упустит возможности выказать свою милость бывшему имперскому легионеру.
— Граф так высоко вас ценит?
— Нет конечно, — разведчик рассмеялся. — Ему плевать и на меня, и на всех остальных… Я ему совершенно неинтересен, но милостивый Император не любит, когда к его ветеранам проявляют неуважение.
— Что же, и это уже не мало, — сказал я.
Думаю, для меня самого увидеться с графом было бы практически невозможно. А присутствие Марка всё значительно упрощало.
— Не мало. Но и на многое тоже рассчитывать не стоит. Наш славный сеньор в лучшем случае выдаст нам бочку пива, пару монет и, возможно, крепостную девку на ночь… Да ещё скучающе улыбнётся разок-другой — на этом всё.
— А как же Ворон? Неужели графа не заинтересует известие об огромной банде на своих землях?
— Хотелось бы надеяться, но думаю, ему будет плевать. Мы все, включая Ворона, крестьян, бандитов, бывших легионеров, для него лишь серые мыши… И наша возня его совершенно не волнует.
— А дикие маги?
— Не его забота… Он и со своими обязанностями обычно справляется из рук вон плохо, зачем ему есть хлеб инквизиции?
Логично, что сказать. Учитывая всё рассказанное Марком, не было ничего удивительного в нежелании графа брать на себя дополнительную ответственность — такие люди вообще не склонны делать хоть что-то, пока не затронут их шкурный интерес… И раз так, то нужно каким-то образом мотивировать местного хозяина на активные действия. Для начала можно попробовать банальный страх.
— Пусть графу плевать на своих подданных, но неужели его не волнует целостность собственной шкуры? У Ворона полтысячи бойцов, что будет, если они все разом выйдут из леса и пойдут в гости к графу?
Марк хмыкнул и на оба вопроса ответил всего двумя словами:
— Замок и дружина.
Оказалось, что принадлежавший вил Кьеру замок был очень хорошо укреплён в годы гражданской войны — его готовили как к отражению обычных штурмов, так и к магическим атакам. А графская дружина хоть и насчитывала меньше сотни бойцов, но могла расправиться в поле даже с тысячей неподготовленных и плохо снаряжённых разбойников. Тяжёлые кавалеристы, серди которых имелось несколько средненьких мастеров, неуютно чувствовали себя в лесу, однако на открытой местности им не было равных.
— Ты пойми, — добавил Марк, — наш любимый сеньор — это скучающий старик, которого отправляли в задницу империи подальше от столичного блеска и удовольствий. Ему только в радость будет, если ватага оборванцев решит вылезти из своих укрытий — опасности никакой, сплошное веселье.
— Значит, скучающий старик, говоришь… — задумчиво произнёс я.
Расстояние до замка размеренно, но неуклонно сокращалось. Мы двигались мимо сожжённых дотла деревень, мимо глубоких провалов с разноцветными кристаллическими краями, мимо черепов и костей, будто бы вплавленных в землю и камень. Эхо войны, только вместо воронок от снарядов и подбитой техники — последствия разрушительного колдовства.
В голове, сменяя друг друга, мелькали сотни вариантов дальнейших действий, возможных шагов и предполагаемых последствий. От банального обмена пленницы на Хольда, до имитации её освобождения самим графом при моём деятельном участии. От длительной и многоходовой операции по внедрению в ряды замковой прислуги, до обычного подкупа тюремщиков и охраны. От фиктивного покушения на графа, якобы совершённого людьми Ворона, до настоящего убийства, которое навсегда освободит вил Кьера от должности имперского наместника на этих землях…
От размышлений меня отвлекло сразу два события.
Во-первых, вдалеке показалась телега, перегородившая проезд, и пара мужичков, суетящихся рядом. Вроде бы ничего необычного — простая поломка — но повозка почему-то решила выйти из строя именно там, где дорогу с обеих сторон подпирал густой лес. И этот лес не только мешал объехать препятствие, но и мог скрыть в зарослях целый отряд. Может быть, совпадение, а может — засада.
Во-вторых, немелодичное пение Фольки сперва было бесцеремонно прервано полным страданий стоном, а затем хриплый девичий голос произнёс:
— Где… я…
Пленница очнулась.
Глава 18
Фольки чуть не выронил поводья из рук, Марк спрыгнул с телеги, готовясь к неожиданному нападению, а я незаметно вытряхнул из перевязи на предплечье метательный нож. Не думаю, что девушка представляла угрозу, но после стресса люди не всегда адекватны и часто бывают опасны как для себя, так и для окружающих. Поэтому клинок, спрятанный в ладони — эта та предосторожность, которая никогда не бывает лишней.
— Где… я?
— Вы в телеге, на дороге между деревней «Наречье» и замком графа вил Кьер, — негромко произнёс я.
— Что… что со мной произошло? — пленница откашлялась. Из её голоса пропала жутковатая хрипотца.
— Вас схватили бандиты, но теперь их нет.
— Где они? — испуганно спросила девушка.
— Они мертвы.
Чёткие и прямые ответы куда лучше успокаивают человека, нежели расплывчатые фразы вроде: «Всё в порядке» и «Вы в безопасности». Взволнованному сознанию проще зацепиться за конкретику, чем за абстракции, которые, к тому же, чаще всего насквозь лживы.
Плащ, которым пленницу накрыл заботливый Фольки, был отброшен в сторону, а затем на борт телеги легла изящная ладонь. Следом показались растрёпанные каштановые волосы и глаза — карие, огромные, напуганные и слегка влажные.
Она была красива, причём какой-то нереальной, практически киношной красотой. Даже локоны, в полном беспорядке спускающиеся на плечи, придавали дополнительного очарования. Обычно, чтобы причёска выглядела небрежно, но вместе с тем идеально, дамам требуется либо целое отделение парикмахеров, либо такой инструментарий, который встретишь не в каждой пыточной. Здесь же как-то удалось обойтись мешком, набитым соломой, и телегой, подпрыгивающей на каждой кочке.
Не то чтобы я не замечал её красоты раньше, но бессознательное тело с неподвижным лицом не производило такого сильного впечатления.
— Кто вы? — спросила девушка, глядя на меня.
— Феликс Обрин, — я дружелюбно улыбнулся. — Живу рядом с деревней «Наречье», знаете такую?
Чтобы человек хоть немного расслабился, его нужно вовлечь в разговор, а для этого лучше всего подходят самые простые вопросы. Такие, ответы на которые вбиты буквально в подсознание.
— Знаю… Она у самой границы с Гиблым лесом…
— Всё верно! А это Марк — легионер из лагеря
