За исключением одного, все бывшие делегаты „Съезда-сейма“ объявили в письме к Павлу, что они признают все приказания чехословацкой Республики и ее органов. Все чехословаки тщательно скрывают брожения…»[307]
Как можно было заметить, составителю этого документа в начале свойственны даже элементы сарказма, в остальном же больше превалируют факты. Подчеркну, что отношения между чехословаками, с одной стороны, и их партнерами в лице той или иной власти на просторах России, с другой, никогда не были радужными. Так, в одном из донесений (датируется 1919 г.) агента колчаковской государственной охраны подчеркивалось, что «против чехословаков настроены враждебно почти без исключения все слои населения. Всегда слышится, что чехословаки взялись не за свое дело»[308].
Теперь хотя бы кратко об оценке этого сибирского турне генерала Штефаника. Подчеркну сразу, что общий срок его пребывания среди войска (с августа 1918 г. по январь 1919 г.) даже для условий мирного времени немалый. Так что говорить, что Штефаник в итоге чуть ли не сбежал, даже ни с кем не попрощавшись[309], по меньшей мере скоропалительно и необдуманно. При слабом здоровье и постоянном недомогании Штефаника можно говорить скорее о его отбытии по состоянию здоровья.
Стоит задуматься о том, каковы же результаты этого сибирского (и дальневосточного) турне. Ныне, спустя десятилетия, наперекор существующим негативным мнениям (тех же И. Савицкого, К. Пихлика и др.) пребывание Штефаника в России в гуще событий и все то, что им было предпринято и пережито, говорит о сильном мужественном характере этого знаменитого словака. Позитивные результаты миссии также налицо. Что греха таить, тому же Т.Г. Масарику на Западе (да и в какой-то мере Э. Бенешу) стоило большого труда сориентироваться в обстановке, в которой очутились их братья-легионеры. Как свидетельствует ныне опубликованная переписка этих деятелей того времени, Масарик был далек от истинного понимания сложившейся обстановки среди легионеров в Сибири и не таил, что он не в курсе положения вещей.
М.Р. Штефаник же как нельзя глубоко вник в ситуацию. Последующее развитие борьбы показало, что «недемократичный» и чуть ли не диктаторский военный приказ генерала Штефаника, о котором говорилось ранее, помог в бoльшей мере сцементировать чехо-словацкое войско, усилить его боеспособность и «привязать» его к вновь созданной Чехословацкой республике.
Встает следующий вопрос. Было ли погибельным и насколько «запятнало» чехословаков (как считает И. Савицкий) сотрудничество с властью адмирала Колчака? Даже из любого школьного учебника известно, что сама эпопея чехо-словацких легионеров в России (чаще ранее говорилось о белочехах) способствовала дипломатическому признанию союзниками чехо-словацких высших органов движения Сопротивления в эмиграции как основы будущего правительства, а впоследствии также признанию ЧСР и ее новых границ. Последнее и заставляло чешских лидеров удерживать своих легионеров в России, хотя тем было уже невмоготу пребывание вдали от родины.
При Колчаке по поручению союзников основной задачей легионеров была охрана Сибирской магистрали. Менее опасная функция чехословаков – охрана железнодорожного пути (хотя и в довольно опасных условиях партизанской войны), а не нахождение на передовой линии фронта – позволяла в большей мере сохранить жизни личного состава чеховойска. Эта более «спокойная» участь чехо-словацкого войска была достигнута в период колчаковской власти благодаря также усилиям Штефаника. В книге Савицкого правление Колчака в целом оценивается в более либеральных тонах, чем во всей имеющейся исторической литературе. В то же время автор расценивает войско как недобровольного союзника Колчака («союзник против своей воли»), а колчаковский переворот он даже считает «античешским» (?) с самого начала. Сотрудничество чехо-словацкого войска с Колчаком (которого постигла трагическая участь – был выдан Советам), по мнению Савицкого, запятнало чехо-словаков, стало губительным, своеобразным началом конца и привело к постепенному превращению легионеров чуть ли не в толпу наемников.
В этой связи давно назрела необходимость более объективного, строго документального, исторического, а не политологического исследования всего периода колчаковского правления и общего состояния легионов накануне эвакуации, а также уточнения взаимоотношений сибирской власти и чехословаков.
М.Р. Штефаника, как военного министра республики, после отъезда из Сибири в Европе ждали не менее важные дела. Ведь это было время Парижской мирной конференции и определения судеб новой Чехословакии.
Подводя итог, отметим, что вторая миссия в Сибирь и на Дальний Восток, судя по исторической литературе, выглядит незавершенной. Имеет место версия об ухудшении состояния здоровья, и не исключено, что такой повод Штефанику пришелся тогда кстати. Не исключено, что на деле сказалось также углубление противоречий с М. Жаненом, главнокомандующим войск Антанты. В результате Штефаник срочно отбыл из Сибири, как оказалось для того, чтобы принять участие в Парижской мирной конференции, хотя и не был официально включен в чехо-словацкую делегацию. Он был намерен использовать свои способности, влияние в верхах и свои дипломатические связи для отстаивания чехо-словацкого (и особенно словацкого в его рамках) дела. Тогда решался важный вопрос о приоритетных государственных границах возникшего государства. И в этом заслуги Штефаника, судя по сохранившимся мемуарам особенно представителей Великобритании, представляются немалыми.
М.Р. Штефаник производил впечатление подвижного (на фоне грузного К. Крамаржа), «энергичного и властного деятеля». Те, кто помнил Штефаника по конференции, его гибель считали «существенной потерей, так как темперамент Штефаника придавал искристость шампанского тяжеловесному пивному чешскому духу». [310]
В мемуарах английского дипломата Г. Никольсона сохранилось описание внешнего вида Штефаника времени Парижской мирной конференции:
«20 марта [1919 г.], четверг. За завтраком встречаю Стефаника. Молодой главнокомандующий и военный министр Чехии – худощавый, бледный, нервный, энергичный и властный; желтый цвет лица, нос с горбинкой; таращит широкие глаза: или болезнь щитовидной железы, или болезнь сердца, или, может быть, просто немного не в себе. Да, да, он так вращает глазами, что можно принять это за безумие или признак гениальности. Говорит по-французски быстро и плохо. Конференцию находит скучной. Думает только о положении в Сибири, где застряла его армия, о безнадежной политике Совета десяти, который обжегся о русскую крапиву»[311].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
