я получаю удовольствие от отсылок Боулби к этологии, поскольку за прошедшее время познакомилась с его соратником Робертом Хинде, очень уважаю его работу и, возможно, обрела душевное спокойствие, когда вся страсть уже улеглась, когда годы берут свое и когда мы чувствуем, что находимся на каком-то доисторическом континууме – получаем своего рода компенсацию за недополученные религиозные утешения. И тогда я поняла: именно то, за что современники критиковали Боулби, представляет наибольший интерес. Этология указывает на универсальную, общую ситуацию. В универсальном выражении сепарационной тревоги нет ничего индивидуального или субъективного – это типичный ответ на травму, обычный для приматов и, возможно, для менее сложных форм жизни, например, для птиц, о которых говорил Хинде и за которых был высмеян Боулби. Не рождение и не сексуальное соблазнение, а утрата или угроза утраты фигуры, которая защищает от хищников, казались подходящими источниками генерализованной первичной травмы. Однако после этого многообещающего начала Боулби, кажется, отбросил добрую часть своих размышлений: кто-то должен заботиться и защищать, но от кого или от чего должен быть защищен ребенок? В этом обнаруживается определенная тавтология, когда опасность, исходящая от хищника, становится опасностью утраты опекуна.
Испытывали ли, таким образом, кричащие в аэропорту Бомбея дети, окруженные многочисленными и явно любящими опекунами, неадекватную привязанность к одной фигуре, как интерпретировал бы их поведение Боулби? И да, и нет. Может быть, это был массовый случай дезорганизованной привязанности в условиях городской бедности. Возможно, на них повлияли резкая смена внимания, внезапное отсутствие, чрезмерная стимуляция и ситуация оставленности, которые так или иначе означали отсутствие матери. Возможно, однако, что это было связано со степенью и типом опасности – хищник, странная среда, чрезмерность. В «Боге мелочей» (см. главу 3) Арундхати Рой со всей остротой описывает и представляет жизнь индийцев в постоянной близости от травмы. Масштабная травма затмевает личную трагедию:
Он [американский муж] не знал, что есть на свете места, например, страна, в которой родилась Рахель, где разные виды отчаяния борются за пальму первенства. Не знал, что личное отчаяние никогда не может претендовать на право называться настоящим отчаянием. Не знал, как оно бывает, когда личная беда сметается на обочину громадной, яростной, кружащейся, несущейся, невообразимой, безумной, невозможной, всеохватной силой национальной беды. <…> Больше ничего не имело значения. И чем меньше значения этому придают, тем меньше оно значит. Оно никогда не было по-настоящему важным. Потому что случалось и Худшее. В стране, где она родилась, вечно зажатой между проклятьем войны и ужасом мира, Худшее случалось постоянно (Roy, 1997, p. 19).
Недавнее землетрясение в Гуджарате и последующие религиозные беспорядки являются примером сказанному. Журналист Микаэла Ронг недавно подвергла критике тех, кто сравнивал британские наводнения, железнодорожные катастрофы и т. д. с условиями жизни в третьем мире; она процитировала друга, и эта фраза получила широкое распространение: «Жить в Киншасе – это все равно, что плавать среди акул». Младенцы в лондонских детских садах военного времени, которые не плакали, а кричали, жили в период интенсивных бомбардировок Лондона.
Детей увозили из Ислингтона и Тоттенхэма, из тех мест, которые должны были стать зоной военных действий. В присутствии хищников или других опасностей дети, казалось, будут находиться в более надежных руках, когда уход за ними осуществляют несколько лиц. В странах Африки к югу от Сахары возрастает уровень детской смертности от недоедания – умирают матери. Из-за СПИДа детям приходится занимать пост главы семьи. Привязанность бомбейских детей может быть ненадежной не потому или не только потому, что это не «организованная» привязанность к одному лицу, а потому, что в Индии просто больше опасностей, чем в Англии. Всегда существует угроза незнакомой ситуации. Худшее уже случилось. Ребенок, который кричит, может таким образом заявить о своей собственной значимости, прежде чем уже ничего не будет иметь значения. «И чем меньше значения этому придают, тем меньше оно значит. Оно никогда не было по-настоящему важным». Опасность угрожает, прежде всего, мигрантам, но опасность и порождает мигрантов, которые вынуждены спасаться от нищеты или войны, уходя только в совершенно новое и, следовательно, опасное место. Именно опасность этого незнакомого места делает необходимым наличие матери как надежного места. Но это становится запутанным, как змея, кусающая себя за хвост, так что опасность незнакомого места приравнивается к утрате матери.
Работа Боулби имела решающее значение для спора о том, что должно быть, но не более необходимого. Исследование Айзекс не являлось дидактическим или программным, как работа, которую Боулби впоследствии проделал для Организации Объединенных Наций, и, в конечном счете, она упустила возможность проанализировать то, что было предоставлено, сосредоточившись на том, чего не было. По большому счету, дети приспособились к безопасным убежищам; те, которые этого не сделали, не считали эти убежища безопасными.
Кто эти многочисленные опекуны, которые так поспешно называются заместителями матери? Описывая свой опыт работы с детьми в детских садах военного времени, Анна Фрейд отметила, что дети, у которых были очень спутанные переживания, формировали не столько вертикальные, сколько латеральные отношения. Это было особенно отмечено в группе детей Холокоста. Лишенные всего остального, они создали сплоченную, поддерживающую сиблинговую семью. По мнению Анны Фрейд, как и ее отца, в нормальной ситуации сначала возникают эдипальные семейные отношения, которые затем распространяются на братьев и сестер. Анна Фрейд отметила обратное движение, но решила, что это отличительная черта проблемной ситуации.
Определенная патологизация сиблинговых групп достаточно явно проявилось в послевоенной тревожности, которая повлияла на атмосферу 1950-х годов и нашла отражение в романе «Повелитель мух» Уильяма Голдинга (1954). Такая патологизация, я полагаю, является результатом объяснения неправильных сиблинговых отношений не путем их сравнения с хорошими сиблинговыми отношениями, а с позиции несложившегося материнства. Если мы применим это объяснение недостаточно хорошей матери к бомбейским младенцам, то есть риск патологизировать всю популяцию. Когда матери в аэропорту возвращались, дети сразу же успокаивались в объятиях тех, с кем они были, им не нужно было, чтобы матери взяли их на руки.
Я полагаю, что, хотя действительно существуют настоящие заместители матери, такие как приемная мать, мачеха или отец, который выполняет функции матери, тем не менее расширение этого термина путем включения любого, кто ухаживает за ребенком, указывает на вводящий в заблуждение матрицентризм. Действительно, другие опекуны, которые не являются заместителями матери, иногда упоминаются в работе Боулби, хотя даже в этих примерах подчеркивается их отличие от реальных заместителей матери, чтобы еще раз обратить особое внимание на материнство. «То, что младенец может испытывать привязанность к другим людям того же возраста или немного старше, объясняет тот факт, что поведение привязанности может