Баррикада становилась всё ближе, а вспышки выстрелов на ней — всё реже. Последние тридцать метров отряд Палачей, не меняя формации, прошёл в полной тишине.
Подойдя к заваленному трупами укреплению, Грубер вырвал из земли арматуру, согнул её на манер скобы, поднял одного из мертвецов и пригвоздил его к воротам.
— Вроде неплохо вышло? — поинтересовался он мнением сослуживцев, полоснув прибитый труп ножом по животу, от чего кишки вывалились наружу и повисли розовато-серыми верёвками.
— Годится, — кивнул Палач с алым ястребом на броне, улыбнувшись.
— Вацлав, Стас, — позвал Грубер, — повести ещё двоих, для симметрии.
— Есть, — в один голос отозвались Палачи с медвежьей головой и белым деревом, тут же приступив к исполнению приказа.
— Карл, остаёшься охранять дорогу.
— Так точно, — процедил сквозь зубы явно не обрадованный таким распоряжением ястреб. — Всех подпускать, никого не упускать?
— Именно. Заскучаешь, укрась ворота. У тебя к этому талант. Всё, хорош, — переключился Грубер на Вацлава и Стаса, увлёкшихся освеживанием распятых покойников. — Идём в город.
Проходя через ворота, Глеб краем глаза заметил, что одно из «украшений» приколочено к табличке с названием населённого пункта, и лишь потом поймал себя на мысли, что без труда смог прочесть надпись «Лазо». Хотя курсы иностранных языков в программу обучения не входили. Считалось, что знание вражеского наречия не только бесполезно, но и вредно штурмовику. Штурмовик не разговаривает, штурмовик уничтожает. Но, если по какому-то нелепому стечению обстоятельств появилась такая необходимость, он — носитель «великого и могучего», принудительно и весьма успешно насаждённого по всей территории Союза — должен говорить с врагом только по-русски. Если враг не понимает — это проблемы врага. Полиглотство — удел задротов из разведки и контрразведки.
Городок имел всего две полноценные улицы, пересекающие его крестом. На этом перекрёстке, согласно загруженному в бортовой компьютер плану, находилось здание муниципалитета, к которому и направился отряд Палачей, как к наиболее вероятному месту дислокации объекта.
— Скучновато тут, — констатировал Грубер, пробежавшись взглядом по пустой тёмной улице. — Неплохо бы добавить огоньку.
— Так точно, — отозвались Вацлав и Стас, меняя немаркированные магазины подствольных гранатомётов на помеченные красным.
Подствольник Отто ухнул первым, посылая выстрел в окно ближайшего здания. Пробитое стекло вылетело наружу после раздавшегося хлопка и яркой вспышки. Из оконного проёма повалил дым, по дороге заплясали тени от стремительно разгорающегося внутри дома пламени. Подствольники Вацлава и Стаса подхватили начинание, в завидном темпе рассылая зажигательные гранаты всё новым и новым адресатам. Вскоре уже половина улицы была охвачена пожаром. Огонь жрал одно-двухэтажные бревенчатые, в большинстве своём, избы как сухую солому, выгоняя их перепуганных обитателей на мороз.
— Схема четыре, — приказал Грубер.
Оба Палача молча кивнули и, разойдясь в разные стороны, исчезли за пылающими домами.
— Что за схема? — спросил Глеб, не на шутку раздражённый таким наплевательским отношением. — Я должен догадаться?
— Просто будь рядом, — ответил Грубер, срезав короткой очередью выскочившую из огня женщину в ночной рубашке. — И не забывай стрелять.
Справа и слева, сквозь треск горящих брёвевен и крики охваченных паникой людей, раздался рокот переведённых в режим прицельного огня «Фениксов». Палачи били редко и точно, экономя патроны, зная, что работы предстоит ещё очень и очень много.
Пытающиеся спастись на задних дворах гражданские, попав под обстрел, бросились на улицу. И когда улица наполнилась мечущейся толпой…
— Чёрт, как же я это люблю, — криво улыбнулся Глебу Отто Грубер, переключая реостат «Феникса» на отметку «4000». Блок стволов, разогнанный электроприводом, засвистел, превратившись в сплошной сверкающей воронением цилиндр. — Обожаю, твою мать!
Непрерывная линия огня ударила в толпу и прошлась по ней слева направо, а потом обратно, оставляя за собой прошитые навылет, изорванные, истекающие кровью тела. Они падали, словно волосы под машинкой для стрижки. Абсолютно беззащитные, обречённые. Это не было похоже даже на казнь. Забой скота — вот, что это напоминало. Массовый и варварский. Мужчины, женщины, старики и дети ложились под карбид-вольфрамовым мечом Палача, не понимая, за что они умирают и в чём их вина.
Лежащий на гашетки палец Глеба медленно сполз с неё, держащая картечницу рука опустилась.
