Лекарь, склонившись над безвольной рукой, считал пульс, и результат счета явно его не радовал. Увидев посетителей, он склонился в приветственном поклоне и, не разгибаясь, покинул комнату. Дак несколько задержался в коридоре, раздавая тихим голосом распоряжения, затем проверил, чтобы дверь за ним плотно закрылась.
Встав у изголовья кровати, он кашлянул, и граф Шовеллер перевел глаза на Эдуарда:
– Ваше Высочество, – он попытался встать, но принц жестом приказал ему оставаться на месте. А сам опустился в кресло, где недавно находился лекарь.
– Кто это? – граф указал дрожащей рукой на Свон.
Дак, наклонившись к отцу, шепнул:
– Его Высочество пожелали, чтобы госпожа Грета присутствовала при разговоре.
– Милорд, – начал принц, – я приношу извинения, что вынужден тревожить вас, но вопрос государственной важности требует немедленного разъяснения.
– Давайте без соблюдения формальностей, – с трудом произнес граф. – Силы мои на исходе, и я могу не успеть сказать все то, о чем мечтал долгие годы.
Принц помедлил, но в итоге кивнул.
– Я могу говорить откровенно при госпоже Грете? – еще раз уточнил граф.
– Да, у меня от нее нет тайн.
– Тридцать лет назад, – начал граф, – я встретил девушку необыкновенной красоты, она просила моей помощи, и я не смог отказать. Признаюсь, двоякие чувства обуревали меня: страх стать предателем Эрии и страстное желание обладать девушкой. Оправданием моего падения может стать только одно: я ее любил. Сначала Лиза не отвечала на мои чувства, занятая устройством своей жизни, но потом она все же ответила взаимностью. Результатом нашей любви стал ребенок. Но я не мог назвать его сыном. Он родился в браке с другим мужчиной. Наши свидания с Лизой, прерывающиеся только на время ее беременностей, продолжались вплоть до недавнего времени, и могу поклясться, что чувства с годами не ослабели, хотя я тоже завел семью и вырастил пятерых детей. Как ни стыдно признаться, но больше всех я любил первенца. Стараясь находиться как можно ближе к нему, я запустил воспитание остальных детей, и теперь пожинаю плоды своего невнимания.
Он посмотрел на Дака. Тот стоял спокойно, и только желваки выдавали бушующие в нем чувства.
– Влюбленный всю жизнь только в одну женщину, я прощал ей все. Видел, что ее сердце черство, что она играет людьми, как шахматными фигурами, передвигая их в нужном ей направлении. Я сам был одной из этих фигур. Боясь перечить ей, тайно пытался уменьшить зло, которое она причиняла. Жалею, что не успел спасти Роуз Лорийскую, узнав в последний момент, что Лиза раздобыла «адов огонь». С помощью умного дракона я похитил ее дочь-малютку и велел доставить сюда, но скрыл от семьи, кем она является. Поверьте, у меня в мыслях не было использовать сироту против королевы, я просто хотел, чтобы на совести Лизы не было убийства дитя.
– Вы знали, кто отец Свон? – Эдуард внимательно слушал сбивчивую речь графа.
– Да, от самой Лизы. Она билась в истерике, считая, что девочка погубит ее. Глупость предсказателя, что дочь королей в союзе с черным и белым станет причиной смерти Лизы, довела ее до безумия. По-другому я не могу объяснить ее поступки. Как вы, Ваше Высочество, узнали о том, что Свон принцесса?
– С нее не снялось Кольцо жизни.
– Хм, как всё просто. Могу я назвать вас сыном, как давно мечтал?
– Нет. Я ценю то, что вы были рядом, когда юным принцам пришлось взять власть в свои руки, что однажды спасли Свон, но не могу назвать вас отцом. У меня есть отец – король Артур. Я не знаю, как он отнесется к тайне моего рождения, но он навсегда останется единственным человеком, которого я мог бы назвать отцом.
Граф закрыл глаза, на небритую щеку медленно скатилась слеза.
– Я прощаю все ваши прегрешения перед короной только потому, что вы любили. Я понимаю, что ради любви можно пойти на преступление. Но я не могу понять, как вы могли шантажировать любимую женщину незаконнорожденным сыном, пытаясь выгородить своих законных детей. Я никогда не признаю близнецов и ваших дочерей родными. У меня есть те, кто мне близок и кого я безгранично ценю: Свон, Уильям и Дак. Мне достаточно.
Принц встал, но горячая рука графа схватила его за пальцы:
– Я любил. Любил мою дорогую Лизу, Вас, моего сына. И я поплатился за эту слепую любовь – Лиза меня отравила, вы от меня отказались. Прошу об одном, пощадите свою мать. Красивые женщины не всегда умны.
