Игратос изменился. Он так не похож на себя прежнего, как спелый арис не похож на зеленый. Зеленый арис едят совсем мелкие детеныши, когда его собирают едят воины и охотники, когда нет другой еды и питья. У зеленого ариса сочная мякоть с кисло-сладким вкусом и плотная кожица. Он легкий и небольшой – намного меньше моего кулака, долго хранится, и его берут с собой туда, где мало воды. Почему-то раньше, когда я собирал его на склонах, арис казался мне очень большим и вкусным.
И только в теплый сезон арис не опасен.
После первых холодов он становится совсем маленьким, как кири, и таким же желто-коричневым. Плотная жесткая мякоть уже не спасает от жажды, зимой этого и не надо, но воин, что держит во рту арис, не чувствует голода день, два, иногда больше. Спелый арис берут в дальний поход, он всегда выручит, если охота будет совсем плохой. Но после холодов арис становится опасным. Когда его мякоть отходит от косточки, та начинает трескаться. Косточку надо сразу же выплюнуть и только потом жевать мякоть. Из треснувшей косточки растет ариссар. А растет он очень быстро! Я видел, как умирали глупцы, уснувшие с арисом во рту. Не самая легкая смерть и не самая достойная. Но косточка ариса может развязать язык упрямому пленнику. Или росток ариссара. Утром он тоньше и ниже пальца, а на закате уже выше воина и толще его руки. Я больше нигде не видел такой травы. Думаю, она растет только в наших горах.
Ну вот, я опять думаю о горах! В последние дни я часто вспоминаю родные места. Они уже сниться мне начали. Вот и в этот раз, когда мы ушли из храма, мне снилось, что я ем арисы, сочные, недоспелые арисы, ем и не могу наесться.
Когда Игратос зашевелился, я тут же проснулся. Ни одного ариса возле меня не было, и пить хотелось еще сильнее, чем перед сном. Я лежал, думал о воде и слушал, как молодой разговаривает с воином-Котом. Но они тут же забыли о разговоре ради похода к воде. Я тоже присоединился к ним. Если вожак зовет в поход... да и съеденные во сне арисы не прогнали мою жажду.
Вожак шел уверенно, словно видел реку за стенами города. Или чуял воду. Я не чуял ее, но не все т'анги умеют это.
Мы шли мимо стен из цветного камня, мимо арок, мимо маленьких пустых площадей, мимо чего-то непонятного из камня. Так мы дошли до площади, где посреди квадратной ямы стоял ярко-красный столб. Яма была большой, почти на половину площади. Нам пришлось идти под стенами. Я не мастер камня, но даже я понял, что эти стены строили из какого-то редкого камня, такого в наших горах нет.
– Раньше это был фонтан Солнечной Воды. И все, кто хотел, могли пить или купаться здесь. Или просто смотреть на блики огня в воде. Огонь на воде – это очень красиво... было. – Вожак замолчал так же внезапно, как и заговорил.
А мне почему-то подумалось, что он видел этот фонтан, полный воды и огненных бликов, видел сам, своими глазами видел, а не пересказывал с чужих слов. Еще мне показалось, что вожаку больно из-за того, каким сделался тайный город.
Удивительно, что я стал думать о таком. Для меня все здесь было чужим, непонятным и... опасным, хотя город давно уже пустой. А может, из-за пустоты и тишины мне и не нравилось здесь. Все-таки мы последние живые в забытом и заброшенном городе. Его стены помнят многих и многое. Только Прародитель знает, кто бродил здесь до нас. Появись тут какая-нибудь тварь из пустыни, я бы обрадовался и ей. Четырех воинов мало, чтобы вернуть жизнь в такой большой город.
Но я поторопился, желая встречи с кем-нибудь живым. Радости не было совсем, когда я понял, что за нами следят. Кто-то прятался в сплетении арок и столбов, что непонятно как удерживались на краю большой круглой ямы. Кто-то следил за нами из засады, и от чужого взгляда мне хотелось рычать и сражаться. Я почти задохнулся и только тогда вспомнил, что не могу измениться в ошейнике. Игратос и воин-Кот тоже держались за свои ошейники, задыхаясь и дрожа всем телом. Только вожак спокойно шел вперед, будто не чуял опасности, а то, что мы отстали, не встревожило его.
– Привет, – сказал он, стоя возле ямы. – Ты здесь одна? Хочешь пойти с нами?
Я не сразу увидел, с кем он говорит. Слезы мешали смотреть. Вместе с болью и кашлем они пришли после неудавшегося изменения. Когда я снова смог видеть, рядом с вожаком уже стояла Ипша.
ИПША.
Вот уж без кого я не скучал. Прародитель подготовил нам еще одно испытание: Ипша стала Зовущей.
Плохо, когда в маленькой стае есть Зовущая. Воины быстро забывают про поход и порядок и становятся самцами, ожидающими Зова. Но когда в стае появляется еще одна Зовущая, то кто-то уходит в мир мертвых. Прародитель хранил меня от таких походов. До этого, последнего, но теперь... Даже думать не хочу, что будет, когда Ипша-Зовущая встретит Зовущую из клана Кугаров. Если нам повезет, мы с Игратосом будем далеко и не увидим этой встречи.
А вот вожак радовался Ипше. Еще с первой встречи она почему-то нравилась ему. И он разговаривал с Ипшей так, будто она была из его клана, будто они давно не виделись и вдруг встретились далеко от родных мест.
Ипша пошла с нами.
Нет! Не с нами! Ипша пошла рядом с вожаком, и воину-Коту очень не понравилась такая соседка. Он немного отстал, чтобы быть от нее подальше.
Раньше Игратос решил бы, что молодой Кот испугался, и не стал бы молчать об этом. Он сказал бы мне, Коту и всем в нашей стае. Но теперь молодой промолчал даже мыслями, будто не заметил, что Кот сильно отстал от вожака.
В последние дни Игратос много молчал: то закрывал свою боль от меня, хоть на меня и падала ее тень, то прятал обиду, то... После храма Жизни он по-прежнему много молчит. Тогда я еще не знал, что это стало его привычкой, что через несколько сезонов его так и назовут – Игратос Молчаливый. А еще он продолжает хромать; не так сильно, как раньше, но все же хромает. Внутренний огонь уже не сжигает его тело, и нога перестала казаться распухшей и неповоротливой. Пока он не отстает от остальных и после отдыха еще ни разу не подтягивал ногу рукой.
Но идти к реке долго...
39
Игратос. Воин из клана Медведей
Ипша!
Страх, потом желание стать четырехлапым и бежать обрушились на меня. Желание было таким сильным, что я чуть не задохнулся в ошейнике. И только потом, когда я ослеп от слез и ослабел от неудавшегося изменения, я вспомнил, что так и не увидел Ипшу. Это не я испугался и захотел измениться, это был кто-то другой. Ничего удивительного, если бы это было желание Мерантоса – между учеником и наставником всегда есть связь, как и между сыновьями одного отца, но измениться хотел коротышка из клана Котов! Я услышал желание т'анга из чужого клана, а наставник учил, что такого не бывает, что для связи нужна общая кровь. «Кровь откликается на зов родной крови» – так и чарутти говорят, а они никогда не ошибаются. Или?.. Странно, что я вдруг засомневался в их непогрешимости. Если бы наставник узнал, о чем я думаю, он устроил бы мне трепку. Удивительно, что он все еще не устроил ее – не знает или откладывает наказание? А я почему-то совсем не страшусь этого наказания и неправильных мыслей о чарутти тоже не страшусь, хотя раньше обмочился бы от ужаса, если бы мудрый только косо глянул на меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
