А кто-то чувствует себя здесь как в родной стихии, не желая менять грязь ночной работы на что-то более приличное. Все это не совсем люди, это особая каста, пропитанная примитивными желаниями и пахнущая плохими духами, это БЛЯДИ. Еще их называют «стряпухи» – нечто среднее между стриптизершей и шлюхой на современном сленге людей, работающих ночью, которые знают, что представляет вся эта «танцующая элита».
Плотные сгустки мяса, запрограммированные продаваться, в них честь скоропостижно вымирает, становясь атавизмом. Раздроченные, фригидные, голодные до халявных денег влагалища, все, что они умеют, – это хотеть и брать, вырывая зубами сладкую жизнь из успешных пальцев бизнесменов или дельцов среднего звена. И делают это виртуозно, абсолютно не возбуждаясь от нового успеха. Их долг – сосать и выглядеть дорого – вот то, чем занимается стряпуха в ночном заведении. Если вы еще до сих пор не поняли, в стрип-клубе танцы служат никому не интересным видеорядом, мелькающим перед глазами пришедших в бордель.
Здесь тусуются только циники. Они покупают все, но ничего не ценят. Да и что можно ценить, когда желаемое так продажно и доступно. Здесь обесценивается жизнь.
По клубу лениво перетекают жиры угрюмых клоунов с большими кошельками. Их действиям предоставлена не слишком большая свобода, определенная неуловимой силой отточенного развода на деньги. И клоуны легко ведутся, равнодушно покупая девочек, умеющих «делать свое дело». Потребители мужского пола – и манекены с внешностью женщин, зомбированные математикой того, сколько километров членов нужно отсосать взамен на спортивную машину. Одни нацелены на то, чтобы продать себя подороже, другие – чтобы «схавать» это подешевле. Послушные заштукатуренные куклы с ценником на круглую сумму принимают любые позы, удобные для потребления несвежей плоти. А жирные дяди грубо имеют их, справляясь без инструкции с товаром до истечения срока годности. А в глубине лабиринта порока, состоящего из немытых человеческих тел, равнодушно светится табличка с надписью «Выхода нет». Приходите к нам в стрип-клуб! Здесь искореженные судьбы не подлежат восстановлению и невозможно опознать изуродованные остатки души.
Вам щедро добавят наркотики в коктейль, вы не будете ожидать такой подставы, а затем, одурманенные эйфорией, потратите последнее, просирая и свою жизнь заодно…
В этом хаосе идет уже столько времени… Я из последних сил выживаю и ненавижу всех вокруг. Работая ночью, я почти не вижу солнца. От этого я еще сильнее худею и практически потеряла сон. Когда-нибудь я сдохну от очередного сердечного приступа. Успокоительное давно перестало спасать от нервных срывов…
Остается только стиснуть зубы и терпеть подставы со стороны танцовщиц, которые неизбежны в обществе падших дряней, где желание заработать любой ценой стоит превыше человеческого отношения. Сложно не слышать мерзкие разговоры о том, кто из них, как и кому отсосал, кто что сожрал, кто что побухал или вдолбил и кто как проблевался. Невозможно не замечать их вечно-пьяные рожи и затуманенные наркотиками мертвые глаза. Голова взрывается от их вульгарного ржача и тупых шуток. Последние остатки терпения разрушает мерзкий говор провинциалок, наводняющих кишащую безграмотными иногородними Москву.
Стадная манера стряпух накидываться на робких девушек, поддакивая более авторитетному человеку, не страшна, если у тебя есть внутренний стержень. Слава Богу, вся эта стая гиен меня уважает и боится за то, что я разнимаю пьяные драки, встаю на сторону слабых и высмеиваю их ценности.
– Ой, девачки, ну вы пасматрите на нее, – слышится тявканье в мою сторону. – Эта монахиня всегда будет нищей. Пять минут минета – и ты миллионерша. А она все танцует, такая странная…
– Заткнись, лимита, – обрываю я нападки в свой адрес. – Торгуй пи*дой и помалкивай. Мне с тобой делить нечего…
Двенадцатичасовые смены заканчиваются ноющими мышцами и отдаются невыносимой болью в спине. Понимая, что творится что-то ненормальное, я глотаю обезболивающее и надеюсь, что все пройдет. Но… я тотально разбита.
Какое-то время я закрывала глаза на все… Когда выходишь на сцену и начинаешь танцевать, забываясь в красоте «Порочного Балета на Шесте», птица счастья раскрывает над головой крылья, и все проблемы остаются в прошлом. Любовь к танцу – самый сильный наркотик, держащий меня в поганом мире стриптиза уже несколько лет. Но я так устала и уже на грани…
Каждая рабочая ночь кажется еще длиннее предыдущей, потому что ступни безбожно опухают от обуви на двадцатисантиметровых каблуках, в которой необходимо ходить всю ночь. Надо танцевать и натягивать на лицо гримасу счастья. Надо развлекать клиентов, надо создавать иллюзию веселой праздничной тусовки. Правила таковы, что от нас все время что-то надо, надо, надо… Любая попытка самовольно скрыться в зоне отдыха для персонала заканчивается штрафом на приличную сумму.
