Когда она закончила, Чарльз кивнул и задумался.
— Полагаю, что Филип узнал о взрыве самолета от старого приятеля в разведке. Я знаю все о британских устоях и узах дружбы между выпускниками элитарных учебных заведений. — Показав на кресла, Чарльз сказал: — Давай присядем. Так, думаю, нам будет удобнее.
Когда они сели, он продолжил:
— Ты ошибаешься, считая, что я разыграл свою гибель, взорвав самолет. Если честно, я действительно должен был быть там, если бы не перемена в планах в самую последнюю минуту. Мне понадобилось задержаться в Мадриде — дела. И поскольку освободилось место — мое место, — его занял Хавьер. Самолет направлялся в Гибралтар, там живет его сестра. Он хотел погостить у нее в выходные.
— И ты подозреваешь, что самолет взорвали? Что кто-то пытался убить тебя?
— Не подозреваю. Я знаю, что это так.
— Кто?
— Не уверен, хотя предположения имею.
— «Моссад»?
Чарльз нахмурился.
— Почему ты говоришь об израильской разведке?
— Филип сказал, что это они могли взорвать «Фалькон», что они охотятся за тобой.
Чарльз промолчал.
— Я ничего не сказала твоей матери и Филипу. И даже не упомянула, что мы виделись с тобой в Мадриде. Была очень осторожна во всем, что говорила и делала. — Ники глубоко вздохнула. — И знаешь, я думала, что ты жив. Верила в это. Чувствовала, что ты не погиб. Так что навредить тебе, поставить под угрозу твою жизнь, я никак не могла.
Чарльз по-прежнему молчал.
— Филип сообщил одну странную новость, — торопливо продолжала Ники.
— Какую именно? — Чарльз вскинул бровь.
— Он сказал, что человек, который сообщил ему в понедельник о происшествии в Мадриде — о твоей гибели, я имею в виду, — полагает, что ты террорист.
Чарльз не шелохнулся. Лицо его снова стало задумчивым. Наконец он посмотрел на Ники в упор и произнес:
— Тот, кто для одних террорист, для других — борец за свободу.
Ники покачала головой.
— Извини, конечно, но я не понимаю, к чему ты клонишь.
— Все зависит от точки зрения, не так ли?
— Так вот оно что. — Ники долго смотрела на Чарльза, потом произнесла: — То есть ты хочешь сказать, что ты и вправду террорист?
— Ну конечно же, я не террорист!
— Ты британский агент, который ушел на нелегальное положение, — с облегчением воскликнула Ники. — Ты проник в террористическую организацию на Ближнем Востоке. Так?
— Нет, не так.
— И ты не британский агент?
— Нет, и никогда им не был. Ни двойным, ни тройным.
— Ты мне лгал тогда, в Мадриде?
— Да.
— Почему?
— Потому что не хотел говорить правду.
— Какую еще правду?
— Я и в самом деле связан с одной организацией на Ближнем Востоке, Ники.
— Как она называется?
— «Аль-Авад», что значит «возвращение».
— Я знаю, что это значит, — крикнула Ники, в ужасе отпрянув. — Это значит возвращение на родину, в Палестину. — Она подалась вперед и добавила с нажимом: — Это террористическая организация. Палестинская террористическая организация. Я кое-что слышала о ней, хотя она не так известна, как «Абу Нидал» или другие подобные группировки.
— Мы не террористы, — выпалил Чарльз.
— Как же, рассказывай! Что ты для них делаешь? — наступала Ники, возвысив голос. — Убиваешь детей и женщин, невинных людей?
— Говорю тебе, что я не террорист, — прервал ее Чарльз. — Я имею дело с деньгами, финансовыми вопросами.
Ники, сверкнув глазами, крикнула:
— Вот уж не обязательно палить из «Калашникова» или «Беретты», чтобы быть террористом. Деньги, которыми ты занимаешься, идут на варварские убийства. Это что — не терроризм?
— Ники, Ники, ты что же думаешь, что британская секретная служба, ЦРУ, «Моссад» или французская Дэ-эс-тэ лучше? Все они хороши. Везде то же самое. Все лгут, обманывают, убивают и умирают — во имя чего, спрашивается? Говорят, во имя патриотизма. Так вот, палестинские борцы за свободу — тоже патриоты.
— Побереги свое красноречие! — взорвалась Ники, не веря своим ушам. — Подумать только, Чарльз связался с палестинцами. Вот уж никогда не предполагала! — И все же она взяла себя в руки, понимая, что ни ее прошлые отношения с Чарльзом Деверо, ни чувство ярости и гнева не должны помешать ей. Чувства не должны мешать мысли. «Думай головой, — сказала она себе, — задавай вопросы, докопайся до сути. Разреши загадку Чарльза Деверо раз и навсегда».
— Зачем тебе все это? — спросила она. — Ради денег? Ради чего?
