Глава 17
Начальник службы безопасности стоял перед пленником, изучая его, как скульптор изучает свою работу на стадии предварительной модели – удовлетворенный результатом усилий, но отчетливо представляющий всю сложность задачи. Сделать нужно еще немало, и ошибок быть не должно.
Небесный Хаусманн и диверсант были наедине – почти наедине. Пыточная камера находилась в отдаленном полузабытом закоулке корабля. Сюда вела железнодорожная ветка, которая, по общему мнению, давно вышла из строя. Небесный собственноручно оборудовал камеру и соседние помещения. Чтобы поддерживать нужный состав воздуха и температуру, пришлось подключиться к системам жизнеобеспечения корабля при помощи вспомогательных трубопроводов.
В принципе, тщательная проверка потребления электроэнергии и воздуха могла бы выявить факт существования этой камеры, однако первым должностным лицом, к которому поступило бы соответствующее донесение, был сам Небесный.
До сих пор такого донесения не поступало – и вряд ли секрет когда-нибудь будет раскрыт.
Пленник был распят перед Небесным на стене и обвешан аппаратурой. Из черепа торчали нейрошунты, которые создавали связь с контролирующими имплантатами, спрятанными у него в мозгу. Эти имплантаты были чрезмерно грубы даже по меркам химериков, но они выполняли свою задачу. В основном они были внедрены в височную долю мозга, связанную с глубокими религиозными переживаниями. Когда-то при электрическом раздражении этой области эпилептики сообщали о снисхождении на них благодати; имплантаты предназначались для того, чтобы подвергать диверсанта легкому воздействию подобного рода. По-видимому, именно так прежние хозяева управляли им, воспитав слепую преданность жестокой цели.
Теперь через те же каналы им управлял Небесный.
– Знаешь, о тебе уже никто не вспоминает, – сказал Хаусманн.
Тяжелые веки поднялись, приоткрыв налитые кровью глаза диверсанта.
– Что?
– Похоже, весь корабль решил спокойно забыть о твоем существовании. Каково это – быть стертым из памяти общества?
– Ты помнишь меня.
– Да. – Небесный кивнул в сторону бледного, с гладкими обводами существа, которое плавало в емкости из зеленого бронированного стекла на другом конце комнаты. – И он тоже. Но двое – это не так уж много, верно? О тебе помнят только два палача.
– Это лучше, чем никто.
– Другие, конечно, подозревают.
Констанца… единственная серьезная помеха.
– Вернее, подозревают, только когда вспоминают о случившемся. Все-таки ты убил моего отца. Разве это не дает мне моральное право пытать тебя?
– Я не убивал…
– Нет, убил.
Небесный улыбнулся, стоя у наскоро собранного пульта управления, позволяющего ему «разговаривать» с имплантатами диверсанта, и праздно поглаживая черные круглые верньеры и застекленные аналоговые циферблаты. Он сам смонтировал это устройство, собрав детали по всему кораблю, и назвал его «ларцом Господа Бога». Разве не приводило оно убийцу в блаженство сродни религиозному? Вначале Небесный пользовался «ларцом Господа Бога» исключительно для причинения боли, но позже, сломав диверсанта, взялся переделывать его личность с помощью выверенных доз нервного экстаза. В данный момент височная доля пленника подвергалась лишь минимальному воздействию. В этом неопределенном состоянии он не испытывал благоговейного страха перед Небесным и начинал рассуждать в духе агностицизма.
– Вообще не помню, что я сделал, – произнес пленник.
– Я так и думал. Напомнить тебе?
Диверсант отрицательно покачал головой:
– Может, я и убил твоего отца. Но кто-то должен был дать мне такую возможность. Перерезать путы, оставить в постели нож…
– Это был скальпель, инструмент куда менее грубый.
– Конечно, тебе виднее.
Небесный повернул черную ручку на пару делений и проследил за движением стрелок.
– И зачем было мне подстраивать убийство собственного отца? Я ведь не сумасшедший.
– Он все равно умирал. Ты ненавидел его за то, что он с тобой сделал.
– И откуда такие сведения?
– Ты сам мне сказал, Небесный.
Так забавно подвести жертву к границе абсолютного страха, а когда у нее скорчатся внутренности от отчаяния, дать слабину. Это можно проделывать с помощью машины. А можно просто показывать хирургические инструменты.
– Он не сделал мне ничего, за что бы я его ненавидел.
