это смертный грех! Если я так сделаю, то наутро буду выглядеть как панда, а она просыпается вся из себя… – Она выразительно взмахнула рукой: – Вот
такая!..
Я потянул за уголок стопку счетов за коммунальные услуги, лежавшую на стойке и дожидавшуюся, когда ее разберут.
– А мне нравится, как ты выглядишь, – сказал я. – К тому же есть вещи гораздо важнее.
– Ага, – сухо отозвалась Лора. – Но и тут она меня оставила с носом. Сначала она устраивается на неоплачиваемую стажировку на MTV, потом ее замечает продюсер, подыскивающий новую телеведущую, и вот так, шутя, без образования, она станет суперзвездой. А я, человек, который отказывается от развлечений ради учебы и хороших оценок и заканчивает университет с достойным дипломом, проведу остаток своей жизни за бумажками, на работе, на которую всем плевать.
– Я думал, тебе нравится работать в образовательной сфере.
– В том-то все и дело! Говоришь человеку, что работаешь в сфере образования, и он воображает тебя кем-то вроде Робина Уильямса из «Общества мертвых поэтов». А на деле я просто слежу за тем, чтобы запасы бумаги и маркеров для магнитных досок никогда не иссякали.
– Благодаря тебе все держится на плаву. «О, капитан! Мой капитан!»[15] – с улыбкой проговорил я, но Лора по-прежнему смотрела в окно, на наш запущенный сад. – Не понимаю, почему тебя так манит жизнь Матильды.
Она вздохнула:
– Этого я не говорила. Но я знаю, что, если бы я и захотела так жить, ни за что не смогла бы. Мне далеко до таких вот девчонок.
– Каких – таких?
– Бунтарок. Которые вытворяют что вздумается, и им все сходит с рук.
* * *
Сэл что-то пробормотал в ответ, и я открыл дверь. Он уже не спал, а лежал, закутавшись в одеяло, и смотрел в окно – кажется, на раскидистое дерево, растущее неподалеку. Из этой комнаты открывался лучший вид во всем доме: на поля вдалеке и на бо́льшую часть сада. Места тут хватало только на двуспальную кровать и еще кое-какую мебель. Уютно. Когда мы только сюда переехали, я предложил Лоре сделать спальню именно здесь, но она предпочла просторную комнату на чердаке, с трехстворчатым шкафом, прилегающей ванной комнатой и без всякого вида.
– Доброе утро, – сказал я и поставил чай на прикроватный столик с зеркалом. В нем мелькнуло мое отражение, и в первый миг меня даже испугали очертания собственной шеи и подбородка с незнакомого угла. Это был я, но не тот, которого я знал.
Сэл выглядел неважно – взлохмаченный, заспанный.
– А сколько сейчас времени? – спросил он, потирая глаза.
– Одиннадцатый час, – ответил я, прислонившись к закрытой двери.
Он испуганно округлил глаза, вскочил и начал судорожно искать телефон.
– Черт, что ж ты меня не разбудил? – Он схватил с пола джинсы и обыскал карманы. Экран вспыхнул от его прикосновения, а плечи резко поникли, стоило ему увидеть, что новых сообщений нет. Но Сэл тут же начал набирать свое, опустившись на кровать.
Я сел на стул, стоявший в углу, – Лора купила его в «Икее», чтобы гостям было куда класть вещи. Жесткие деревянные перекладины впились мне в спину.
Сэл бросил телефон на кровать экраном вверх и сел у стенки. Поправил подушку повыше, чтобы было удобнее, взял кружку с чаем в одну руку, а другой потер лицо.
– Не писала она? – спросил я, позабыв о своем намерении говорить о чем угодно, кроме Матильды.
Сэл не ответил. Я явственно чувствовал исходящую от него нервозность, эту смесь дикой усталости и настороженности, которая несколькими годами раньше непременно проявилась бы в неуемном желании курнуть. Но сейчас он не стал спрашивать, нет ли у меня травки. А только начал отбивать ногтями по кружке ожесточенный, монотонный ритм.
– Что ж, это, наверное, конец, – с сочувственной улыбкой проговорил я. – Можешь оставаться у нас, сколько тебе будет нужно, договорились?
Он перестал барабанить и посмотрел на меня:
– Что?
– Тебе ведь нужно время, чтобы прийти в себя. А за вещами на квартиру съездим на моей машине, когда Матильда, скажем, будет на работе. В какое время это лучше сделать?
Он нахмурился, но взгляд у него был лукавый, казалось, он изо всех сил пытается сдержать улыбку.
– Ты же не хочешь сказать, что… Ох, Ник. Нет.
– Что? – На затылке у меня выступил холодный пот.
– Мы не расставались. Понимаешь, у нас такое постоянно.
– Такое – это как вчера вечером?
– Ага. – Он глотнул чаю.
– И так каждый раз? На улице стоит толпа зевак, она говорит тебе, что все кончено, ты сходишь с ума на глазах у всего Эшфорда, задыхаешься, бьешь себя в грудь. Это у вас обычное дело? Серьезно?
– В целом так, хотя вчера все слегка вышло за рамки.
Я покачал головой:
– Ох, Сэл…
Он прочистил горло, а на смену улыбке пришло нескрываемое раздражение.
– Оставь все эти братские нотации на потом. Я сегодня не в настроении.
Я не знал, что делать – то ли смеяться, то ли стукнуть себя кулаком по ладони от негодования.
– Не понимаю, почему тебя устраивает такое отношение.
– Ты ее не знаешь.
– Я знаю, что она ненавидит своего отца, потому что он бросил ее ребенком. Ты мне сам рассказывал. Это ведь все объясняет, разве не так? Она причиняет тебе боль, потому что ты мужчина, а отношение женщин к мужчинам формируется на базе отношений с отцом.
Сэл расхохотался:
– Это что еще такое, Фрейд для умственно отсталых? Ник, ну в самом деле. Черт возьми. Хватит уже всех без конца анализировать.
Мне захотелось его хорошенько встряхнуть.
– Смейся, если хочешь, но это чистая правда. Способность человека взаимодействовать с этим миром напрямую связана с тем, как он общался с родителями в детстве.
– Тогда мы с тобой обречены, – сказал Сэл, хохотнув. Он сделал большой глоток чая и проверил телефон.
– Я просто понять пытаюсь, – проговорил я, постепенно осознавая, что конца всему этому не предвидится.
– Нет, все не так, – сказал он. – Ты пытаешься окружить меня заботой, потому что именно так и поступал всю жизнь. И я это понимаю, Ник. Правда. Может, будь я старшим братом, я бы поступал точно так же. Но, когда я говорю, что ты о ней ни черта не знаешь, верь мне на слово.
– Сэл, я же старался. Я устроил вчерашний вечер…
– Ой, я тебя умоляю. Помнишь, как ты вчера кинулся с ней спорить, когда она, зайдя в ресторан, сказала, что тут жарковато? Или как ты на нее косился каждый раз, когда она упоминала о себе? Ты, видимо, думаешь, что
