Грузовики въезжают в круг, офицеры указывают водителям, как ставить машины. Наконец, и наш ЗИЛ занимает определенное ему место. Поднимаюсь и делаю пару шагов в кузове, чтобы немного размять затекшие от долгого сидения ноги. Собираюсь спрыгнуть на землю, но тут взгляд падает на ствол моего автомата, и сразу же какая-то тревожная мысль вспышкой проносится в моем мозгу. Она еще не успела оформиться в слова и понятия, а у меня внутри что-то обрывается, и ноги буквально подкашиваются.
НА МОЕМ АК-74 НЕТ ПОДСТВОЛЬНОГО ГРАНАТОМЕТА!!!
Эта фитюлька, состоящая из рукоятки со спусковым крючком и коротенького, в палец длиной, широкого ствола, цепляется под стволом автомата и может плевать метров на триста специальные цилиндрической формы гранаты, почему и носит гордое имя «подствольный гранатомет». При всей своей неказистости, штука довольно эффективная и весьма полезная в некоторых ситуациях. Я таскаю подствольник уже год и давно привык к абрису моего автомата, так что сразу замечаю что-то непривычное в нем. Нет этой маленькой железной дряни! Я прекрасно помню, что, когда пересаживался в кузов из кабины, подствольник был на месте. Я прекрасно помню, что когда я пристраивал ствол на доске борта, чтобы держать под прицелом вершины холмов, подствольник был! Куда же он исчез теперь?
Еще не додумав эту мысль, начинаю оглядывать кузов у себя под ногами. Деваться этому чертову подствольнику просто некуда, он лежит где-то рядом, вот здесь, у борта. Или тут, под этой коробкой? Я не вижу его ни у борта, ни под коробкой. Начинаю судорожно двигать ящики и коробки с сухпаем, пока не убеждаюсь, что в кузове его нет. Несмотря на жару, мой лоб покрывается холодным потом, по телу проходит волна озноба. Вид мой, наверное, сильно напугал колпаков, они смотрят, разинув рты, и ждут какой-нибудь бури. А у меня язык приклеился, даже не могу разжать губ, чтобы сказать им хоть слово. Стою, как деревянный Буратино, и обливаюсь ледяным потом. Наконец выдавливаю из себя слова, но звуки получаются хриплыми и свистящими:
– А ну, пацаны, передвигайте коробки. Сперва перекладываем все в тот конец кузова, потом возвращаем на место. Мне нужно четко пересчитать наши запасы. Таскайте, а я буду считать. Приступили!
Недоверчиво поглядывая на меня, они начинают возиться с коробками. Я с надеждой оглядываю открывающийся пол, но с каждой очередной коробкой надежда моя тает, как догорающая свечка. Я с ужасающей отчетливостью осознаю, что эти старания напрасны, что в кузове подствольника просто нет, а лежит он сейчас в пыльной колее дороги, может, в ста метрах, а может в десяти километрах от нас.
Что же теперь делать, где найти подствольник? Как мне обыскать дорогу на этих километрах, пройденных после поворота? Зачем я вылез из кабины, какого черта понадобилось мне в кузове? Почему вообще я оказался на этой операции? Я должен давно быть дома! Как быть???
Для вида я еще тычу пальцами в коробки и шевелю губами, будто и впрямь что-то считаю. Но коробки уже убраны, и я принимаюсь тщательно осматривать днище. Нет! Пусто! Пропал мой гранатомет. То есть пропало боевое оружие. А это уже точно трибунал…
Из последних сил надеваю на лицо слабую улыбку и выдавливаю слова:
– Порядок, пересчитал. Возвращайте коробки на место.
Они начинают работать, а я, с трудом перешагнув борт, прыгаю на землю и сразу опускаюсь прямо в пыль и приваливаюсь к заднему колесу.
Вот так, старший сержант Смирнов! Вы потеряли личное оружие! Это – преступление.
И прав был наш ротный: развал дисциплины во взводе и нежелание заместителя командира взвода работать с личным составом ведет к тяжким проступкам и даже воинским преступлениям.
Трибунал. Да, это меня и ждет! Вот так закончится моя служба в этом проклятом Афгане! Вместо того чтобы ехать домой, я отправлюсь на несколько лет совсем в другое место. Я не хочу в дисбат. Но я не хочу умирать! А что остается? Принять все как есть? Понадеяться на лучшее? Нет, всё однозначно, меня будут судить…
А отец? Что будет, когда он узнает об этом? Как он будет смотреть в глаза нашей родне и знакомым?
И мама? Она выдержит ли это?
Сестра Наташка, которая пишет мне столько писем, ждет, переживает, так гордится мной!
Это называется «позор»! Пятно на всю семью и навсегда. Мама, ваш сын – военный преступник, или уголовник…
Господи, что делать?
Как быть-то мне, Господи?
Кого спросить, с кем посоветоваться? Вокруг чужие, незнакомые офицеры, солдаты другого батальона. Никого по фамилии не знаю, даже своих колпаков не могу запомнить. Рахмонов – Шарахмонов, узбекские, короче. Да и какая разница, не колпакам же жалобиться!
Хоть бы командир роты был здесь. Рассказать бы ему, и будь что будет. Пусть орет, пусть даже влепит в сердцах затрещину… Так нет здесь ротного, он идет с пехотой! К тому же, доложить ему о пропаже значило бы переложить ответственность. И начнутся неприятности у командира – что, как, почему. Почему у вас специалист не демобилизован по замене?
Да и что тут советоваться, все и так ясно. Выход у меня только один, ведь не доводить же дело до трибунала…
8
– Колонна ушла по Кишимской дороге утром, – продолжал Олег свой рассказ. – А мы просидели до темноты в палатках и вышли уже в ночь. Двинулись напрямую от полка, через горы. Под утро сделали привал на пару часов, а к полудню прошли перевал и были уже в долине, в урочище Аргу.
Рота вернулась в кубрики с послеобеденного построения. Дембеля и деды снова сидели на койках, а черпаки стояли рядом. Даже молодые незаметно подтянулись поближе и слушали, несмотря на то что рисковали налететь на внеплановые работы сверх уже полученных от черпаков заданий.
– В первый день мы немного прошли по долине, прошмонали какой-то небольшой кишлак, а к вечеру поднялись на высотку и стали устраиваться на ночь. Я как раз выкладывал из камней укрытие для ночевки, когда ко мне подошел взводной минометной батареи и спрашивает: «Ты из первой роты? Есть у вас такой сержант Смирнов?»
– Есть, говорю. Это наш замкомандира первого взвода. А что? А то, отвечает, что погиб ваш замок. Как, что, зачем да почему – никто тогда не рассказал. Сказали только, что погиб, что за ним приходила вертушка и отвезла в полк. Уже после операции пацаны рассказали, что он весь вечер был как не в себе. Не разговаривал ни с кем, всё сидел один. Да вот Султан там был, он на броне Второго батальона ходил, он пусть и доскажет конец этой истории.
– А что тут досказывать? – проворчал Султан. – Под утро услышали выстрел. Все повскакали, думали нападэние или обстрэл. Но все спокойно, больше стрельбы нэт. Смотрим, Володя лежит возле БМП, в руках автомат. Прямо в сердце сэбе стрэльнул. Мы не поняли почему. А выяснилось все утром. Разведрота проходила мимо, рэбята подошли к нам и отдали подствольный гранатомет. Сказали, что нашли его на дороге, в пыли. Потом молодые с его машины рассказали, что сержант искал что-то в кузове, когда колонна встала на привал. Так и вычислили мы, что это был его подствольник.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
