таким образом стать цельным и единым. В открытии непрожитых ролей, в поисках своего «истинного я» он может испытывать краткие периоды освобождения, но, как только его заставят возвести на престол некое новое «я» в качестве истинного, он снова почувствует себя запертым и разделенным. Только дайс-терапия признает то, что все мы знаем, но предпочитаем забывать: человек многолик.
