Эта фраза экс-жандарма заставила всех улыбнуться. Напряжение спало. Разговор потёк по сугубо деловому руслу.
— Будем подводить итоги? — прихлопнул по столешнице ладонью Васич. — Что мы имеем? С одной стороны, хорошо продуманный и готовый к реализации план побега. С другой стороны, Савинкова с его непредсказуемым поведением. Делаем вывод: план побега оставляем в силе; детально прорабатываем контрмеры против всех возможных действий Савинкова.
* * *
Я сидел на квартире, за окном которой поблёскивала гладь Екатерининского канала. Часы пробили десять. Время начала операции. В эти минуты группа неизвестных в офицерском прикиде, без погон, но с полумасками на лицах, во главе со Львовым, лицо которого открыто, нейтрализуют охрану у покоев царской семьи. Николай с супругой и детьми уже готовы. Царь сбрил усы и бороду, все одеты в простые одежды. Львов объясняет удивлённому Николаю присутствие масок на лицах его освободителей: им ещё жить в России. Царь абсолютно доверяет Львову, потому такого объяснения ему достаточно. Сейчас все выйдут через заднее крыльцо и скроются среди парковых деревьев. Долго мучить ноги им не придётся. На ближайшей аллее их ждёт крытый грузовик с красными крестами по бортам. Не царское, конечно дело, разъезжать на подобном транспорте, но так и случай особый.
Звонит телефон. В трубке голос Алехновича:
— Они здесь!
Сразу следует отбой, но мне и так всё понятно: на аэродроме засада. И не важно, будут ли брать царскую семью живьём, или перестреляют на месте – пришла пора приводить в действие запасной вариант.
Еду на перехват санитарного грузовика. Как и условились, они ждут меня на перекрёстке. Проезжаю мимо без остановки. Они должны последовать за мной. Оборачиваюсь. Всё в порядке. Дорога, по которой мы сейчас едем, ведёт, разумеется, не к аэродрому. Впереди показалась полоска воды. Грузовик притормаживает и отстаёт. Подъезжаю к причалу, возле которого меня ждёт тральщик «Китобой»…
* * *
Тральщик «Китобой», если вы помните, использовался в качестве офицерского штрафбата. До недавнего времени…
Этот вопрос председатель Центробалта Дыбенко поднял, чуть ли не в самом начале разговора.
— Ну, учудил ты тогда в Кронштадте, товарищ Ежов, — усмехаясь в усы, сказал он.
— Ты что имеешь в виду? — решил уточнить я. — Я ведь тогда много чего, как ты выражаешься, «учудил».
— Да с тральщиком «Китобой», — уточнил матрос.
— Ну, это было чудо во спасение. Перебили бы офицеров-то.
— Да это я понимаю, — продолжил улыбаться Павел. — Только теперь пора с этим кончать, как ты думаешь?
— Думаю, пора, — согласился я. — Офицеры нужны на кораблях, да и поняли они, наверное, уже кое-что. Вот только сразу расформировывать экипаж тральщика не стоит.
— Это ещё почему? — удивился Дыбенко.
— Надо присмотреться к офицерам в обычной обстановке, без конвоя. Как они себя поведут? Не зря их всё-таки в штрафники сослали.
Дыбенко задумался.
— Пожалуй, ты прав, — согласился он с моим предложением. — Только кто же за ними приглядывать будет, когда конвой снимем?
— А давай назначим им комиссара? — предложил я. — Есть у меня один товарищ на примете…
* * *
Тральщик «Китобой» был в нашем плане частью запасного варианта, который теперь стал основным. Это по моему запросу он прибыл сюда из Кронштадта.
У трапа меня встретил комиссар корабля Берсенев. Именно его фамилию я назвал в том разговоре с Дыбенко.
— Ну как ты тут? — спросил я, пожимая мичману руку. — Нашёл общий язык с командой?
Берсенев лишь неопределённо пожал плечами.
— С кем-то нашёл, с кем-то не очень. Ты лучше ответь, что у тебя с Наташей, почему она всё время о тебе спрашивает; вы что, перестали встречаться?
На этот непростой вопрос я ответить не успел. У трапа остановилась санитарная машина. Из кузова повыскакивали люди в полумасках и устремились к трапу. Дневального нейтрализовали, а вот Берсенев успел расстегнуть кобуру. Пришлось придержать его за руку.
— Не стоит, Вадим.
