Вся дружина собралась по краям пруда. Завороженно смотрим на агонию тех, кто смог сбить огонь, но провалился под лед. Тонули люди, тонули лошади. Тяжелая бронь тянула на дно.
Не думал, что шесть фугасов со старым порохом, вкупе с бочонками нефти и дегтя, раскидают и сожгут почти всю тысячу степняков, вдобавок взрывом сломает лед, и остатки выживших провалятся в пруд. Прогнозировал уничтожение половины монголов, а остальных рассчитывал взять стрелой и конной атакой. Учитывая психологический эффект, затруднений бы не было. М-да. Не учел только, что от этого впадут в ступор и бояре.
Вот так, нечаянно, получилось проделать то, что случится у Александра Ярославича на Чудском озере с Ливонскими рыцарями.
Стоим в молчании, под треск горящих веток на выходах из оврага. Бояре на пруд смотрят хмуро. Кто-то произносит:
– Туда им и дорога.
Все кивают, соглашаясь. Почти в полной тишине раздается крик, от которого я вздрагиваю даже больше, чем от взрыва:
– Княже!
От леса к нам скачет Макаров Борис Всеславович. Он осаживает коня рядом и выдыхает:
– Княже, поганые.
– Где?
– С той стороны оврага.
Боярин осматривается и потрясенно спрашивает:
– Что тут случилось? Что так громыхнуло?
– Зелье огненное, – отмахнулся я. И задумался. Так, похоже, это появился другой поисковый отряд степняков. Легкая конница, а за ними и тяжелая. И дозорные, что остались у начала русла этой реки или оврага, могут показать дорогу сюда. Черт, как некстати.
– Борис Всеславович, далеко ли они и сколько их?
Макаров, морща нос от дыма и тяжелого запаха горелой плоти, сказал:
– К верхнему руслу верстах в семи многим числом подошли.
Так, в какую сторону уходить? Путь, куда собирались, уже перекрыт. Идти вокруг леса, через место первой засады? А может…
– Демьян, пошли кого-нибудь…
Меня прерывает появление наблюдателей, оставленных следить за подходами недалеко от первой засады. Вынырнувший из-за елок ратник торопливо подбежал и выпалил:
– Княже, поганых тьма идет.
Понятно, перекрыли оба выхода. Знали? Нет, не должно. Скорей всего, верны своей тактике. Надо выбираться из этих клещей, значит, придется уходить лесом. Посмотрел на сотников и сказал:
– Так, собирайте людей, уходим через лес. Демьян, твои стрелки с той стороны оврага пришли?
– Нет еще.
– Быстро всех сюда.
Я кликнул Садова:
– Тимофей Дмитриевич, ты идешь первым. Обозникам скажешь, чтоб шли за тобой. Все остальные следом. Сотня Лисина идет последней.
Повернулся к мрачно рассматривающему обширную полынью Макарову:
– Борис Всеславович, ты со своими останься и присмотри тут за погаными.
– Добре.
Через час, когда мы успели уйти достаточно далеко в лес, нас нагнал наш арьергард.
– Поганых набежала уйма. Злобный вой стоял, просто жуть.
Макаров улыбнулся:
– Я видел, как один поганый головой о лед бился. А по нашим следам они не пойдут?
– Нет, Борис Всеславович, в лесу они бессильны, и монголы это понимают.
Идти через зимний лес тяжело. Приходится постоянно огибать завалы и часто растущие деревья. Порой тропа похожа на горный серпантин, и после очередного поворота сквозь стволы деревьев видишь то место, которое только что прошел. Это выматывает. Да и последние трое суток были трудные и динамичные.
Вскоре пришлось вставать лагерем на ночь. Разожгли костры и уселись у огня в ожидании готовности каши. Все выглядели смертельно усталыми, но все-таки довольными. У костров шло бурное обсуждение разных эпизодов боев за прошедшие дни. Говорили и о сегодняшнем, но как о странном случае. Чаще сетовали, что и саблей не пришлось помахать, а вот про тот гром и огонь с черным дымом, очень похожий на растущий гриб…
Из темноты вынырнул Демьян и уселся рядом.
– Тихие дозоры проверил.
Он поерзал, усаживаясь поудобнее, и спросил:
– Володимир Иванович, а зачем мы в поганых охотничьими стрелами стреляли? Ведь толку от них никакого.
Макар Степанович улыбнулся и закрыл глаза, а Лисин Илья навострил уши.
– А ты на месте того тысяцкого что бы подумал? – спросил я.
Демьян задумался, пожал плечами:
– Ну, то, что вокруг охотники да простой люд собрались.
Я наставил палец:
– Вот видишь, почти правильно. Схитрить и заставить врага недооценить противника – значит, наполовину выиграть.
И тут подал голос Илья Лисин:
– Но проще было тяжелой стрелой их всех взять. Ведь ты, княже, да Демьян по сотне могли в землю уложить.
