– Надя...
– Что? – вздрогнула она.
– Ты меня совсем не любишь? – серьезно спросил Егор, вытерев рот салфеткой.
– Совсем, – спокойно ответила она.
– Так не бывает...
– Бывает. Сплошь и рядом бывает.
– Ерунда!
– Послушай, Прохоров, чего ты добиваешься?
– Я хочу, чтобы все было, как раньше. Мне не важно, есть у тебя кто-то или нет... И еще – забудь ты про эту чертову Лулу!
– Но ведь дело вовсе даже не в Лиле Лосевой, Егор... – покачала головой Надя. – Дело в нас. Мы слишком разные люди, я уже тебе говорила об этом. Вспомни – тебе было плохо со мной.
– Неправда! – с жаром воскликнул он. – Мне было хорошо! Ты... ты такая... Словом, ты идеально подходишь мне. А я – тебе. Именно потому, что мы такие разные. Ты убегаешь, а я догоняю. Это игра такая.
– Какая еще игра? – с изумлением спросила Надя. – Прохоров, ты что, уже совсем упился?
– Ты все прекрасно понимаешь! Ты просто притворяешься... Надя!
– Не ори на меня! – повысила голос и она. – Тоже мне – люблю, люблю... а сам орет на меня диким голосом!
– Я не ору, это ты на меня орешь!..
Они замолчали, глядя друг на друга с каким-то исступлением. Потом отвели глаза.
– Ненавижу Новый год, – через некоторое время с трудом произнесла Надя. – Самый противный праздник на свете. Все пытаются радоваться, а на самом деле радоваться-то нечему...
Она вдруг почувствовала, как в голосе задрожали слезы. Этого еще только не хватало – реветь перед бывшим мужем! И почему Леон не звонит...
– А я так очень рад, – тихо сказал Егор и отвел с ее лица прядь волос. – Когда я рядом с тобой, всегда радуюсь. Ну, что за слезы...
Он потянул ее за руку и усадил к себе на колени. Надя не могла ему сопротивляться – во-первых, у нее не было сил, а во-вторых, в жесте Егора было нечто такое, что буквально обезоружило Надю. Он просто хотел утешить ее – и ничего больше.
– Не плачь... – Он баюкал ее, гладил по голове, точно маленькую. – Чего ты хочешь? Скажи, я все сделаю... Тебя кто-то обидел, а? Скажи мне, и я убью этого человека...
– Ну да, а потом тебе передачи в тюрьму носить... – сквозь слезы засмеялась Надя. – Глупый, глупый Егор... Нет, меня никто не обидел. Это я сама скоро обижу одного хорошего человека, уж так обижу...
«Бедная Алька! Ты не заслужила, чтобы с тобой так поступали!» – опять мелькнуло у нее в голове.
– Расскажи, в чем дело, – попросил Егор.
– Нет, не могу. Не спрашивай... – Она стала потихоньку успокаиваться.
– Тогда вот что – ты просто не обижай этого твоего человека. Тем более если он хороший... Он или она? – Голос Егора дрогнул.
– Она...
– Тем более! – В голосе прибавилось энтузиазма. – Ты посиди, я сейчас тут все уберу, чтобы тебе потом не возиться...
Он подвел ее к дивану.
– Какие мы благородные, – сердито пробормотала Надя, но скорее уже по привычке. – Ишь ты, посуду мыть собрались... Ты учти – на меня такие вещи не действуют!
– Я в курсе...
Егор потащил грязные тарелки на кухню. Едва он ушел, как рядом с Надей нетерпеливо задребезжал телефон.
– Алло! – схватила она трубку. Сердце забилось, словно сумасшедшее.
– Надя, милая, это я...
– Леон, господи, наконец-то! Что-нибудь случилось?
– Нет, все в порядке... Я люблю тебя.
– И я тебя люблю, – прошептала Надя.
– Почему так тихо говоришь? Ты не одна?..
– Нет, я одна, – солгала она. – И я все время думаю о тебе.
– Я завтра приду к тебе. Я так не могу. Я хочу быть с тобой!
– Нет, не завтра! Завтра еще рано!
– А когда? Послезавтра?
– Нет, давай дождемся Рождества... Но не раньше! Иначе это убьет Альбину...
– А после Рождества Восьмое марта, после Восьмого марта пойдут майские праздниками, а там и День независимости не за горой... – печально засмеялся Леон. – Надя, милая, ты что, передумала?
– Ничего я не передумала, я просто пытаюсь просчитать все!
– Все не просчитаешь... Я потому не звонил, что Альбина долго не шла спать – хотя обычно она ложится сразу после двенадцати. А потом она позвала меня с собой. Ну, ты поняла...
– Боже, Леон, ты вовсе не обязан рассказывать мне такие вещи!
– Ты не понимаешь... А я даже видеть ее не могу, не то что... Знаешь, она кажется мне... ну... неживой.
– Какой? – с ужасом спросила Надя.
– Она кажется мне мертвой. Вроде зомби...
– Ты пьян?
– Нет. Ну, совсем немного... Зомби – в переносном смысле, конечно. Просто я не люблю ее. Когда-то я думал, что смогу ее полюбить, но у меня это не получилось...
– А мне ее жаль. Очень жаль...
– Все, давай не будем больше о ней, – нетерпеливо произнес Леон. – Давай говорить только о нас. О тебе... Что ты сейчас делаешь, например?
– Я сижу на диване и разговариваю с тобой. Я напилась шампанского, и у меня шумит в голове.
– Тебе грустно – одной?
– Нет, что ты, все хорошо...
Они еще немного поговорили, а потом нежно попрощались. Надя долго обдумывала этот разговор, глядя в экран телевизора, где плясали какие-то экзотические танцовщицы с перьями. Без звука. Танцовщицы улыбались слишком неестественно, и они вдруг показались Наде самыми настоящими зомби...
Она проснулась только утром.
Голова была тяжелой. Телевизор не работал, а на ногах лежало покрывало. «Егор! Тут же был Егор», – вспомнила она.
Она побежала на кухню – никого. «Это называется – ушел по-английски. Что ж, большое ему спасибо. Обошлись без лишних слов...» И все же она испытала некоторое разочарование, словно Егор должен был остаться и продолжить разговор с ней – о том, что он виноват и что Надя обязана его простить. «Значит, не так уж он и хотел вернуться!»
И тут она увидела бумажный листок, висящий на дверной ручке. На нем было написано: «Надя, ты спала, а я на тебя смотрел. Ты очень красивая. Давай куда-нибудь сходим? Если надумаешь, позвони. Как видишь, я вел себя очень прилично. Я т. л. Егор».
– Что за «Я т. л.» такое? – пробормотала Надя. – Детский сад какой-то...
Но она знала, что значат эти буквы. Она поняла Егора и прошлым вечером – когда он сказал ей, что они играют в одну игру. Она убегает, он догоняет.
Все так, все правильно... Она делала вид, что отталкивает его, а он целеустремленно преследовал ее. Он требовал, чтобы она принадлежала только ему, а она возмущалась, что он мешает ей. Они кружились друг возле друга, они не могли сделать и шага в сторону, потому что этот танец нужен был им обоим. Это могло длиться бесконечно. И если бы не Лиля Лосева...
Она вдруг вспомнила, что у Егора нос горбинкой. Темно-русые волосы. Серые глаза. Большие руки. То, что у него всегда хороший аппетит (просто поразительно, как он до сих пор еще не растолстел!). Вспомнила, как он был нежен. Черт возьми, он всегда был нежен, все эти годы, что они провели вместе, – последний день ничем не отличался от первого. Да, нежен и... страстен. Смешно сказать – она даже как-то пожаловалась Альке на его темперамент. «Подлей ему в чай брому», – сказала Альбина, тогда еще работавшая фармацевтом в аптеке. «Тайком, что ли?» – «Ну да, а что такого?..» – «Нет, я не могу – тайком! И вообще...» На самом деле она не жаловалась Альке, а самым бесстыдным образом хвасталась.
