Над этой странно освещенной долиной дул холодный сухой ветер и нес с собой вздыхающие, поющие звуки, мягкую печальную мелодию. Валентайн шел и шел, но горы не становились ближе, пески пустыни тянулись бесконечно, а он все шел, чтобы не угасла последняя искра света. Силы его слабели. Грозные миражи проносились перед ним. Он видел Симонана Баржазида, Короля Снов, и его троих сыновей. Видел призрачного дряхлого Понтифика, хохотавшего на своем подземном троне. Видел чудовищ, медленно ползающих по дюнам, и морды огромных дункаров, высунувшиеся из песка и обнюхивавшие воздух в поисках добычи. Кто-то шипел, выл, шептал, насекомые собирались в мерзкие тучи, начался дождь из сухого песка, забивающий глаза и ноздри. Валентайн устал и готов был остановиться, упасть и лежать, пока песчаные дюны не закроют его, и только одно влекло его вперед: в долине ходила улыбающаяся женщина — Леди, его мать, и он устремился вперед, как только увидел ее.
Он ощущал тепло ее присутствия, притяжение ее любви. Иди ко мне, Валентайн, — шептала она.
Ее руки тянулись к нему через пустыню. Плечи его согнулись, ноги подкашивались. Он не мог идти, но знал, что должен.
— Леди, — шептал он, — я не могу больше. Я должен отдохнуть, уснуть!
Свет между горами стал теплее и ярче.
— Валентайн, — звала она. — Сын мой!
Он с трудом сдерживался, чтобы не закрыть глаза. Так заманчиво было лечь в теплый песок.
— Ты мой сын, — звучал голос Леди с невообразимо далекого расстояния. — Ты нужен мне.
Когда она сказала эти слова, он обрел новые силы и пошел быстрее, а затем легко побежал широкими шагами. Теперь расстояние быстро сокращалось. Валентайн уже ясно видел ее на террасе из лилового камня. Она ждала его, протягивала к нему руки, называла его имя, и голос ее звенел, как колокольчики в Ни-мое.
Он проснулся, но все еще слышал ее звонкий голос.
Наступил рассвет. Валентайн почувствовал удивительную энергию. Он встал, спустился к большому аметистовому бассейну, служившему для купания, и нырнул в холодную родниковую воду, затем побежал в комнату Минесипты, своей толковательницы снов, плотной, узкокостной особы с горящими черными глазами и худощавым лицом, и торопливо рассказал ей свой сон.
Минесипта молчала. Ее холодность остудила красноречие Валентайна. Он вспоминал, как явился к Столиноп на Террасе Начала с фальшивым сном-вызовом и как быстро Столиноп отмела этот сон. Но ведь этот — не фальшивый, тут не было Делиамбера.
Валентайн медленно спросил:
— Могу я просить определения?
— У сна знакомые обертоны, — спокойно ответила Минесипта.
— И это все, что ты можешь сказать?
— А чтобы ты хотел услышать?
Валентайн сжал кулаки.
— Если бы кто-нибудь пришел ко мне за толкованием такого сна, я бы сказал, что это сон-вызов.
— Прекрасно.
— Ты согласна? А ты назвала бы его сном-вызовом?
— Если хочешь.
— Мое желание тут ни при чем, — раздраженно сказал Валентайн. — Либо это сон-вызов, либо нет. Как ты думаешь?
Криво улыбнувшись, толковательница сказала:
— Я назову твой сон вызовом.
— И что же дальше?
— Дальше? У тебя есть утренние обязанности.
— Сон-вызов, как я понимаю, требует явиться к Леди.
— Да.
— Разве я не должен сейчас идти во Внутренний Храм?
Минесипта покачала головой.
— Никто со Второго Утеса не идет во Внутренний Храм. Вот когда ты достигнешь Террасы Поклонения, сна-вызова будет достаточно. А сейчас твой сон интересен, но он ничего не меняет. Иди приступай к своим обязанностям, Валентайн.
Когда он выходил от нее, в нем кипела злоба. Он понимал, что был глуп, что простого сна недостаточно, чтобы переметнуть через барьеры, отделявшие его от Леди, однако, он так надеялся… Он думал, что Минесипта всплеснет руками, радостно закричит и тут же пошлет его во Внутренний Храм, но ничего этого не случилось, его просто выставили из комнаты, и он страдал и злился.
Дальше было еще хуже. Спустя два часа, когда он возвращался с поля, его остановил служитель и резко сказал:
— Тебе приказано немедленно отправиться в гавань Тадис, где новые пилигримы ждут тебя.
Валентайн остолбенел. Меньше всего он хотел возвращаться к исходной точке.
