Официальный британский историк, бригадный генерал Эспиналь-Огландер, выразился еще резче. «Нерешительностью и задержкой 7 и 8 августа, – писал он, – были сведены на нет все преимущества, достигнутые неожиданным десантом в заливе Сувла. 9-й корпус медлил слишком долго. Шанс занять высоты с минимальными усилиями был упущен. Теперь силы были равны, причем британские войска располагались на открытой, выжженной солнцем равнине, а турки занимали все высоты. Более того, в перестрелках и владении оружием турки превосходили молодежь из «новой армии», прибывшую сюда прямиком из Англии; без эффекта внезапности у британцев не было шансов добиться успеха».
9 августа британским войскам в заливе Сувла удалось захватить гору Скимитар на подступах к хребту Чунук-Баир, но затем их оттеснили назад, и они в беспорядке бросились к берегу, «словно толпа после футбольного матча», как выразился в своем дневнике один из офицеров. Турки быстро продвигались по прибрежной равнине. Один из старших офицеров, подполковник Х. Г. А. Мур, сдался в плен, но получил удар штыком и вскоре умер. Другой командир, майор Ф. У. Брюнер, раненный в лодыжку при отступлении с горы, тоже был хладнокровно убит.
Среди солдат, погибших в заливе Сувла, был первый ньюфаундлендец, убитый в сражениях Первой мировой войны. Историк Дэвид Макфарлейн, исследовавший вклад жителей Ньюфаундленда в войну, писал: «Рядовой Хью Маквиртер не ринулся отважно в атаку. Он не произнес красивых последних слов. Он стоял, оглушенный свистом и взрывами снарядов, – испуганный парень в плохо сидящей форме, – в одном из окопов на передовой возле хребта Каракольдаг. Через мгновение турецкий снаряд превратил его в окровавленные лоскутья мундира и плоти. Он просто исчез, и всех, кто стоял рядом с ним в неглубокой траншее, оглушило взрывом. В ливне из осколков шрапнели, грязи и человеческих внутренностей они вдруг осознали, какой будет эта война».
На четвертый день в сражении за Чунук-Баир и залив Сувла участвовали 50 000 британцев и солдат АНЗАК; потери составили 2000 человек убитыми и 10 000 ранеными. Более 22 000 больных и раненых были эвакуированы с полуострова и на госпитальных судах переправлены в Египет и на Мальту. 13 августа военные госпитали в Египте и на Мальте были уже переполнены. В тот день наступление возобновилось. Войска, наступавшие от залива Сувла, достигли гребня Анафарта под 300-метровым гребнем Текке-Тепе на хребте Чунук-Баир. Там они остановились, не стремясь – как и неделей раньше, сразу после высадки – продолжать наступление, пока хватит сил.
Чтобы прояснить обстановку, вперед был послан один из офицеров штаба. «Я обнаружил 53-ю дивизию в неглубоких окопах; солдаты спокойно стояли на бруствере и даже готовили еду перед траншеями, – вспоминал он впоследствии. – Ничего не происходило, и все окутывала общая атмосфера бездействия. Я был удивлен, что это и есть передовая. Ни турецких траншей, ни самих турок нигде не было видно – только редкие разрывы снарядов и пули снайперов. Пока я был там, выяснилось, что траншеи в кустах слева от нас, которые уже несколько дней считались турецкими, на самом деле принадлежали британцам».
Через двадцать четыре часа недавно сформированная 5-я турецкая дивизия под командованием немецкого офицера, майора Вилмера, предприняла контратаку и отбросила противника на исходные позиции.
14 августа в Лондоне Китченер прочел рапорт генерала Гамильтона о десанте в заливе Сувла. Его возмутило сообщение Гамильтона об отказе командиров от решительных действий на начальных стадиях операции, а также о выявившихся недостатках – например, 53-я (Валлийская территориальная) дивизия высадилась на берег без артиллерии, без боеприпасов и всего с одним полевым медицинским пунктом. «Я делаю шаги для замены этих генералов настоящими воинами», – в тот же день написал Китченер Черчиллю. Два дня спустя генерал Стопфорд, командир 9-го корпуса, а также два его командира дивизий, генерал Хаммерсли, командир 11-й дивизии, и генерал Линдли, командир 53-й дивизии, были смещены со своих постов. Смещен был также командир 10-й (Ирландской) дивизии генерал Махон; впоследствии его назначили командующим Салоникской армией.
«Мы пытаемся понять, что, черт возьми, случилось с этими людьми и почему они проявляют такое удивительное отсутствие инициативы, – писал уже после окончания сражения брат Черчилля Джек, который служил в штабе Йена Гамильтона. – Они не трусы – физически они не хуже любого подразделения регулярной армии. Думаю, отчасти это недостаток их подготовки. Они никогда не сталкивались с решительными действиями. Целый год они провели в армии, и все это время их учили только одному – окопной войне. Им говорили, что всегда нужно окапываться, и они не ожидали встретить врага ближе 100 метров. Читая рассказы о войне, они стали считать продвижение на 100 метров величайшим успехом».
