Он смотрел туда, где спала Снежка, привычно свернувшаяся калачиком под одеялом. Задумчиво, пристально, неотрывно.
- Ты не можешь вечно избегать Морти.
Негромкий, чуть выше шёпота голос Акке раздался ещё прежде, чем иллюранди соткался из теней за спинкой кресла колдуна; и Лод, оглянувшись на него, в ответ лишь изогнул бровь.
- Девочка спит, - Акке правильно истолковал его молчание. - Я почувствую, если она проснётся. Ты же знаешь.
- Вот как, - колдун вновь отвернул голову. Его слова тоже были лишь немногим громче выдоха. - Пусть ей приснится что-то хорошее.
- Не уходи от ответа. Когда ты в последний раз исполнял прямые обязанности хальдса?
- Кто знает.
- Я знаю. Когда Сноуи решила под покровом ночи прогуляться в твою библиотеку.
- А потом мы похитили Дэнимона, и когда ты пытаешься предотвратить войну, все мысли немного о другом. Тут не до постели, знаешь ли.
- Оставь свои вечные уловки. Это ты можешь рассказывать принцессе, но не мне. - Акке без улыбки смотрел на русую макушку колдуна. - Я понимаю, ты считаешь это неправильным: удовлетворять свой голод с одной, когда никак не можешь выкинуть из головы другую. Но так не может продолжаться всегда.
- Ты мне это говоришь? - Лод разомкнул пальцы резким, исполненным горечи жестом. - Наверное, надо перестать её мучить. Солгать, что не люблю, и отослать подальше от себя. Заставить возненавидеть меня. Освободить.
- И это её уничтожит.
- Да. Если я сделаю окончательный выбор, и выбор этот будет не в её пользу - это её уничтожит. Потому что за то недолгое время, что она прожила, люди и без того слишком часто выбирали не её.
- И поэтому ты никогда этого не сделаешь.
Вместо ответа колдун рассеянно переложил с места на места какие-то бумаги, лежавшие на столе.
- Так забавно вспоминать, что прячется под её ледяной коркой. Представлять, о каких желаниях она пока не задумывалась, - уголок губ Акке изогнулся в намёке на усмешку. - А она ведь такая прилежная ученица, так жадно тянется ко всему новому, так хочет открывать для себя ещё и ещё...
- Акке.
- И как многому ты мог бы её научить...
- Акке.
Иллюранди смолк, но призрак усмешки так и не покинул его лица.
- Жаль, что мы не выбираем, кого любить, - произнёс Лод какое-то время спустя, мягко и отстранённо. - Чужой возлюбленный. Тень за чьим-то троном. Тот, кто без раздумий лжёт, убивает и причиняет боль. И за что ей всё это? Разве она не заслужила прекрасного светлого принца, который бы сам добивался её любви?
- Она - и светлый принц? - Акке сощурил глаза, едва заметно светившиеся во мраке. - Ты действительно хотел бы ей повторения своей истории?
- Она лучше меня. И она не наследник Ильхта, а Фаник - не Морти. Он бы понял. Наверное.
Акке не выразил своё сомнение ничем, кроме вежливого молчания.
- Ты говоришь 'моя история', - проговорил Лод, - но я счастливец. Трудно будет найти мужчину, который не мечтал бы оказаться на моём месте.
- Твоя верность делает тебе честь, но я-то вижу, что ты устал. Терзаться ревностью, мучиться, что не соответствуешь её ожиданиям. И поэтому... признайся наконец самому себе, - опершись на спинку кресла, Акке подался вперёд: склонившись над колдуном, который смотрел прямо перед собой. - Да, когда-то ты любил Морти. Всем сердцем. Но сейчас... если б ты действительно любил её, как раньше, ты бы никогда не посмотрел на другую.
Лод не отрывал светлого взгляда от пламени, сияющего на фитиле светлячком.
- Набраться смелости и признать, что я не сдержал и не могу сдержать свою клятву... что не могу отвечать за свои слова, что был глупцом, когда думал - мне под силу выдержать то, на что я себя обрёк. А потом свернуть с пути, который когда-то так опрометчиво выбрал и который с самого начала не мог никуда привести, - в том, как колдун склонил голову, читалась обречённость. - Да, я думал об этом. Не раз думал.
- Только что вы будете делать дальше? Даже если Морти не возненавидит вас обоих, это сделает Алья. И тогда в мишень обратишься не только ты, но и девочка.