Чарльз отпрянул с презрительным выражением лица и с горечью проговорил:
— Как же плохо ты меня знаешь, Ники, если считаешь, что меня можно купить. Я работаю на эту группу потому, что верю в нее, верю в ее цели.
— Ты веришь в их цели?! — Ники зло прищурилась. — Ты хочешь сказать, что разделяешь их идеологию? Да?
— Да, именно это я и хочу сказать.
— Но почему? И почему ты? Англичанин, аристократ. Никак не пойму.
— Ты действительно хочешь понять?
— Что за глупый вопрос, конечно, хочу.
Чарльз откинулся в кресле, положил ногу на ногу и внимательно посмотрел на нее.
Ники вдруг заметила, что на нем коричневые контактные линзы. Они и в самом деле меняли внешность. Он показался ей совершенно непохожим на того Чарльза Деверо, которого она когда-то любила.
Подумав несколько секунд, он сказал:
— Причиной всему — мужчина, которого я любил…
— Мужчина!
— Нет-нет, Ники, ты совсем не то подумала. — Чарльз усмехнулся и продолжил: — Итак, я любил мужчину, а он любил меня, вот почему я оказался в рядах «Аль-Авад», защищающей дело палестинцев. Его любовь, его влияние на меня, его величие — все это вместе взятое повлияло на меня таким образом, что я воспринял его убеждения и пошел по его стопам.
— Он палестинец, так?
— Он был палестинцем.
— Он умер?
— К несчастью, да.
— Кто он такой?
Прежде чем дать ответ, Чарльз поколебался, но совсем недолго.
— Мой отец. Он был моим отцом.
Ники как громом поразило. Наконец она смогла пролепетать:
— Ты хочешь сказать, что Генри Деверо — не твой отец?
— Да.
— Анна тебя усыновила?
— Нет. Анна — моя мать.
— Твоя настоящая мать?
— Да. Точно так же, как Найеф аль-Кабиль — мой настоящий отец.
— У Анны Деверо был роман с палестинцем? — В голосе Ники прозвучало недоверие.
— Да. Но об этот может рассказать только она сама, так что я помолчу. Если хочешь узнать больше, спроси ее.
— Но ты родился и вырос в Англии, получил образование в Итоне и Оксфорде. Как все случилось? Как ты столь близко сошелся со своим отцом?
— Моя мать посчитала, что я должен знать его.
— Когда ты с ним познакомился?
— Еще в детстве, мне было лет шесть.
— И тогда же тебе начали промывать мозги?
— Нет, намного позже, когда я все уже понимал как надо. Только я не считаю это промыванием мозгов. Это было его завещание мне. В моих жилах течет его кровь! Я его сын!
— Кровь твоего отца для тебя важней, чем кровь матери? Я тебя правильно поняла?
— Вероятно, я и в самом деле больше аль-Кабиль, чем Клиффорд. В этом-то, наверное, все и дело. Я сын своего отца.
— Когда он умер?
— Он был убит в восемьдесят первом году. В Южном Ливане, когда там началась заваруха.
— И ты именно тогда проникся его делом?
— Нет, это случилось раньше, в семьдесят девятом. Отец попросил меня помочь его организации в финансовых вопросах. Он основал «Аль-Авад» в пятьдесят восьмом, и, хочешь верь, хочешь нет, но придерживался умеренных взглядов, верил в согласие, насилие было ему чуждо, Ники. Отец верил в успех за столом переговоров.
Ники пропустила это замечание мимо ушей.
— Так, значит, ты был членом его группы, когда мы встретились?
— Да.
— Тогда, позволь тебя спросить, почему ты завязал отношения со мной?
Снова поколебавшись, Чарльз тихо ответил:
— Поначалу это было просто влечение. Жажда плоти. Мне хотелось обладать тобой. Но я совершил ту же самую ошибку, что и мой отец.
— Как так?
— Он влюбился в красавицу англичанку. Я влюбился в красавицу американку. Я не думал, что наш роман зайдет так далеко, Ники. Потом, когда я всерьез привязался к тебе, я решил, что как-нибудь смогу все уладить: и отношения с тобой, и членство в группе моего отца, и наш брак.
— Но потом ты передумал?
— Нет, не совсем так.
— Тогда почему же ты решил исчезнуть бесследно три года тому назад?
— Не из-за тебя, хотя ты начала становиться определенной помехой. Я начал подозревать, что мне «на хвост» сели иностранные разведслужбы и собираются меня убрать.
— Какие?
— ЦРУ. И «Моссад».
— Но почему я стала помехой?
— Как я тебе уже сказал, мой отец погиб в восемьдесят первом году. Второй человек после него, который занял этот пост после его смерти, очень сильно полагался на меня, куда значительнее, чем мой отец, и в самых разных случаях. Меня и в самом деле глубоко затянуло это дело, гораздо больше, чем мне хотелось бы, хотя я искренне верил в правоту отца. И тем не менее…