Далее Джек Черчилль поясняет, что произошло: «Они высадились на берег, прошли милю и подумали, что сделали большое дело. Дальше у них не было примера, которому они бы последовали, – поблизости не нашлось подразделений, которые показали бы им, как нужно действовать. Похоже, они не знали, что делать. Следует ли заходить так далеко – или их могут отрезать или заманить в ловушку? Редкие пули – это снайперы или ощетинившаяся винтовками траншея, ждущая их приближения?.. 10-й и 11-й дивизии не за что было зацепиться. Они продемонстрировали удивительное невежество. Недалеко от рабочей команды взрывается снаряд – на расстоянии не меньше полумили, – и офицеры с солдатами прекращают работу, бросаются к скалам на берегу и ложатся в укрытие! После взрыва мины все тоже залегают и не встают, думая, что это артиллерийский обстрел! Мне только что сказали, что 53-я дивизия ничуть не лучше. Несколько выстрелов – и они уже бегут сломя голову. Ответственность за поведение старших офицеров лежит и на тех, кто мог бы повлиять на их решения. Однако не подлежит сомнению, что эти дивизии совсем никуда не годятся».
Джон Харгрейв, который служил в полевом госпитале в Сувле, вспоминал настроение солдат, до которых дошли известия об отставке генералов, – как раз накануне наступления на хребет Киреч-Тепе, возвышающийся над заливом Сарос. Они, писал Харгрейв, «остались без командиров, брошенные в разгар битвы, и мечтали лишь об одном – собрать вещи и отправиться домой». Бо́льшая часть этих солдат, отмечал он также, «теперь пребывают в состоянии острой депрессии – многие выглядят безразличными и оглушенными – и больше не пригодны к службе на передовой. Но, разумеется, они должны «держаться».
В то время как турки отразили наступление Антанты на Галлипольском полуострове, их союзники продолжали сеять хаос на суше и на море. 13 августа немецкая подводная лодка потопила военный транспорт «Роял Эдвард» водоизмещением 11 000 тонн; это произошло у острова Кос, одного из островов архипелага Южные Спорады, принадлежавшего Италии. Погибло 1865 солдат. На Восточном фронте 17 августа после артиллерийской подготовки, в которой было задействовано 1360 орудий, в том числе 16-дюймовые корабельные орудия (всего было выпущено 853 000 снарядов), немецкие войска захватили укрепленный город Ковно [90].
Русский комендант крепости генерал Григорьев не сумел взорвать единственный железнодорожный путь между Остенде и Петроградом, оставив мост через реку Неман в целости и сохранности; говорили, что он покидал свое подземное укрытие только по ночам и бежал из крепости до ее капитуляции, не поставив в известность своего начальника штаба. Григорьев был предан военно-полевому суду и приговорен к восьми годам каторжных работ. На военных складах в Ковно немцы захватили несколько миллионов банок мясных консервов, главные запасы русской армии, которыми они теперь могли кормить своих солдат. Южнее Ковно австрийско-германские войска подошли к крепости Брест-Литовск, отбросив русских за реку Буг.
О страданиях русских, отступавших к Бугу, доложили генералу Гурко, который в то время был в Галиции: «Люди, прошедшие несколько войн и участвовавшие во многих кровопролитных сражениях, говорили мне, что никакие ужасы на поле боя не сравнятся с жуткой картиной безостановочного бегства населения, не знающего, куда идти и где найти отдых, еду и крышу над головой. Будучи в ужасном состоянии, беженцы создавали дополнительные трудности войскам, особенно транспорту, которому приходилось двигаться по дорогам, запруженным неорганизованной людской массой. Много раз нашим подразделениям приходилось останавливаться и вступать в арьергардные бои, чтобы позволить этой толпе освободить место войскам… Одному Богу известно, сколько людей пали жертвой неумолимого Молоха войны».
Трудное положение, в котором оказались русские солдаты, стало причиной недовольства в войсках. На захваченных немцами землях появлялись новые лагеря военнопленных. 17 августа, в день капитуляции Ковно, в немецких лагерях содержалось 726 694 русских военнопленных; еще 699 254 удерживали австрийцы. Всего в плену побывало 1 425 848 русских солдат и офицеров [91]. Условия в лагерях были суровыми. Весной и летом 1915 г. в лагере в Гарделегене вспыхнула эпидемия тифа. Из 11 000 военнопленных умерли триста человек. В августе 1915 г. тиф в лагере под Виттенбергом свирепствовал с такой силой, что администрация бросила 15 000 русских, британских и французских пленных на произвол судьбы, просто окружив их по периметру забором, вдоль которого были установлены пулеметы и размещены собаки.