Он удивлённо посмотрел на меня. Нас окружили и обезоружили. Через несколько минут корабль был захвачен. Команду, присовокупив к ней меня, собрали на шкафуте. С краткой речью к нам обратился Львов:
— Господа! Мы такие же патриоты России как, надеюсь, и все вы. К захвату корабля нас вынудили обстоятельства. Наш долг спасти от расправы одну русскую семью. Для этого мы должны выйти в море и там дождаться подхода шведского судна «Северная звезда», которое выйдет сегодня из Петрограда под флагом Красного креста. Мы должны будем подойти к борту судна и пересадить на него охраняемых нами пассажиров. После этого ваша миссия будет окончена. Надеюсь на ваше понимание, господа. Делайте всё правильно, и никто не пострадает.
После этой речи всех членов экипажа свободных от вахты, а также Берсенева заперли в одном из кубриков. Меня же отконвоировали на мостик. Командир хмуро на меня покосился и продолжил отдавать команды. Он меня явно узнал. Не мог не запомнить, как я отмазал его тогда, во время трибунала. Но тёплых чувств ко мне почему-то не испытывал. Львов сказал, обращаясь ко мне, но так, чтобы это слышали все находящиеся в рубке:
— Вы, господин Ежов, наша страховка на случай непредвиденных обстоятельств. Если что пойдёт не так, ваша пуля первая!
* * *
Самым сложным было пройти мимо Кронштадта. Нас запросили: «Китобой», куда следуете? Львов приказал сигнальщику:
— Семафорь: На борту командир Красной Гвардии Ежов. Следуем в Гельсингфорс.
Для пущей убедительности меня вывели на открытую часть мостика. Разглядели меня в бинокль или нет – не знаю, но с берега передали: «Счастливого плавания!»
«Северная звезда» показалась ближе к вечеру. Мы просигналили: «Прошу принять на борт пассажиров» и получили добро.
Львов покинул борт последним, когда царская семья была уже на «Северной звезде». Обращаясь к команде, он сказал:
— Благодарю вас, господа! Как только «Северная звезда» выйдет в нейтральные воды, судно будет освобождено.
До ночи проболтались близи берега на траверзе Сестрорецка. Потом велели спустить шлюпки. Когда две шлюпки заколыхались на волнах, один из членов команды обратился к командиру захватчиков:
— Господа! Возьмите меня с собой.
Человек в маске ненадолго задумался, потом кивнул.
— Хорошо! Есть ещё желающие покинуть корабль?
Вышел ещё один офицер.
— В кубрике тоже могут найтись желающие, — сказал он.
В общей сложности борт вместе с захватчиками покинули пять офицеров. Командир проследил взглядом за исчезающими в темноте шлюпками, потом обратился ко мне:
— Что дальше?
— Идём в Кронштадт, — вздохнул я. — Буду докладывать о случившемся.
* * *
Дыбенко смотрел на меня с сочувствием.
— Да, браток, угораздило тебя, — сказал он. — Ты хоть знаешь, кого из Петрограда вывез?
Я неопределённо пожал плечами.
— Наверное, семью какого-нибудь генерала или министра.
— Бери выше, — поднял указательный палец Дыбенко. — Самого Николашку с семьёй ты вывез!
— Да нет, — отмахнулся я, — не может такого быть. Бабу я, правда, не разглядел, она платком прикрывалась, но мужика рассмотрел хорошо – не царь это был!
— Как определил? — усмехнулся Дыбенко.
— Так ни усов, ни бороды у него не было.
— Без усов, значит уже и не царь? — укорил Дыбенко. — А то, что он мог их сбрить, ты не подумал?
— Нет, — потерянно признался я.
— Ладно, браток, шибко-то не кручинься, — ободрил меня Дыбенко. — Не ты им побег организовывал, а что сплоховал маленько, так то со всяким случиться может. Да и не пошёл им этот побег впрок.
— Как это? — удивился я.
— Недавно СОС приняли, — пояснил Дыбенко. Уже у берегов Швеции подорвалась «Северная звезда» на плавучей мине. Видно её недавним штормом с якоря сорвало и в судовой ход вынесло. Так то…
Холод сковал мою душу.
— И что, никто не спасся?
— Кого-то там шведы подобрали, но не царя точно.
— Откуда известно?
— Наши в Гельсингфорсе ихние переговоры слышали.
— Выходит, они знали, что на борту была царская семья?
— Выходит так.
ГЛЕБУпрекнуть себя было не в чем, но настроения эта мысль не прибавляла. Блестяще проведённая операция завершилась провалом, пусть и за пределами нашей зоны ответственности. О гибели царской семьи теперь трубили уже все газеты. В России открыто скорбела разве что церковь. Политики, на этот раз, проявили сдержанность. Народ открыто ликовал, хотя по домам многие, верно, помянули царя-батюшку. Нас, если честно, больше волновала судьба Львова. В списках спасённых его фамилия не значилась. Но Макарыч предложил не торопить события. И оказался прав. Через неделю после гибели «Северной звезды» в Питере объявился Кравченко. Его рассказ заставил нас по-другому взглянуть на гибель парохода.