- Не знаю. Может, боги позволят нам разрешить всю эту историю благополучно. Воцарится мир, и я подам в отставку. Поселимся в каком-нибудь человеческом городке. Будем просто жить.
- И ты сможешь 'просто жить'? Не смеши меня. Вы для этого не созданы: ни ты, ни она. Для вас обоих любовь, простое человеческое счастье - приятное дополнение, но никак не главное. Вы созданы для чего-то большего, вы оба. А даже если светлые позволят вам просто жить, они никогда не допустят вас к тому, к чему вы стремитесь.
Вместе с выдохом у Лода вырвался смешок:
- Что за ситуация.
- Я даже не знаю, есть ли из неё хоть один безболезненный выход.
- Любой выход будет болезненным, - колдун протянул руку к свече, будто хотел коснуться пламени пальцами. - Есть один, конечно, и вероятность подобного исхода... - он осёкся. - Но это было бы низостью с моей стороны, рассчитывать на него.
Он провёл расправленной ладонью над каплей огненного золота, у фитиля отливающей прозрачной синевой. Потом сжал пальцы в кулак, согнув их по очереди: быстрым, изящным, выверенным движением музыканта.
- А самое печальное, - произнёс Лод потом, и отражённый огонь плясал искрами на дне его зрачков, - я понимаю, что где-то в глубине души... всё-таки рассчитываю.
Акке улыбнулся.
- Знаешь, если бы не твоё искреннее стремление быть хорошим человеком - ты бы утопил Риджию в крови куда успешнее, чем твой прадед. Но куда там... если тебе даже то, о чём ты думаешь, кажется нечестной игрой.
- А ты знаешь, о чём я думаю?
- Естественно, знаю. Я знаю тебя с того момента, как ты издал первый крик, так что немудрено, - справедливо заметил иллюранди. - И знаю ещё одно: с этой девочкой ты можешь быть счастлив. По-настоящему счастлив. И сделать счастливой её. С принцессой - нет. В вашей любви с самого начала было слишком много 'но'.
- А ты так радеешь о моём счастье, что, видимо, пытаешься подтолкнуть события в нужном направлении.
- В меру моих скромных сил.
Колдун посмотрел на спящую девушку. В который раз вернулся в то утро у чёрного пруда, что разделило всё на 'до' и 'после'. Вспомнил, как вытаскивал её из воды, пока мантия тянула ко дну - он кинулся в пруд, в кои-то веки не успев подумать даже о том, чтобы раздеться - как сосредоточенно, в размеренном ритме давил ей на грудную клетку, как вдыхал в её губы воздух, твердя про себя 'живи, дыши, ну же'...
А потом она открыла глаза: широко расставленные, от изумления расширившиеся на поллица. Глубокая, насыщенная вечерняя синева - под тёмной чёлкой, липнущей ко лбу - и тоненькая, почти чёрная кромка по краям радужки. Две сапфировые звезды, тонущие во мраке зимнего неба.
Забавно. Когда-то он думал, что, кроме этих глаз, в ней нет ничего особо привлекательного. Даже её лицо: большеротое, с пухлыми щёчками и широким носом, плоским, смешно похожим на кнопку... он никогда не считал его некрасивым, но поначалу оно казалось странным, неправильным. Особенно в сравнении с ликами дроу, которые он привык видеть.
Кто бы мог подумать, что всё так сильно изменится. Что простой интерес уступит место этому чувству, щемящему и бесконечно нежному: будто высоко в горах ты вдруг видишь цветок, пробившийся к солнцу среди льда и снега - маленькое, одинокое, беззащитное чудо. Этому... и пламени, всё чаще бежавшему по венам, лишавшему мысли ясности.
Которому он не мог, не имел ни малейшего права поддаваться.
Быть хальдсом принцессы - столь же великая честь, сколь и повинность. Он знал об этом, и считал это незаслуженным счастьем: отдать ей своё сердце без права забрать обратно. Одна лишь радость - и никаких сожалений, никогда и ни о чём.
Никогда. До недавних пор.
Хорошо устроился, приятель, подумал он с иронией, хмелем горчившей душу. Две девушки, такие разные, такие непохожие; но обе - любящие, и обе - при тебе. А при желании ты мог бы перейти черту с одной, не отказываясь от другой. С твоим-то талантом к манипуляциям это не стоило бы большого труда. Многие не стали бы думать дважды, прежде чем выбрать этот вариант.