– Вы знаете, что она вас отравила, и просите о снисхождении для нее?
– Да. Скажу больше. Когда ваша мать покинет бренный мир, прошу вас, поместите частицу моего праха у ее ног. Я находился там при жизни, не откажите же мне в милости после смерти.
Эдуард задумался. Как сказать смертельно больному человеку, что идола, которому он поклонялся всю жизнь, больше не существует?
– Я подумаю. Я посоветуюсь с отцом. Прощайте.
– Подождите! Передайте, пожалуйста, Свон, что я сожалею. Пусть она попробует простить меня.
– Я передам.
Подав руку старой женщине, принц Эрии покинул комнату больного. Утром граф, встретившийся накануне со всеми своими дочерьми и сыновьями, кроме сына Уильяма, о котором и не подозревал, отошел в иной мир.
До покоев, отведенных принцу, они шли в молчании. Свон боялась невольно разбередить рану, нанесенную Эдуарду настоящими родителями. Она понимала, ЧТО принц переживает и почему не был с графом милосердным. Он не принял его как отца и не простил сиротское детство Свон.
Она отгоняла от себя мысли, лезущие назойливой мухой. В них отсутствовала и толика упрека, только понимание и сочувствие, но, по сути, сейчас Эдуард находился в ее шкуре: без пяти минут сирота, туманное будущее, злорадность врагов, в случае, если откроется его происхождение. Объявит ли он о нем или скроет факт незаконнорожденности? Что еще рассказала Аделаида, когда Эдуард выпроводил из комнаты Дака и Роки? Может, с ней связаны его отчаяние и съедающее чувство вины? Как открывшаяся тайна заставит действовать Эдуарда?
Свон молила Бога, чтобы найти правильные слова утешения, чтобы нечаянно не осложнить ситуацию и не разрушить тем их будущее, о котором она мечтала. Только вместе, только вдвоем. Кем бы он ни был. Она ни на минуту не сомневалась, что не отказалась бы от любимого, будь он даже сыном каторжника, не знающего своего рода-племени.
Она и сама чувствовала неуверенность в своем статусе, помня последние слова бабушки, болью отзывавшиеся в ее сердце. Беатрис Шестая разочаровалась во внучке. Не станет ли недовольство королевы поводом отлучить Свон от наследства? Никогда она не гналась за богатством, а теперь вдруг почувствовала, как ей важно оставаться принцессой. Ей хотелось принести вместе с приданным Северную Лорию, чтобы Эдуард оставался правителем. А он хороший правитель. Свон видела, что, благодаря братьям, Эрия процветает, раздирающие королевство войны прекратились, народ не бедствует.
По разумению Свон существовала еще одна причина, из-за которой Эдуарду следовало скрыть свое происхождение: война с Бахриманами. Не отступятся ли союзники, если узнают, что во главе битвы находится бастард, вовсе не имеющий отношения к королю Артуру Пятому?
В образе старухи Свон не могла ни обратиться к Эдуарду со словами поддержки, ни хотя бы прикоснуться: слишком много глаз и ушей следили за ними. Торопливо следуя за ним, она видела, каких сил стоило ему сдерживаться. Его прямая напряженная спина и скорый шаг выдавали бурлящие в нем чувства. Он летел в свои покои, чтобы быстрее донести туда свою боль. Туда, где не будет свидетелей его слабости. Но что ждет Свон за дверью?
Придворные, видя каменное лицо принца, расступались перед ним и замирали в поклоне. Он словно ножом резал людскую массу на две части, и никто не осмеливался обратиться к нему и прервать его стремительный проход.
Двери в покои открылись для принца, но перед Свон гвардеец сделал шаг, не давая пройти следом. Эдуард даже не оглянулся и не услышал ее возгласа. Дверь закрылась.
Свон бросило в жар, но она тут же начала оправдывать любимого. Она уже сомневалась, что Эдуард видел ее, когда спешил к себе. Может, выйдя из покоев графа и отпустив ее руку, он думал, что она осталась с Даком? Или иной неизвестной ей причиной руководствовался гвардеец, получив приказ никого не пускать?
Нерешительно потоптавшись с минуту, она приготовилась было потребовать вызвать принца, и уже открыла рот, как тишину прервал женский возбужденный окрик:
– Грета! Грета! Вот ты где!
По коридору неслась Амали. Крылья огромного чепца полоскались за ее спиной, словно простыни на веревке в ветреную погоду.
– Что случилось? – Свон отошла от гвардейца, перехватившего пику в другую руку, будто он ожидал прорыва двух женщин в покои наследника и готовился отразить атаку.
– Там такое происходит! – перешла на шепот кухарка, покосившись на не спускающего с них глаз охранника. – Тебе следует посмотреть. Иди за мной.
