нас один на всех, хе-хе! – Старики вспоминали недавнее развлечение.
– Хакан даст вам оружие, если у вас не хватает топоров и стрел, – заверил Ярдар.
– Если мы дадим из отроков каждого десятого, хакан же не посчитает нас за врагов? – сказал Вратимир. – А более мы не сможем – работать некому.
– Поход зимой – пахать в это время не надо.
– А если войско до пахоты не вернется?
– А если мой отрок вовсе не вернется? – подхватил какой-то мужик. – Я другого враз из глины не сделаю, как болвана вашего, чтобы было кому за скотиной ходить да сено косить.
– Возьмем добычу – свое жито не потребуется! – убеждал их Ярдар.
– Это ты, молодец, говоришь, потому что сам землю не пашешь! – сурово ответил ему другой мужик, и прочие закивали. – А нам так рассуждать не годится, мы на земле сидим, в нее прах своих отцов кладем, она нас кормит. Бросить ее в небрежении – свою мать оскорбить, и тогда уж нам ни в чем доброй доли не будет.
– Не лучше будет ни земле, ни матерям, ни детям нашим, коли хакан разорит нас! – внушал сородичам Заволод. – Да и зачем нам по щелям жаться, мы мужи или мыши? И мы не слабее других! Или мы, вятичи оковские, горазды только песни слушать, как витязь со змеем воевал, а как свой змей показался – мы под лавку? В подпол забьемся? Сами новую славу добудем, чтобы внуки наши нами гордились, а не витязем из басен!
– Не нам это надо, а хакану, – Вратимир качал головой. – А внуков на смерть посылать, чтоб хакану угодить – какая ж в этом честь?
Ярдар снова достал из ларя и показал хазарский доспех, надеясь, что хоть вид меча и шлема вдохнет отвагу в души вятичей, но помогло мало: они лишь дивились и рассуждали, сколько железа пошло, а один даже брякнул:
– С одной этой шапки железной пять топоров или наральников сковать можно!
– А серпов! – подхватил другой.
– Тебе, Заволодко, сия шапка по голове пришлась – надевай да ступай за тридевять земель Зарю-Зареницу от Кощея вызволять! – сказал еще один, и все засмеялись.
Заволод скривился, будто хотел сплюнуть, глаза его гневно сверкнули.
Спорили долго, Ярдар аж охрип. Но лучшее, чего он добился – это согласия Вратимира изложить все дело вятичам во время гощения – и разрешить Заволоду высказать доводы в поддержку похода, – но общее мнение склонялось к тому, чтобы дать одного отрока из десяти и не более. Едва ли Азар-тархан будет доволен таким исходом. Оковская рать окажется маленькой и ненадежной: из юных, неженатых отроков воины не самые лучшие, да и разбегутся они при первом признаке неудачи. Если бы Вратимир верил, что это необходимо, если бы призвал на ратников благословение богов, все пошло бы по-другому. Но он лишь с трудом и неохотой мирился с необходимостью, чтобы отвести явную угрозу хаканова гнева.
Отъезд Вратимира в гощение был назначен на днях – снег, уже выбеливший землю, звал в дорогу. Ярдару, в свой черед, пора было собираться домой, пока можно доехать верхом, не увязая по грудь.
Но кое-что делало мысль о скором отъезде мучительной. Днем и ночью Унева не шла из ума. А что если Вратимир теперь не захочет с ним родниться? Подумав об этом, Ярдар почти с испугом осознал: отвергни Вратимир его сватовство, у него не найдется сил уехать отсюда без Уневы.
Заволод свое обещание выполнил: когда мужи кудоярские разошлись, он тайком затеял с Вратимиром разговор вполголоса, поглядывая то на Ярдара, то на Уневу, сидевшую у прялки. Убеждал, что при любом обороте дела родство с Ярдаром, который у хазар в чести, не помешает, а при дурном – поможет. С этим Вратимир не спорил и на Ярдара поглядывал по-прежнему благожелательно.
И все же он пока колебался. Видимо, сам понимал: объяви он людям о том, что выдал дочь за Ярдара, все племя поймет это как одобрение тесной дружбы с хазарами и сборов в военный поход у хаканова стремени. За каждым родом останется право решать, но решение Вратимира, которое он таким образом без лишних слов объявит, для каждого будет значить много – Вратимиру на Оке верили. «Без Уневы не уеду!» – твердил себе Ярдар, но с часу на час откладывал решительный разговор, убеждая себя, что старику нужно время все обдумать и привыкнуть к мысли о разлуке. Что Унева, последняя дочь, была его любимицей, было ясно без слов, только по тому свету в глазах, с каким старик смотрел на нее.
Вечером Унева и Горлица, как и раньше, ушли ночевать к Заволоду. А утром их возвращение наделало в избе Вратимира немало шуму. Унева пришла сумрачная и печальная, зато Горлица – встревоженная и взволнованная; приведший их Заволод то же был обеспокоен.
– Ох, отец, мы все нынче ночью худо спали! – сразу доложил он Вратимиру. – Уневушка нас всех перебудила.
– Что с ней? – Добраня побежала ей навстречу и обхватила дочь. – Захворала? Что с тобой?
Унева ничего не ответила, только прижалась к матери, уткнулась лицом ей в плечо и всхлипнула. При этом Ярдар, стоявший позади родичей в такой же тревоге и растерянности, невольно отметил, как еще молода Унева: едва с ее лица слетела невозмутимая важность, как в ней проглянула девочка, за которую ее совсем недавно считали. Как там сказала Добраня – понева третью зиму?
– Сон ей снился! – выпалила Горлица.
– Какой сон? – Вратимир нахмурился. – Худой?
– Приходила за ней… – Горлица запнулась и посмотрела на Заволода.
– Приходила к ней… – тот, хоть и не отличался робостью, тоже запнулся.
– Да кто приходила? Мара?
– Унеслава! – выпалила наконец Горлица.
– Ох ты! – Вратимир даже отступил, а Унева зарыдала.
– Приходила… она, – сквозь слезы бормотала девушка. – Говорила… сестра моя любезная… говорила… сестра дорогая, говорила, скучаю я по тебе, темно у нас в доме, только и луч света, как ты придешь, на мху посидишь, на меня поглядишь… Говорила, скоро будем с тобою вместе, вдвоем-то… повеселее бу-удет… У синего огня будем сидеть, черную волну прясь, мертвую воду пить, паром от блинов угощаться…
Вратимир схватился за грудь. У Ярдара волосы на голове шевельнулись, когда он сообразил, что значит этот сон. Унева рассказывала, что была у нее старшая сестра и умерла, после того как ходила слушать «вещий мох» в пещере.
– Это та сестра, что «вещий мох» сгубил? – шепнул он Заволоду, и тот кивнул, выгнул губы концами вниз.
Мать отвела Уневу к печи, усадила, стала бормотать над ней, вынула уголек, опустила в воду, этой водой