И я держусь, позволяя себе тайком поплакать, и снова благодарю небо за то, что я единственная девушка, которой позволяют работать в подобных заведениях, не принуждая к интиму. Все потому, что я делаю шоу-программу и являюсь эксклюзивом заведения.
Пока вполне хватает на жизнь. В стрип-индустрию меня привели не мысли о деньгах. Музыкальная шкатулка открывается. Фигурка механической балерины, одетой в андрогинный костюм, двигается под романтичные звуки «Duran Duran». Розовые блестки падают с неоновых облаков на платиновый ирокез. Гармония красоты и свободы продолжает звучать гимном для всех сердец, которые однажды решили достучаться до небес. А балерина будет двигаться, пока в волшебной шкатулке не испортятся батарейки, работающие от света Луны…
Шоу продолжается… Шоу будет продолжаться… Ради этого я здесь…
Мои гости – очень милые люди. Каждый из них по-своему интересен. Ну вот, к примеру, гость по прозвищу «Юбка». Добрый одинокий мужчина с аристократическими манерами и грустными глазами. Он любит попить кофе в нашем клубе. Все, что ему надо, – это простое человеческое общение и искренность. Никакие, к чертовой матери, приваты его не интересуют. В ответ на интересную беседу и интерес к себе он засовывает в трусики девушек множество крупных купюр, вешая их за резинками стрингов так, что это напоминает пышную юбку. Юбка обожает поболтать со мной о книгах, кино, музыке и ценит индивидуальность.
Но сегодня, размешивая сахар в чашке Юбки, я заметила, что его взгляд особенно грустный.
– Вы так серьезны, потому что сегодня пятница, тринадцатое? – пытаюсь я вывести Юбку из задумчивого созерцания, намекая на мистическую дату.
– Да нет, просто задумался о своем… – тихо говорит Юбка.
– Ну что я могу сделать, чтобы развеселить вас? – допытываюсь я, искренне желая, чтобы Юбка улыбнулся.
– Ну а чего бы тебе самой хотелось?
– А хотите, я сделаю так, что во всем клубе отрубится электричество? – шучу я в духе, присущем чертовскому дню недели.
– Да не может быть, я не поверю в это…
И тут, как по заказу, во всем клубе гаснет свет. Даже диджей матюгнулся за вертушкой, у него обломался такой расколбасный микс. Челюсть Юбки плавно опустилась. Кажется, он потерял дар речи и теперь сидел, уставившись на меня, как на аномалию. Стриптизерши настолько опешили, что молча отсели от меня на почтительное расстояние. Только дрожащее пламя маленькой свечки на нашем столе по-прежнему освещает эту немую сцену теплым огнем. Я и сама немного в ужасе от непредвиденного форс-мажора, который выглядит как дело моих рук.
– Аааааа… Эээээ… А можно все это как-то исправить? – ерзает на диване Юбка.
– Хм, пожалуй, пора вернуть праздник обратно… – неуверенно говорю я, озираясь на темный зал клуба.
Стоило только договорить фразу, как снова включилось электричество, заиграла музыка и замерцала подсветка по краю сцены. Я была просто в шоке от этого странного явления. В этот вечер Юбка оставил мне, пожалуй, слишком много чаевых и спросил:
– А счастье ты так наколдовать можешь?
– Для вас мне будет это сделать особенно приятно, – отшутилась я.
Но с тех пор стриптизерши зауважали меня еще сильнее и стали откровенно бояться. С испуганным шепотом: «Сатана в гримерке!» – они торопливо покидают раздевалку, когда я захожу.
Через неделю Юбка пришел снова. Он поблагодарил меня за то, что у него решилась какая-то глобальная проблема. Конечно, я нахожу в этом мистицизме только долю правды, но сразу же вспоминаю, что я неспроста родилась тринадцатого апреля…
Что-то давно не заглядывал в клуб мой еще один обожаемый гость, тридцатилетний немец. Посмотрев мое шоу, он выпивает со мной на брудершафт пару стопок «Б-52» и заказывает несколько приватов подряд. Попросив поставить диджея его любимую музыку, он очень темпераментно реагирует на то, как я исполняю откровенные танцы под песни группы Rammstein.
– Шайзе! О, майне, либен готт! Дас ист фантастиш! – восклицает возбужденный бюргер, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. Я срываю с него галстук и играю, как плеткой, этим мужским фетишем. Немец продолжает выразительно материться, блаженно закатывая глаза от вида моей обнаженной фигуры, на которой остаются только черные лаковые ботфорты на огромных острых каблуках. Эротичный тембр голоса немца и сама ситуация изрядно веселят меня: я чувствую себя героиней отборной немецкой порнухи и громко смеюсь над своими же ассоциациями. Немец тоже начинает ржать во всю свою немаленькую пасть, понимая, что наши мысли сходятся. Порой я даже забываю, что нахожусь на работе – когда приходит веселый ариец, его появление обещает веселье. Он никогда не обижает меня. Мы от души дурачимся. Отблагодарив за танцы хорошими чаевыми, он начинает восхищаться моей татуировкой на пояснице. Она гласит: «Die Liebe ist Mein Führer». Огромная наколка, сделанная в честь девушки, которую я буду любить всегда, производит огромное впечатление на него. Немец постоянно допытывается, какова история ее создания. Но эта, слишком личная, информация была и всегда будет моей тайной.