Он тут же вышел и двинулся пешком один, от террасы к террасе, чтобы как можно скорее оказаться на Террасе Оценки. Ему выдали запас еды и прибор, указывавший направление, — наручный амулет, издававший тихий, высокий звук. Он оставил Террасу Оценки в середине дня, но пошел не к побережью, а вглубь, к Террасе Подчинения.
Решение это пришло неожиданно и действовало неудержимо. Он просто не мог позволить себе отвернуться от Леди. Вступив на запретный путь на этом строго дисциплинированном острове, он подвергал себя серьезному риску, но иначе поступить не мог.
Валентайн обогнул край террасы, нашел травянистую тропинку и двинулся наискосок через поле к центральной дороге. Здесь он предполагал свернуть влево к внешним террасам, но, полагая, что будет слишком бросаться в глаза, повернул направо.
Скоро населенная часть террасы осталась позади, и дорога с широкого мощенного тракта сузилась до лесной тропы, сжатой со всех сторон.
Через полчаса он вышел на развилку. Свернул наудачу влево, да спокойный свист указывавшего дорогу прибора пропал. Когда Валентайн вернулся и повернул направо, свист возобновился.
Полезный аппарат, — подумал Валентайн.
Он шел ровным шагом до темноты, затем устроился в приятной рощице у ручья и позволил себе поесть немного сыра и нарезанного ломтиками мяса. Потом уснул на влажной земле между двумя деревьями.
Первые проблески зари разбудили его.
Он потянулся, открыл глаза, быстро умылся в ручье. Сейчас позавтракаю и…
Он услышал позади треск: кто-то шел через кусты. Валентайн бесшумно откатился за толстое дерево и осторожно выглянул.
Он увидел крепко скроенного чернобородого человека. Тот вылез из кустов и остановился, оглядываясь.
Это был Фарсел в одежде пилигрима, но с кинжалом за поясом.
Их разделяли какие-то двадцать пять футов. Валентайн хмурился, прикидывая свои возможности, обдумывая тактику. Где Фарсел нашел кинжал на этом мирном острове? Зачем он идет за Валентайном, если не для того, чтобы убить?
Насилие было чуждо Валентайну, но захватить Фарсела врасплох, казалось, имело смысл. Валентайн качнулся взад и вперед, концентрируя мозг, как перед жонглированием, и выскочил из укрытия.
Фарсел крутнулся и выхватил кинжал.
Валентайн резко ударил Фарсела по руке ребром ладони.
Рука Фарсела онемела, кинжал выпал, но в следующий миг могучие руки Фарсела сгребли Валентайна.
Они стояли, сцепившись, лицом к лицу.
Фарсел был на голову ниже Валентайна, но шире в груди и в плечах. Он пытался повалить Валентайна, тот отбивался.
Вены на лбу обоих набухли, лица покраснели от напряжения.
— Это безумие, — пробормотал Валентайн. — Уходи, я не собираюсь вредить тебе.
Фарсел в ответ крепче сжал Валентайна.
— Кто тебя послал? — спросил Валентайн. — Что тебе от меня надо?
Молчание. Мощные, как у скандара, руки неумолимо сдавливали Валентайна. Он стал задыхаться. Боль слепила его. Он попытался раздвинуть локти и разорвать захват, но не получилось.
Лицо Фарсела безобразно исказилось от усилий, губы плотно сжались. Он медленно валил Валентайна на землю.
Сопротивляться было невозможно. Валентайн резко прекратил попытку и расслабился, как тряпичная кукла.
Удивленный Фарсел дернул его и швырнул вниз. Валентайн согнул колени и не сопротивлялся, легко упал на спину, и когда Фарсел яростно бросился на него, Валентайн изо всей силы ударил его ногами в живот. Фарсел задохнулся и ошеломленно качнулся назад. Валентайн вскочил, обхватил его сильными, тренированными многомесячным жонглированием руками, повалил на землю и прижал руками к коленям.
Как странно, думал Валентайн, схватились врукопашную, словно дети.
Это было похоже на сон.
Фарсел яростно уставился на него и колотил ногами по земле, тщетно пытаясь скинуть Валентайна с себя.
— Теперь говори, — сказал Валентайн, — что все это значит? Ты пришел убить меня?
— Ничего я не скажу.
— Ты был, однако, очень болтлив, когда мы с тобой жонглировали.
— Это было раньше.
— Что мне с тобой делать? — спросил Валентайн. — Если отпущу, ты снова нападешь на меня, если же буду держать — сам замешкаюсь.
— Долго ты меня не продержишь.
Фарсел снова попытался подняться. Он был огромной силы, но Валентайн крепко держал его. Лицо Фарсела стало ярко-красном, жилы на горле вздулись, в глазах горели злоба и отчаяние поражения. Какое-то время он лежал тихо, затем собрал все силы и рванулся вверх. Валентайн не мог противостоять этому рывку.
