— Да вот хочу ему доказать, что я в гневе куда страшнее Фролова, — прорычала сквозь зубы и принялась спускаться. Под моей ногой треснул бетон, а Царь негромко присвистнул.
— Как говорится муж и жена — одна сатана, — пробормотал он непонятно к чему эту фразу, глядя на меня с легкой опаской.
Мы спустились на первый этаж, и я собралась выходить, но Малиновский остановил меня.
— Макс сказал мне забрать тебя, — напомнил он с важным видом, но это не особо меня впечатлило. — Пойдем, я тебе одежду привез, хоть переоденешься.
— И зачем ты мне ее привез? — спросила, спускаясь на подземную парковку вместе с доктором.
Там было темно, половина лампочек не работает. Я пару раз моргнула, и неожиданно как будто стало светлее и все хорошо видно, но при этом жутко заболели глаза. До машины я дошла буквально на слух, зрение резко село, будто я его перенапрягла.
— Эй, а ну не напрягайся! — прикрикнул на меня Царь и заставил закрыть глаза, положив на них руку. — Ещё несколько дней тебе лучше избегать солнечного света и не напрягать зрение.
— Что? — не особо поняла я о чём он, особенно когда мне на глаза нацепили новенькие солнцезащитные очки.
— Хоть я и сказал, что трансформация закончилась, это не совсем так, — пробормотал он, открывая дверь и усаживая меня на заднее сиденье рядом с пакетами. — Мне сложно сказать, как все будет проходить у тебя, подобные случаи почти не описываются в трактатах.
— Какие, к чёрту, случаи? — прорычала зло, поправляя очки на носе.
— Одевайся, я отвернусь, — сказал хитрый доктор и, закрыв дверцу, отошёл на добрых десять шагов и отвернулся в другую сторону.
Мне ничего не оставалось, как одеться в то, что мне привезли. Закончив с этим делом, я открыла дверь и протянула мужчине куртку. Тот с опаской оглянулся, словно я могла быть не одетой, и тут же подошёл.
— Скажи, а кто эту одежду выбирал? — спросила с легкой запинкой.
— Макс, — ответил тот. — А что, что-то не подошло по размеру? Можем заехать в торговый центр, сейчас, конечно, рановато, но думаю, хоть один скоро откроется.
— Да нет, все нормально, — пробормотала, опустив взгляд.
Кажется, я ночью наломала больших дров. Как же далеко я зашла, что после весьма просвечивающей футболки Макс выбрал для меня платье пуританской монашки? У меня теперь ни одного открытого участка кожи, кроме ладошек и лица. Высокий ворот, двойная ткань, определить, где талия или грудь было вообще не возможно. Колготки такой толщины, чтобы их порвать придётся ножом полчаса резать. Теплые угги, в которых мои ноги похожи на ноги медвежонка и кажутся к тому же неестественно большими. Зимний пуховик длиной почти до пят, шапка, которой при желании можно закрыть и лицо, толстый шарф, на случай если шапки покажется мало, и варежки.
Во всем этом я похожа, если не на дошкольницу, так школьницу точно. Это что ж такого я натворила, что он меня так закрыть решил? Думаю, одной ладошкой на его ноге дело не обошлось. Как же мне стыдно-то! Но ещё и интересно, что я такого учинила, что Фролов меня наградил этим пуританским нарядом? Видимо ему очень не понравилось, что я к нему приставала. Это такой намек, чтобы я даже не думала больше так поступать?
— Не знал, что ему нравится такое, — слегка ухмыльнулся Царь, когда я, совсем приуныв, уже решила идти к выходу. — Стоять, я же обещал тебя домой отвезти!
— Это обязательно? — пробурчала устало.
— Садись, Зульфия, отвезу тебя к дому, и мы оба избавимся от бремени, — ухмыльнулся Царь, и мне не осталось ничего другого, как сесть на заднее сиденье его машины.