– Разве? Но прежде я слышал от тебя другое. – Пленник говорил с чуть заметным архаичным акцентом. – Твои родители – бессмертные, и, если бы не Тит, выкравший тебя, ты бы сейчас спал среди других пассажиров. А так несколько лет жизни прошло в этой дыре. Ты стареешь, подвергаешься смертельному риску и даже не можешь быть уверен, что доберешься до Пункта Назначения. А если Тит обманул? Что, если ты не бессмертный? Чтобы узнать наверняка, потребуются годы.
Небесный повернул рукоять дальше.
– По-твоему, я выгляжу на свой возраст?
– Нет… – У диверсанта задрожала нижняя губа – несомненный симптом приближения экстаза. – Просто у тебя могут быть хорошие гены.
– Что ж, рискнем. – Хаусманн резко добавил напряжения. – Знаешь, я могу сделать тебе больно.
– О-ох… знаю. Еще бы не знать.
– Однако считаю это излишним. Ну как, пошел экстаз?
– Да. Я ощущаю присутствие… О господи… этого никакими словами не передать…
Лицо пленника исказила нечеловеческая гримаса. К его черепу прирастили двадцать дополнительных лицевых мускулов, и при необходимости он мог менять внешность до неузнаваемости. Скорее всего, таким образом он и пробрался на корабль – превратив себя в подобие человека, которому предназначалось место в камере. Теперь он «копировал» Небесного, искусственные мускулы непроизвольно подрагивали, подстраиваясь под новое выражение лица.
– Это слишком красиво.
– Ты уже видишь яркие огни?
– Я не могу говорить…
Небесный повернул верньер на несколько делений, почти до упора. Стрелки на циферблатах зашкаливало. Нет, еще не предел, благодаря логарифмической калибровке приборов оставался крошечный запас. Это последнее смещение стрелки могло означать разницу между чувством просветления и появлением ярких картин рая и ада. Он еще не заводил пленника так далеко и не был уверен, хочется ли рискнуть.
Оставив пульт, он подошел к диверсанту. Позади того вздрагивал в своем резервуаре Слик, вверх и вниз по телу дельфина пробегала рябь – он предвкушал нечто особенное.
Пленник истекал слюной, потеряв контроль над основными мышцами лица, и оно расслабилось, оплыло. Небесный, взяв голову диверсанта в руки, заставил смотреть себе в глаза. У него покалывало кончики пальцев, он словно ощущал, как разряды проникают в чужой мозг. И вот взгляды встретились – зрачок смотрел в зрачок, – но это оказалось для пленника чрезмерным испытанием. Все равно что увидеть Бога – не самое приятное из переживаний, даже для человека, охваченного благоговейным трепетом.
– Послушай меня, – прошептал Небесный. – Нет, не пытайся говорить. Просто слушай. Я мог бы убить тебя, но решил пощадить. Я выбрал милосердие, проявил сострадание и хочу, чтобы ты запомнил это. Но запомни и кое-что другое: я точно так же могу быть недобрым и мстительным.
В этот миг на руке Небесного зазвенел браслет-коммуникатор. Тот самый, что достался ему от отца, когда он вступил в должность начальника корабельной охраны. Хаусманн тихо выругался, выпустил из рук голову диверсанта, которая тотчас безвольно повисла, и повернулся к нему спиной. Надо было ответить на вызов.
– Хаусманн, это ты? – послышался голос Старика Бальказара.
Небесный улыбнулся, надевая маску немногословного профессионала:
– Да, капитан.
– Тут кое-что намечается. Мне нужен эскорт.
Свободной рукой Небесный снизил напряжение, но не до исходного уровня. Пленник может прийти в себя и заговорить. Следует держать его в отключке, по крайней мере во время беседы с капитаном.
– Эскорт? У нас на борту? Сэр, я не понял.
– Нет, Хаусманн, не у нас на борту. Мы летим на «Палестину». Я хочу, чтобы ты сам меня сопровождал. Надеюсь, это не покажется тебе слишком обременительным.
– Я буду в ангаре для такси через тридцать минут, сэр.
– Хаусманн, ты там будешь через пятнадцать минут, такси уже ждет. – Флегматичный капитан выдержал паузу. – Конец связи.
Дисплей мигнул, и изображение Бальказара исчезло. С минуту Небесный простоял, растерянно глядя на браслет.
Интересно, что это может означать? Между прочим, все четыре корабля находятся в состоянии холодной войны. Подобные визиты случаются крайне редко, каждый из них становится настоящим событием. Обычно они планируются за несколько дней, все детали тщательно прорабатываются и сопровождение делегированного лица обеспечивается службой безопасности в полном составе. Небесный при этом оставался на борту в качестве координатора. Но на этот раз Бальказар дал ему лишь несколько минут. И до того, как прозвучал вызов, не было даже никаких слухов.
