тьмы во тьму
Ты проглатываешь мои глаза – и я вижу жизнь своей тьмы.
Я вижу ее рядом с землей:
даже там она со мной и продолжает жить.
Она может переправить на другой берег?
Она может пробудить?
Чей свет, что нашел себе паромщика,
следует за моими ногами?
Я слышу зацвел топор
Я слышу зацвел топор,
я слышу, есть место без имени,
я слышу, что хлеб, который на него смотрит,
исцеляет повешенного,
хлеб, который ему испекла жена,
я слышу, они называют жизнь
единственным возможным убежищем.
Легенда
Как только тайна земли заржавеет
приходи смело, брат, закладывать со мною светлый камень.
Я ничего не нашел. И ты ничего не найдешь.
Но земля дает трещины.
Когда стемнеет, я возьму тебя с собой в мой чертог.
Ты спросишь, кто в нем?
Там моя сестра, там моя любовь.
Часто темнеет, когда дома меня еще нет…
Разгадаю ли я, разгадаешь ли ты
заржавевшую тайну земли,
заложив окровавленный камень?
Склон
Рядом со мной живешь ты, подобно мне:
будто камень
в ввалившейся щеке ночи.
О, этот склон, любимая,
по которому мы безостановочно катимся,
мы камни,
от ручья к ручью.
С каждым разом все круглее.
Родственее. Разобщеннее.
О это опьяненное око,
что также как и мы блуждает,
и временами нас объединяет
в своем удивленном зрачке.
Желание
Корни изгибаются:
там внизу
должно быть, живет крот…
или гном…
или только земля
с серебристым слоем воды…
Но лучше бы
там была кровь.
Перевод с немецкого А. Пантелята
Георг Тракль
Ночное смирение
Монахиня! Прими меня в темницу кельи.
Прохладой дышат голубые горы,
Роса сочится, словно кровь из горла.
На небе крест в мерцанье звёзд, как зелье.
Пурпурный рот разрушил стон свой ложью.
Игры теченье задохнулось смехом.
В руинах дома возмутилось эхо,
В последнем звоне колокола, дрожью.
Луна на облаке! Взгляни-ка, силуэтом
Плоды с деревьев падают ночами.
Могилой комната плывёт над нами.
Надгробный холм, мечтой, оставлен где-то.
Воро́ны
По тёмным углам притаились вороны.
Как пятна их чёрные тени,
К спине прилепились оленьей,
И дремлют, уткнувшись в сосновые кроны.
Они не считаются здесь с тишиною,
Покой отнимают у поля,
Как бабы, клянущие долю,
Дерутся и ссорятся между собою.
Но вот, мертвечины почувствовав запах,
Взлетают и мчатся мгновенно.
Добычу найдут непременно,
И клювами рвут и несут её в лапах.
Осенний вечер
Карлу Рёкку
Коричнево. Подобие пятну
У стен, затронутых осенней стужей.
Мужчина с женщиною рядом тужат
В холодной комнате, идя ко сну.
Играют дети. Тени пелена
Коричневым пластом упала в лужу.
Проходят люди и в глазах их ужас.
Церковным звоном жизнь напряжена.
Для одиночества открыт кабак.
Табачный дым под сводами, как мрак,
Лишь тишина ещё едва ласкает.
И личное, вдруг память всколыхнёт,
И пьяницы в раскаянье, но вот
Уж птицы вольные собрались в стаю.
Аминь
Заполнена комната запахом тленья.
Тени жёлтых обоев бегут в зеркалах.
Руки, цвета слоновой кости, печальны.
В мёртвых пальцах коричневый жемчуг.
И в тишине
Открылись капли голубых, ангельских глаз.
Вечер голубоват.
Отмирания время. Тень Азраила
Затемняет собою крошечный сад.
Аминь.
Вечернее обращение к сердцу
Крик летучих мышей, оглушающий вечер.
Ворон скачет по лугу.
Шелестит красный клён.
Путник видит кабак – путь туда обеспечен, —
Там вино молодое и орех недурён.
Под хмельком хорошо прогуляться по лесу.
Сквозь листву уловить колокольную боль, —
Это только всего лишь церковная месса.
А роса на лице? Какова её роль.
Маленький концерт
Вот потрясение: солнышко смело
Ладони пробило солнечным светом, —
Сказка, и только. И сердце при этом
Скачет. Но надо заняться бы делом.
В полдень волнуется жёлтое поле.
Пенье сверчков не услышишь почти ты.
Шумы лесов вроде напрочь закрыты.
Косы на поле, как птицы на воле.
Воды обильно покрыты гниеньем.
Тишь разрушается звуком гитары.
Дышат вовсю поражённые пары.
Замерли рыбы. Ветров дуновенье.
Воздух колеблется духом Дедала.
Запах молочный приносит орешник.
С криками, крысы несутся, поспешно.
Скрипке учителя время настало.
А в кабаке, на линялых обоях,
Светят, едва уцелевшие, краски.
Сорваны всюду приличия маски.
В общем скандале ссорятся двое.
Ночной романс
Под сводом звёздного шатра
Гуляет путник-полуночник.
Малыш в испуге прячет очи.
Луна, как серая дыра.
За зарешёченным окном
Девица льёт обильно слёзы.
Влюблённые нырнули в грёзы
Восторженно, – в пруду немом.
Убийца бледный пьёт вино.
Больных охватывает ужас.
Монашка молится, но тужит.
Припав к распятию давно.
Спросонья мать поёт для всех.