Машина неспешно едет по улице, мы возвращаемся в город. Малиновский включил радио, салон заполнила музыка. На часах восемь часов утра, я провела в квартире Фролова почти сутки, в основном отсыпалась. Почти рассвело, в такое время обычно я уже на работе. Расстегнула куртку, шапку, шарф и варежки так и не надела и без них жарко. Пакетов на заднем сиденье тьма, принялась их собирать, чтобы не оставлять после себя беспорядок. В одном из пакетов нашлась женская сумка, новая, цвета слоновой кости с маленькими ручками. Она мне понравилась, несколько вопросительно уставилась на Царя, но тот больше на дорогу смотрит, чем на меня. Ни на одной вещи, что мне тут собрал Макс, нет ценника, но все они явно новые и дорогие. Если он пытался одеть меня по своему вкусу, то мне стоит признать вкус у него весьма странный, похожий на вкус какого-то чересчур заботливого, но безумно ревнивого арабского шейха. Мог бы не париться с платьем и просто паранджу мне купить, эффект был бы такой же. Мне только сумка и понравилась, взялась ее рассматривать, бренд мне был не знаком, но качество отличное, кожа мягкая на ощупь. И как мне за все это вернуть Фролову деньги? Похоже, никак, приму это вместо вещей, которые мне испортили его дружки. В голове возникло смутное воспоминание, будто я спрашивала у Макса, кем ему приходится Миша, и тот ответил, что брат. Было кое-что странное в этом воспоминании, я почему-то сидела у Фролова на коленях и обнимала его за шею. У меня вырвался стон, скинула очки и закрыла глаза, щеки пылают от смущения. Захотелось провалиться сквозь землю и повторить, главное даже не понятно, чего больше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Все нормально? — спросил Малиновский, отвлекаясь от дороги.
— С Максом все в порядке? Где он? — спросила, убирая руки от лица, чтобы сразу же вскрикнуть от боли. Царь дал по тормозам из-за моего крика, и мы чуть не врезались в ехавшую впереди машину.
Закрыла глаза руками, но чертов свет пробирается до них как будто сквозь руки и заставляет глаза ужасно болеть. Они так слезятся и болят, что хочется кричать, но я сдерживаюсь. Сзади загудели машины, Царь съехал на обочину, показав нескольким водителям нецензурный жест рукой.
— Покажи, — потребовал он у меня, пытаясь убрать мои руки от лица. Но у меня такое чувство, что глаза буквально вытекут, если уберу руки, так сильно они болят. В конечном итоге Малиновский перелез на заднее сиденье и, сев рядом, схватил меня за лицо и буквально отодрал мои руки он лица.
— Так, смотри на меня, смотри! — прикрикнул он, и я посмотрела. Стало больно, очень больно! Но всего на мгновение, затем ухватилась за его шею рукой. Жажда, меня мучает жажда, а по щекам стекают кровавые слёзы.
— Стоять, Атропа! Меня есть нельзя! Успокойся! Я такое предполагал, у меня в багажнике холодильник с кровью, — начал отбиваться от меня Царь, но как-то не серьёзно.
Я его не слушала, мне это не было интересно. Его шея и кровь в жилах совсем меня не интересуют. Есть что-то ещё, что уловить обычным взглядом не получается, но, когда пытаюсь посмотреть «не обычным», в глазах появляется жуткая боль. Боль заставляет чувствовать жуткий голод, так что ситуация просто патовая. В конечном итоге решаю не смотреть, закрываю глаза и беру то, что мне нужно. Царь резко выдохнул и вывалился на улицу из машины. Голод ушёл, я спокойно вдохнула, затем открыла глаза.
— Очки! — крикнул Малиновский, когда рядом показались люди. Послушалась его, надела очки, но, когда для этого взглянула в зеркало заднего вида, заметила, что глаза у меня красные и светятся. Уже не говоря о кровавых подтеках, что остались от специфических слёз.
Желание прибить Мишу увеличилось, но пока что его не достать. Малиновский поднялся, его немного зашатало, и когда он захлопнул дверь машины, то едва не упал. Сел обратно за руль, при этом он держался за машину, когда обходил ее. Его руки едва заметно дрожали, но он все равно подал мне влажные салфетки, которыми я вытерла своё лицо и шею от крови.
— Что это было? — спросила у него, отдавая салфетки, но он отмахнулся. Выглядит он не очень, слишком бледный.
— Кажется, ты меня поела, — пробормотал он, скривившись.
— Это как? — слегка растерялась, хотя и правда почувствовала себя сытой.
— Не все упыри кровью питаются, некоторые ее вообще не пьют. Некоторые, очень способные и сильные предпочитают питаться энергетикой, энергией человека или не совсем человека. Понимаешь, часто бывает, что в большой толпе из тебя как будто тянут силы, вот в таких толпах обычно и питаются энергетические вампиры. Они встречаются редко, предпочитают держаться от остальных подальше, и я, кажется, понимаю почему.
