— Леди Уайльд, вы оскорбляете меня своим вопросом.
— Ничего подобного, мистер Кейн, я не делаю. Я просто указываю, хоть и так ясно, что…
Пришла моя очередь вмешаться.
— Пожалуйста, с нажимом произнес я. — Пожалуйста.
Мой призыв к спокойствию был услышан, и я вновь заговорил:
— Боюсь, Кейн, леди Уайльд права. Дальнейшее ожидание и бездействие чревато риском, что прольется еще больше крови.
Я должен был рассказать ему о послании, оставленном мне после убийства миссис Николс, но пока поведал лишь об утрате моего кукри (вопрос: это орудие убийства?) и о том, в какое положение это ставит меня и всех нас.
— Мы должны действовать, Томми. Ты согласен?
Слишком напуганный, чтобы ответить, он ограничился кивком.
Но если он интересовался тем, как следует действовать, что делать и когда именно, то и меня это интересовало не меньше. Ответ пришел от леди Уайльд:
— Мы должны обратиться к его демону.
Кейн вскочил со стула.
— Вот как! Сделать так — значит поступиться остатками здравого смысла! Может, Сперанца, устроим на приеме в следующую субботу спиритический сеанс? На него можно будет пригласить всех наших друзей: земных и небесных, инфернальных и астральных.
— Кейн, послушай, — попытался я вновь успокоить его, но не смог.
А тут еще Сперанца подлила масла в огонь:
— Надо же, мистер Кейн, а у вас, оказывается, есть чувство юмора. Удивительно. Прочитав вашу последнюю книгу, я не заметила у вас таких способностей.
Это, конечно, не могло не задеть его за живое.
— Не заметили способностей, надо же! Но позвольте напомнить вам, что моя последняя книга издана в трехстах тысячах экземпляров только за последние полгода, а сейчас выходит в финском переводе.
— В самом деле? Может быть, сэр, вы хотели сказать — в финальном переводе? Мне кажется, мир не нуждается в подобном избытке творений Кейна.
— В чем же тогда нуждается мир? В еще большем количестве прирученных уайльдовских слов?
— Мои слова, мистер Кейн, еще никто не называл «прирученными». Если же вы говорите о творчестве моего Ас-кара, тогда…
— Леди Уайльд, я вообще никогда не говорю о творчестве вашего Ас-кара, ни публично, ни приватно.
При этих словах Сперанца медленно встала и двинулась к нему.
Он пошел ей навстречу. Так они и стояли посреди ее салона, нос к… пупку.
— Да успокойтесь вы! Это нелепо! Умоляю вас обоих прекратить ссориться и вспомнить, зачем мы собрались. Да посмотрите же на себя!
Не сразу, но они оба сели на прежние места, Кейн быстрее, а Сперанца так, словно двигалась сквозь воду.
Вернувшись в свой угол, Кейн хлопнул себя ладонью по губам. Я видел, действительно видел, что он сам дивился тому, как с них сорвались эти слова.
— Леди Уайльд, — с придыханием произнес мой друг, — сможете ли вы простить меня?
— Полагаю, что смогу, мистер Кейн, — заявила Сперанца. — Но думаю, воздержусь… еще несколько минут. В конце концов, я предлагаю быть любезными друг с другом, всего лишь любезными.
И, видимо решив подкрепить свои слова действиями, она позвонила в колокольчик и вызвала Бетти, которая, по прошествии времени, принесла ужасающий чай, подавать который вдобавок ей мешала зажатая в левой руке лилия на длинном стебле. Кроме того, от нее попахивало одеколоном. Значит, мы вновь прибыли на Парк-стрит, слегка разминувшись с Оскаром Уайльдом.
Пока Бетти столь странным манером разливала чай, Кейн повернулся ко мне и шепнул:
— Я разбит. Разбит, Брэм… мои нервы… мои страхи. Я не владею собой!
Да уж, о мешках с кровью ему лучше не рассказывать.
Наконец, после того как надушенная служанка, подав холодный чай и черствые кексы, удалилась, Кейн обратился к нашей хозяйке со словами:
— Сперанца, я прошу прощения, от всей души прошу прощения. И конечно, вы оба правы. Мы должны действовать… Говорите, пожалуйста.
Некоторое время Сперанца орлиным взором смотрела на нас поверх сколотого края своей чашки, продолжая маленькими глоточками потягивать чай. Потом медленно, очень медленно поставила чашку на блюдце и произнесла:
— Я лишь хочу сказать, господа, раз уж мы лишены удовольствия пообщаться с Тамблти — мы ведь не можем даже его найти, — не стоит ли нам подумать о возможности связаться с тем, кем он одержим? Может быть, он откликнется? Ведь американец — лишь инструмент этого… Как там его зовут, мистер Стокер?