— Жалкие ублюдки, — ухмыльнулся Грубер, оценивающе глядя на заваленную телами улицу. Вращающиеся вхолостую стволы «Феникса» остановились, окутанные облаком пара. — Мне нужен Александр Уваров! — развернулся Отто лицом и дульным срезом к живой половине улицы. — Выдайте его, и мы пощадим уцелевших! — тишина. — Нет? Что ж… — Грубер сменил опустевший магазин подствольного гранатомёта.
— Стойте!!! — на улицу, размахивая поднятыми руками, выскочил бородатый мужчина в валенках и накинутом поверх майки тулупе. — Стойте! Не надо! Я… я схожу за ним. Я знаю где… Иди в дом! — рявкнул он на вылетевшую следом и повисшую у него на руке взлохмаченную женщину. — Дура! Пошла отсюда, я сказал! — женщина, бросив взгляд на стоящих посреди заваленной трупами улицы Палачей, отпрянула, замерла на секунду в нерешительности и бросилась к двери. — Он придёт, — заверил мужик дрожащим голосом, не переставая делать руками примирительные жесты, и засеменил в сторону муниципалитета. — Обязательно!
— Пусть, — остановил Грубер взявшего мужика на прицел Вацлава.
— Он говорил по-русски, — обратил внимание Глеб.
— Коллаборационист, — пояснил Отто, двинувшись вслед за посыльным. — Их больше, чем тебе кажется.
— Настолько много, — кивнул Глеб на вывеску «Магазин», — что для них аж целый городок на Аляске отвели?
— Не удивлюсь, — пожал плечами Грубер. — Люди, в массе своей — говно.
— Это же гражданские. Какой им смысл?
— Да мне плевать. Они уже не жилицы.
— А как же «пощадим уцелевших»?
— Уцелеют — пощадим.
Доброволец-переговорщик тем временем скрылся в муниципалитете — трёхэтажном кирпичном здании с неким подобием колонн на фасаде, и очень удачном с точки зрения обороны расположением узких невысоких окон-бойниц.
— Ждать, — остановился, подняв руку, Грубер. — Если выйдет не один, валим остальных по моей команде.
В окнах замелькали фигуры.
— Стас, берёшь третий этаж. Вацлав — второй. Глен, помогаешь с сопровождением.
Но Уваров вышел один. Высокий поджарый старик, лет шестидесяти, в зимнем мундире без знаков различия и с непокрытой седой головой, испещрённой шрамами, будто её обладатель встретил шестидесятый день рождения не в штабном кабинете, а в траншеях на передовой.
— Я — генерал Уваров, — представился он, подойдя к Груберу почти вплотную.
— Бывший генерал, — уточнил тот.
— С кем я говорю?
— Капитан Грубер, двадцать первый экспедиционный корпус. Вы арестованы за измену Родине, и отправитесь с нами.
— Экспедиционный? — хмыкнул генерал. — Так Генштаб больше не признаёт Дальний восток территорией Союза?
— Что? — сделал шаг вперёд Глеб. — О чём вы?
— Вацлав, — позвал Грубер, не оборачиваясь, — закуй ублюдка.
— О чём я? — переспросил Уваров, стоя с заведёнными за спину руками, пока Палач застёгивал кандалы. — Вас теперь что, посылают на карательные операции, не сообщая о месте их проведения?
— Это Аляска, — отрапортовал Глеб с куда меньшей твёрдостью в голосе, чем ему того хотелось бы.
— О боже, — покачал Уваров головой, невесело усмехнувшись. — В таком случае вы отклонились от заданного курса на две тысячи километров. Это Камчатка, сынок.
— Заткнись, — проскрежетал Грубер.
— Интересно, — продолжил генерал, абсолютно спокойно. — Раньше они присылали БИВней и разную шваль из дисбата, которую не жаль было здесь и бросить. А теперь шлют элитные подразделения. Нефть и алмазы подорожали?
Закончивший с кандалами Вацлав саданул генералу по спине, и тот, покачнувшись, упал на колени:
— Вы только что растеряли без суда и следствия десятки сограждан, — прохрипел он, тщетно пытаясь подняться. — И кто из нас предатель?
Глеб слушал, не веря собственным ушам. В голове крутились слова присяги: «Защищать граждан Евразийского Союза, везде и всегда! Клянёмся!». Но вместе с ними приходило: «Чтить своих командиров! Беспрекословно исполнять приказы! Клянёмся!». В горле пересохло, перед глазами помутилось. На мгновение Глеб ощутил себя висящим в пустоте, откуда его вернул голос Грубера:
— Они тебе так дороги? — склонился Палач над стоящем на коленях Уваровым. — Тогда смотри, как Родина карает за ослушание, — он размял плечи и повернулся к ожидающему приказов отряду. — Убить всех.