– Неправильно мыслишь, сын. – Макар Степанович открыл глаза и с укоризной посмотрел на Илью: – Не сотню, совсем не сотню. Думаешь, поганые стояли бы на месте, пока всех не перестреляли? Нет, они пошли бы в атаку. И только Господь ведает, сколько русских воев полегло бы в той сече. А стреляя легкими охотничьими стрелами, мы заставили их собраться в одном, нужном нам, месте. Ведь так, княже?
– Так, Макар Степанович.
– Все-таки здорово бахнуло. Враз поганых раскидало, да еще сожгло и утопило. Эх!
Илья зажмурился и продолжил:
– А хорошо бы собрать всех поганых в одном месте и… бабах!
И он махнул руками, изображая взрыв.
– Соберем, Илья. Все у нас получится. Ладно, бояре, давайте спать. Завтра, чую, трудный день у нас будет.
* * *
Дружина стояла у самого края леса, ожидая результатов разведки. Из-за снегопада видимость была плохой, но на другой стороне поля, вдалеке, угадывалась стена леса, а за перелеском, что соединял лесной массив, что-то дымило. Оттуда через перелесок шла широкая полоса вытоптанного снега. Похоже, тут прошли монголы, а там дымятся остова сгоревших домов какой-то деревни.
– Княже, поганые сожгли деревню и ушли. Давно. Люда не видно, мыслю, в полон угнан.
Кивнул дозорному и повернулся к Лисину:
– Макар Степанович, ты со своей сотней первым иди. Как деревню пройдешь, то вставай у той опушки и встречай обоз. В случае появления монголов нас не жди, уходи.
– Добре. – Лисин взмахнул рукой, и сотня стремительно пересекла поле, завернула в перелесок и скрылась в дымке снегопада.
Такая погода хороша для открытого передвижения, если бы не одно «но». Монголы делают переходы в любую погоду и время суток. Поэтому из-за вероятности столкнуться с большим отрядом на открытом месте дружина и обоз пойдут сквозь лес. Пусть дорога к лагерю выйдет дольше, зато мы не столкнемся со степняками, которые сейчас очень злые.
Пересекли поле, и за перелеском открылась картина сгоревшей деревни. Огромные, еще дымящиеся черные пятна пепелищ напоминали о том, что когда-то тут стояли дома и обширные хозяйственные постройки. В молчании проехали мимо, лишь задержавшись у темного пятна на снегу, которое падавший снег так и не смог прикрыть. Перекрестились и прочитали молитву.
Впереди раздались крики, и мы рванули вперед. Оказалось, что там дозор встретил уцелевших селян, которые успели сбежать в лес. Дозорные стали в круг, в центре которого стояла всего одна семья. Мужик с женой, к которой жалось пятеро ребятишек. Они с тревогой смотрели на нас. Я отправил сотни дальше в лес, а с обоими Лисиными и Демьяном подъехали к ним.
– Кто вы?
Мужик скинул шапку и, ломая ее в руках, стал говорить:
– Мы здешние, из Выселок. – Он махнул рукой в сторону деревни. – Мохов я, Пахом. Вои степные налетели. Я их случаем увидел. Закричал, предупреждая. Но токмо мои-то в лес и успели утечь. В лесу два дня прятались. Пожарище видели, но носу из лесу не казали.
И мужик стрельнул глазами на большой кустарник недалеко. Я посмотрел в ту сторону. А там кто-то есть.
– Эй, ты! Выходи.
Из-за кустов поднялся паренек, по виду лет так на пятнадцать.
– Энто сын мой, Первуша, – мужик быстро перекрестился, – Павлом крещен.
– Иди сюда.
Парень медленно приблизился. Смотрит настороженно. Лисин хмыкнул и спросил:
– Ты что, боишься нас?
Парень, сердито сверкнув глазами, выпрямился:
– Я ничего не боюсь!
– Ладно-ладно, Аника-воин. Мыслю, ты все, что творилось в вашей деревне, видел?
Парень стиснул кулаки и кивнул:
– Я за околицей в кустах спрятался. Видел, как поганые по домам кинулись. Они согнали всех в одно место и спрашивали…
– Что?
– Видели ли они русских воев.
– Что, так и говорили «русских»? Или «урусов»?
– Русских.
Мы переглянулись.
– Что дальше?
– Никто ничего не знал. Так поганые обозлились и стали плетьми бить. Потом согнали всех в один дом и подожгли.
Парень отвернулся, а его мать всхлипнула.
Я прикрыл глаза. Деревню сожгли вместе с жителями. Изверги, каких на Русь приходило немало, и еще придет. Чувствую, как в груди зарождается свирепая ярость. Они должны ответить за это. С трудом удается погасить пылающий в груди пожар. Ладно, надо думать дальше. Почему поганые спалили деревню? Бесятся от того, что нас не нашли? Начали свою месть, вырезая всех, кто меньше тележного колеса? И еще странно то, что в их вопросе звучит не «урусуты», а «русские». Так может говорить только русский или тот, кто долго жил на Руси. Один из восточных купцов или их приказчиков? Скорей всего. Современная разведка, мать ее.