— Сет, — машинально ответил я, хотя идея от меня ускользала.
— Вот-вот, — кивнула Сперанца — Думаю, следует признать: даже если нам удастся найти Тамблти, нам… хм… Я очень сомневаюсь, чтобы нам удалось его урезонить, отвратить от злодеяний. У него, в конце-то концов, не навязчивее пристрастие к картам или скачкам, a мания убийства! Он одержим демоном. И эта одержимость выглядит полной, да?
Мы с Кейном согласились, поскольку никаких признаков ее неполноты не видели.
— А раз так, я предлагаю следующее: давайте призовем самого демона, обратимся к Сету и, таким образом, посеем семена раздора.
— Ага, то есть такой раздор сделает одержимость неполной, — неожиданно догадался я.
— Вот именно, — удовлетворенно произнесла Сперанца.
— А потом, наверно, надо будет передать их обоих в руки священника? — с надеждой предположил Кейн.
— Боюсь, что на это рассчитывать не приходится — момент упущен. Даже мой католический патер не сможет провести ритуал изгнания демона из Тамблти, а любой другой просто сообщит обо всем властям.
— Вот кого нам не надо, так это властей, — буркнул Кейн, хотя это было излишне.
И тогда Сперанца заявила, что для посрамления одержимости мы должны сами проложить проход, своего рода Дорогу Действий.
— Однако, если они, человек и демон, соединены, как сейчас, боюсь, ни один план не принесет пользы. С другой стороны, если мы сумеем сделать эту связь неполной, возможно…
— В любом случае попытаться стоит, — с восторгом заявил я, хотя тут же, поумерив свой пыл, добавил: — Но как?
— Я скажу вам как, — сказала Сперанца, взяв со стола книгу.
Она уже собралась читать вслух, когда Кейн спросил, что у нее за источник.
— Моим источником, мистер Кейн, являюсь я сама.
Так оно и было, ибо она держала в руках «Легенды, предания и суеверия».
— Хотя тиражи у меня, может быть, и поменьше, чем у вас, но читатели имеются, такие же внимательные и преданные.
— Ничуть в этом не сомневаюсь, Сперанца. И еще раз прошу прощения за…
— И такие читатели…
Она открыла книгу, но, пошарив на груди и в высокой прическе, так и не нашла очков, а потому была вынуждена положиться на память.
— …такие читатели обнаружат, что я соединила восточные изыскания сэра Уильяма с моими собственными, ирландскими, и пришла к определенным выводам. В частности, к заключению, что ирландский распевный плач «У-лю-лю», несомненно, происходит от древнеегипетского «Хай-лу-лу».
После чего она произвела практическое сравнение двух распевов, столь долгое и громкое, что даже глуховатая Бетти всполошилась и просунула в дверь голову.
— Мэм, вы никак колокольчик уронили.
— Прости меня, дорогая. Я призывала богов, а не тебя.
Этого объяснения оказалось достаточно, чтобы Бетти без лишних слов удалилась, однако меня вокальные опыты Сперанцы заинтересовали куда больше, чем служанку.
— Ведь это погребальное ирландское песнопение?
— Точно. Так же как и египетское.
— Но мы то не бога собираемся призывать, — сказал Кейн, — а демона.
— Поэтому, — пояснила Сперанца, — нам следует исполнить обряд запретным способом. Объясню поподробнее: с незапамятных времен известно, что погребальные песнопения — плачи, как называем их мы, ирландцы, — ни в коем случае нельзя исполнять сразу после погребения, ибо они смущают богов и делают их глухими к призывам отошедшей души.
— Вот как… Продолжайте, пожалуйста.
Мне очень хотелось понять, к чему Сперанца клонит.
— Делать так, — сказала она, — значит рисковать призвать демона вместо бога.
— Вы хотите сказать, — проворчал Кейн, — что это ваше «хай-лу-лу» позволит вызвать Сета?
— Я хочу сказать, мистер Кейн, что нам следует попытаться предпринять хоть что-нибудь, пока ваш американец не умудрился вырвать сердце еще у одной женщины из Уайтчепела, что он, несомненно, сделает, и не принес его сюда, мистеру Стокеру для взвешивания.
Да уж, лучше это предотвратить.
— Попробуем, — согласился Кейн.
И мы выслушали тезисы плана Сперанцы.
Взяв верхнюю газету из стопки у ее ног, Сперанца покосилась на дату и сказала:
