Виктор был старше меня лет на пять. В Морозовскую он приехал откуда-то со стороны и жил у булочника, который приходился ему дальней родней.
В Викторе меня привлекало все: сила, ловкость, самостоятельность суждений о жизни. Своим положением в то время он был недоволен.
— Разве это жизнь, — презрительно говорил он. — Я ведь сюда после тифа попал, здоровьишком подорвался. А вот погоди, подкормлюсь мало-мало и уеду к чертовой матери.
— Куда?
— За кудыкины горы. Свет велик, и разных дорог в нем не считано.
Мне это казалось страшным.
— А всю жизнь быком в чужом ярме ходить не страшнее ли? — спрашивал Виктор.
Он очень любил бороться, и мы частенько упражнялись с ним где-нибудь за огородами, на зеленом лужке. Боролся он ловко, ухватисто, и положить меня на лопатки ему не составляло труда. Но тут же в утешение говорил:
— У нас с тобой, Максим, весовые категории разные, да и приемов ты вовсе не знаешь, а материал в тебе для развития имеется.
Росточку я был хотя и небольшого, но корпусной и в стойке упорный. Виктор учил меня правилам и ухваткам французской борьбы. Потом приохотил к упражнениям с гирями.
Сам он делал это очень красиво и говорил, что научился в цирке. Я не знал, верить ему или нет…
В конце лета хозяин взял меня с собой в калмыцкие степи, где Сидоровы закупали скот для убоя. Эти поездки мне нравились. Едешь, а желтая дорога то ползет по равнине, то вдруг схоронится в балочке, то снова выправится на высокий бугор. Простор неоглядный, аж сердце заходится. Ночевать иной раз случалось прямо в степи. Возле тележки горит костер, кругом тишина, лишь кобылки скрипят в пожухлой траве, а над головой темное небо, как пшеном, усыпано звездами. Наутро — опять дорога, степи, бугры, незнакомые хутора, а там уже и калмыцкие стойбища начинаются.
Одно мне было не по душе — это когда хозяин начинал с калмыками торговаться и все норовил как бы их обмануть половчее. Божится, крестится, а я-то знаю: обман! Заговорили мы как-то с ним по этому поводу, и стал он меня учить:
— Дурак ты, дурак! Ведь ежели ты не сумел обмануть, так тебя непременно обманут. Вот и соображай, что выгоднее.
Проездили мы с ним в тот раз почти две недели, а когда вернулись в Морозовскую, друга моего, Виктора Бутенко, там уже не было.
Я к булочнику. Спрашиваю: «Куда Виктор уехал?» А он отвечает:
— Грец его знает куда. Видно, дурная голова покоя ногам не дает.
Снова остался я совершенно один.
С год еще работал у Сидоровых. Хозяин стал уже доверять мне покупку скота. Но однажды рассердился на меня за то, что я переплатил калмыкам за баранов. Вышел у нас с ним крупный разговор, и мы разошлись в разные стороны. При расчете я получил за три года пятьдесят рублей.
По тому времени для меня это были деньги немалые. Но хватило их ненадолго. Справил новые сапоги, прикупил кое-чего из одежи, вот тебе и весь капитал израсходован. Надо куда-то к месту пристраиваться. А куда? Частников тогда стали прижимать помаленьку, такого размаха, что в начале нэпа, у них уже не было. Пошел я на биржу труда, а там очередь.
Жить негде, Приспособился ночевать на вокзале и стал замечать, что там человек пять таких же, как я, ребят ошиваются. Один-то, правда, вроде бы и постарше меня, а другие моложе и даже совсем пацаны. Держатся кучно, и то у них пир горой, то зубами от голода щелкают. Они меня тоже заметили. Тот, что постарше, спрашивает:
— Ты откуда тут взялся?
Объяснил я ему свое положение, посетовал на то, что без работы остался, а он смеется и говорит:
— На кой хрен тебе работа? Прибивайся к нашему берегу, и мы тебя кое-чему научим.
Компания, в которую я попал, как теперь уже понимаю, была обыкновенной шпаной. Мастера по чужим карманам и по всему другому, что плохо лежит.
Стал я с ними болтаться в самых шумных местах — на вокзале, особенно когда поезд придет и начинается сутолока, на базарном толчке, возле цирка, то есть там, где удобнее всего шуровать по карманам.
Однажды шныряли мы возле цирка, рассматривали афишу новой программы: «Труппа римских гладиаторов Маммо. Силовые номера, полет под куполом цирка». И тут же на афише портреты всех гладиаторов. Гляжу на одного из них и даже глазам не верю: господи боже, да ведь это Виктор Бутенко!
Ничего не сказав дружкам, пробрался я в цирк на галерку, жду, когда выступят гладиаторы. И вот на арену выходит Виктор, в белом атласном плаще с золотистой отделкой, в каске, как у пожарного. Снимает он эту каску и плащ, остается только в трико и начинает упражняться со штангой и гирями.
Публика аплодирует, некоторые кричат: «Браво!»
А шталмейстер громким голосом объявляет:
— Смертельный номер. Жизнь сына в зубах отважного гладиатора!
И тут Виктор забирается по шелковой лесенке под самый купол, работает там на трапеции, потом к нему поднимают какого-то малыша, тоже в трико, только с блестками. Виктор в это время цепляется за трапецию ногами, в зубы берет ремешки, на которых висит тот пацан, и оба они начинают вниз головой крутиться.
Музыка играет туш, в цирке аплодисменты. Еле-еле дождался я конца представления. Бегу в артистическую, а меня не пускают.
— У меня, — говорю, — тут брат гладиатором служит.
— Какой такой брат?
— Бутенко Виктор.
Ну, позвали его. Вышел он, заметил меня и, вижу, обрадовался.
— A-а, Максим! Давай проходи.
Жили гладиаторы тут же, при цирке, но Виктор предложил:
— Давай пойдем куда-нибудь.
Пошли мы за станицу на речку Быструю. Там у нас было знакомое глухое местечко в тальнике.
— Ну как, — спрашивает меня Виктор, — по-прежнему мясом торгуешь?
Я объяснил ему, что от мясника ушел, и даже сказал, с какой компанией свел знакомство и какими делами приходится заниматься.
— Вот уж это напрасно! — сказал он. — Это тебе совсем ни к чему.
Признаться, я и сам об этом задумывался. Жизнь в блатной компании меня не очень-то привлекала. Но в преступном мире существуют свои законы. Если попал в компанию, то она тебя будет цепко держать. Тут действует страх: как бы «стука», то есть сигнала угрозыску, не было. Все это я уже знал и побаивался своих новых друзей. Но Виктору тогда об этом ничего не сказал, а лишь спросил у него:
— А откуда у тебя сын появился?
— Это не сын, — говорит он, — а партнер мой, Ар-кашка. Годами мы с ним ровесники, только он лилипут.
Потом Виктор сказал, что он недоволен антрепренером, то есть фактическим хозяином, Маммо.
— Работаем больше всего мы с Аркашкой, — говорит он, — а деньги забирает себе Маммо, да еще таскает за собой троих родственников, которые ничего не умеют и числятся просто статистами.
Между прочим, у Маммо настоящая фамилия была другая — то ли Редькин, то ли Репкин, но в цирках считалось модным называться по-заграничному.
— Знаешь что, — предложил вдруг Виктор, — давай заниматься! Недели за три я тебя кое-чему научу, возьмем Аркашку, составим замечательное трио, приобретем реквизит и будем работать самостоятельно.
Я очень обрадовался и сказал, что согласен. Но мне еще надо было поговорить со своими дружками. На следующий день произошел такой разговор между мной и вожаком нашей блатной компании. Я ему объясняю, что решил «завязать узелок».
А «завязать узелок» на блатном жаргоне означает — покончить с воровскими делами.
Он посмотрел на меня и спрашивает:
— С легавыми ссучился?
— Нет.
— Так почему же надумал завязывать?
Я рассказал, как и что. И знаете, они меня даже не били. Им понравилось, что я иду не на какую-нибудь работу, а в цирк.
Виктор стал со мной заниматься. А через месяц они с Аркашкой бросили Маммо, и мы отправились в самостоятельное турне по Донбассу. Там в то время гастролировало довольно много передвижных цирков.
Мы с Виктором работали акробатические номера. Аркашка оказался очень талантливым человеком. Он составлял куплеты на злобу дня, а у меня был кое-какой голосок, и я исполнял их на публику. Эти куплеты очень хорошо принимали.
Около года продолжалось наше турне. Мы побывали во многих городах: в Луганске, Горловке, Енакиеве, Лисичанске. Заработки были хотя и не очень большие, но артистическая жизнь сама по себе привлекательнее заработка: успех у публики, аплодисменты.
Однако Донбасс нам вроде поднадоел, да и мы уже примелькались зрителям.
Как-то зимой идем мы по улице в Лисичанске и видим— висит рядом с нашей афишей плакат: производится вербовка рабочей силы всех специальностей на строительство Магнитогорска. Условия такие-то и такие-то, вербовочный пункт находится там-то.
Условия были очень заманчивые: бесплатный проезд, аванс, спецодежда.
— А что если нам махнуть в этот Магнитогорск? — говорит Виктор. — Народу там теперь много, сборы будут хорошие.
