Нет, Бабек, не всё! Фатима хотела, чтобы я стал её мужем. А я полюбил Лейлу! Ладно, дальше рассказывай! Кто еще с ними был?
— Еще шесть человек был. Два — уже мертвый, на перевале умирал. Они вертолет видел. Он низко вокруг летал. Как в Гускеф. Они в его автоматный залп дали и вертолет падал прямо в них и савсем убивал.
— Да ты что!!? Какой вертолет был?
— Маленкий, не болшой. Взрывался савсем и гарел.
— И кто в нем был?
— Три человек. Один черный был, савсем гарел. В лоб его кокарда был. Летчик, наверна. Другой таджик белый короткий рубашка был, голова тоже горел, два нога нет, сначала живой был, потом умирал… Русский еще был, белый волоса чуть — чуть остался…
— Ну и дела! Всё это хорошо, Бабек, но противовоздушный бой на нас повесят!
— Не повесят. Резвон там горелый бумага находил. Полетный документ. Там был написан, вертолет савсем другой сторона летает, Барзанги-Калон.
— Все равно машину найдут. С воздуха.
— Э!!! Зачем боишься? Это долго не будет. Месяц, наверно, пройдет. Мы Душанбе уже сидим.
— Может быть, ты и прав. Валяй дальше. Если ты мне скажешь, что у тебя в палатке рота марсиан сидит, с портативным, аффинажным[31] заводиком, я поверю сразу… без вопросов и улыбок!
— Никакой завод и марсиан палатка нет. Один Фатима и Фарида там.
— Жаль. Ну, потом вы лагерь здесь поставили и пошли нас мочить. Дальше что?
— Ночью, когда от ваш лагерь и штольня пришли. Резвон злой был. Он с пропавший афганец штольня ходил, немного дробь ему жопа попадал. Меня ругал, — зачем стрелял, не резал. Я нарошно в скала стрелял, — вас предупреждать хотел.
— Нарочно скала стрелял? Да ты чуть Сергея не убил, — бедро ему насквозь прострелил!
— Сергей пападал? Жалка, ругать меня будет… Ракашет, наверно. Я в сторона стрелял.
— Рикошетом пуля так не ранит, не ври! Странный ты человек — сначала их привел, потом нас предупредил. А вечером, после чая, всех дружков перестрелял.
— Зачем странный? Если другой был, — давно ворона и шакал дикий меня мертвый кушал. Это вы странный, — сюда пришел, наш золото брал, люди убивал! А меня наш мулла спасибо за Резвон и его шайка будет говорить. Уважать будет!
— Да ты, братец мой, стратег и тактик! Давай, рассказывай, что дальше было!
— Дальше он говорил, что утром ловит вас будет. Лейла хорошая наживка! Потом Лейла брал, палатка шел. Фатима, мама ее, и тетя руки его хватал. Он сказал мне привязать их. Что буду делать? Привязал, за палатка положил… Потом Лейла кричать сильно стал, меня звал. Я ее уважал, хороший она девочка и палатка пошел. Другой человек не пускал. Я злой стал, автомат брал, его стрелял. Резвон палатка выскочил, — я его стрелял. Вовчик сзади меня толкал, — я его тоже стрелял. Палатка потом зашел, — Лейла угол лежит, голый совсем, ничего говорить не может, ходить не может. Меня увидел — из палатка побежал, в речка с обрыв падал. Я ее ловил, она кусался, царапался, убежать опять хотел. Я ее одевал, очень красивый девочка, вязал, на одеяло ложил. Чай крепкий, сладкий через ложка давал. Я знал, кто- нибудь придет, потом тебя видел, рука махал…
— Ты говорил, кроме тебя и Резвона еще четыре человека было. Где четвертый?
— Он меня стрелял, но плохо. Потом убежал. Я в него попал, наверно. Вниз убежал Если в Нагз первый попадет, — плохо мне будет! У него родственник много, злой будут, никакой мулла не помогает!
— Времени на размышления у меня не было. "Ночь длинных ножей" — иначе не назовёшь то, что сделал Бабек…
— Спасибо! Ты молодец! Всё сделал правильно! Ты иди сейчас за четвертым! Если он в Дехиколон убежал и людей сюда поведет — не пускай их. Впрочем, в кишлаке все равно слышали пальбу и прибегут посмотреть. До вечера не пускай никого сюда. Скажи им, что из города плохие люди пришли, всех убивают, а тот, сбежавший — один из них. Слушай, а если ты опять от нас убежишь? К местным?
— Не убегу, наверно. Их много, на всех золота мало будет. Но если плохо будет — убегу, может быть. Зачем умирать? Я долго жить хочу. Жить хорошо, Руслан. Ладно, я пойду тот человек искать… Савсем не могу больше Лейла твой смотреть. Такой белый!
— Иди, иди! Только, сначала подбери за собой. Возьми женщин и закопайте тела бандитов вон там, в углу полянки, под скалой. Вечером, если мы не придем, найдешь нас на штольне. И не смотри на Лейлу такими жалостливыми глазами, не береди душу!
Бабек пошел в палатку, развязал женщин и приказал им оттащить трупы Резвона и его подручных в дальний угол полянки. Когда сестры тащили мимо меня Резвона, я оглянулся и посмотрел на него. Он был светел лицом и казался вполне довольным.
— Резвон мне говорил, что он сабля нарошно тебе на стена оставлял, — сказал Бабек. заметив мой пристальный взгляд на покойного.
"Я, — говорил, — режиссер!"
— И мне об этом же говорил… — устало сказал я.
— Он слишком был уверен в себе и не допускал мысли о провале своего кровавого "спектакля"!
Яму копать они не стали. Просто заложили трупы камнями, воткнули в продолговатые холмики палки, с привязанными к ним, лоскутами белой ткани. Оглядев плоды своего труда, Бабек помолился вместе с женщинами, засунул за пазуху пару лепешек и ушел.
* * *
Я проводил его взглядом, а когда посмотрел на Лейлу, увидел, что она пришла в себя и, не мигая, смотрит мне в грудь сквозь длинные свои ресницы
В её глазах я прочитал ужас, смешенный с отвращением к себе. Я хотел поцеловать её в губы, но она, резко и истерично задергав головой, отвернулась. По её щекам катились слезы…
— Я люблю тебя, I lоvе уои… Все будет хорошо, вот увидишь, — шептал я ей.
— Тебе плохо, но я постараюсь. Пройдет совсем немного времени, и ты забудешь обо всем! Кроме меня! Ты полежи здесь немного! Я сейчас…
К счастью, и на этой полянке нашлась кумархская рудостойка[32]. То ли местные чабаны ее сюда притащили, то ли — люди Резвона, но костер было чем раскочегарить. Под палаткой я нашел топорик и начал рубить дрова. Когда я разогнулся, то сразу же уперся глазами в черные, зловещие фигуры двух женщин. Меня охватил приступ ярости, я замахал топором, и стал кричать им срывающимся голосом, чтобы ушли с глаз долой.
С тех пор, как мы с Лейлой покинули Иран, я не воспринимал этих двух фурий, как некую реальность. Все в них было мне непонятно.
"Зачем они здесь? — думал я, провожая их взглядом. — Зачем они преследуют нас? Чего хотят? Наверное, им до чертиков надоела родная пустыня… Или Фатима — просто больная, как и говорила Лейла… А почему я перестал бояться ее?
Она ведь сюда приехала по мою душу. А здесь автоматы на каждом углу валяются…"
