Приняв решение, командиры без промедления занялись подготовкой эвакуации. Вашингтон направил в Нью-Йорк приказ собрать все суда и лодки «от Хеллгейта (на проливе Лонг-Айленд) до Спайтен Дайвил-Крик (на Гудзоне), которые можно спустить на воду и на которых имеются паруса либо весла и под покровом тьмы перевести их к восточной оконечности гавани».
Личному составу объявили, что сбор судов осуществляется для отправки в тыл раненых и доставки к Бруклину подкреплений, но всем офицерам на Высотах предписывалось «к 7 часам выстроить солдат по подразделениям с оружием, снаряжением и уложенными ранцами и ждать дальнейших приказов».
Ложь, на которую пошел в данном случае Вашингтон, предназначалась для того, чтобы до последнего момента скрыть от солдат правду и, таким образом, свести к минимуму возможность возникновения паники. А также для того, чтобы ввести в заблуждение англичан, наверняка узнавших о сборе судов от своих бесчисленных шпионов в Нью-Йорке.
В большинстве подразделений полученный приказ о построении с полной выкладкой восприняли как указание на то, что утром их бросят в атаку. Как вспоминал молодой капитан пенсильванских добровольцев Александр Грэйден, некоторые сочли нужным составить завещания, однако самого его не покидало ощущение, будто затевается нечто особенное. «Неожиданно меня осенило: готовится отступление, а приказ... всего лишь прикрытие для истинного плана», — писал он, однако добавлял, что никто из офицеров, с которыми ему пришло в голову поделиться своей догадкой, не принял ее на веру. Впоследствии, вместе с воспоминанием о долгом ожидании, ему всякий раз приходил на ум хор из шекспировского «Генриха V», где описывается «ночь томительного бдения» перед Азенкуром.
Едва стемнело, первые лодки начали переправу. Трудно представить себе, как удалось все это осуществить. В ход пошли все, даже самые утлые плавающие средства, управление которыми доверили подчиненным генерала Джона Гловера и полковника Израэля Хатчинсона, солдатам из Массачусетса, бывшим в мирной жизни моряками и рыбаками в Сайлеме и Марблхеде. Можно сказать, что судьба американской армии была в их руках. Они, как никто другой, понимали, что на воде та ночь могла обернуться не меньшим бедствием, чем на суше.
Переправляли все — солдат, припасы, лошадей и пушки. Чтобы сохранить тишину, предприняли меры предосторожности: весла, копыта и колеса обмотали тряпками, приказы передавали шепотом. С отправкой первого судна в непроглядной ночи под проливным дождем началась смертельная гонка.
Был миг, когда казалось, что все пропало. Около девяти часов отлив совпал со столь резким усилением северо-восточного ветра, что парусным судам не удавалось справляться с течением, а весельных явно не хватало, чтобы переправить всю армию до наступления дня. Однако через час ветер сжалился и утих, а потом и вовсе сменился на более благоприятный юго-западный, что позволило вновь задействовать всю спасательную флотилию.
Час проходил за часом, но переправа продолжалась без сучка и задоринки. Если когда-либо фортуна действительно благоволила отважным, так это имело место в ту ночь на Ист-Ривер. Вашингтон, по правде сказать, не выказавший в первом, данным им в качестве командующего, сражении талантов великого стратега, свое первое крупное отступление провел блестяще, сочетая решимость и быстроту со знанием дела. И его усталое, промокшее воинство тоже не ударило в грязь лицом. На холоде, под проливным дождем солдаты часами дожидались своей очереди на погрузку, бесшумно, как привидения, спускались к крохотной, не различимой во тьме Бруклинской пристани (туда, где ныне находится Бруклинский мост) и в полном порядке всходили на борт.
По мере того как сгущалась ночь и полки один за другим покидали позиции, передовая линия опасно редела. Если бы враг узнал, что происходит, и бросился в атаку, задержать его было бы некому, кроме арьергарда Маффина. Этому отряду надлежало жечь костры, поднимать шум и всячески поддерживать иллюзию того, что американская армия не покидала высот.
Единственный сбой произошел около двух ночи, когда Маффин получил приказ на отход и уже на пути к пристани узнал, что произошла ужасная ошибка и ему следует немедленно вернуться к оставленным постам. «Для молодых солдат то было нелегкое испытание, — написал впоследствии один из бойцов, — однако они с ним справились». Отряд вернулся на позиции прежде, чем англичане успели заметить его отсутствие.
Другой офицер, полковник Бенджамен Толлмадж, вспоминал, что «по мере того, как близился рассвет, остававшихся в окопах охватывало все большее беспокойство за собственную жизнь ...»
Эвакуировать предстояло еще очень многих и, судя по тому, как шли дела, казалось, что день настанет раньше, чем войска успеют завершить переправу. И снова на выручку американцам пришла «стихия», на сей раз в виде густого, как гороховый суп, тумана.
Впоследствии этот туман называли «подлинным чудом», «явным вмешательством Провидения», «знаком благоволения», «чудесным туманом», «дружеским туманом», «американским туманом». «Воздух сделался настолько плотным,— вспоминал тот же Толлмадж, — что я едва мог различить человека на расстоянии шести ярдов».
Когда настало утро, туман не рассеялся и продолжал прикрывать операцию не хуже, чем ночная тьма. Толлмадж пишет, что когда арьергард получил наконец приказ отходить и «мы радостно распрощались с теми окопами», пелена оставалась «все такой же густой».
«...Когда мы добрались до Бруклинской пристани, лодки еще не вернулись, но очень скоро они появились и перевезли весь полк в Нью-Йорк. Мне показалось, что уже садясь в одну из последних лодок, я увидел на ступенях пристани Джорджа Вашингтона...»
Когда около семи утра туман наконец рассеялся, англичане с изумлением обнаружили, что противник исчез.
Поразительно, но всю армию числом в девять, если не более тысяч человек, с амуницией, провизией, лошадьми и полевой артиллерией за вычетом пяти тяжелых пушек, слишком глубоко увядших в грязи, удалось переправить через пролив всего за одну ночь с помощью собранной для этой цели за считанные часы лодочной флотилии. При этом никто не погиб и даже неизвестно, был ли кто-нибудь ранен. Если верить Толлмаджу, Вашингтон, рискуя попасть в плен, оставался на берегу до отплытия последней лодки. Единственными американцами, попавшими в руки англичан, оказались трое солдат, не покинувших остров в надежде поживиться брошенным добром.
«Судный день», которому, в соответствии с предвидением Вашингтона, предстояло решить судьбу Америки, оказался «судной ночью», что действительно оказала на будущее страны не меньшее влияние, чем любое из самых знаменитых сражений.
То был подлинный Дюнкерк Американской Революции: рискованная водная операция спасла армию и принесла Вашингтону глубочайшее уважение со стороны солдат, офицеров, членов Конгресса, военных теоретиков и историков — как современников, так и потомков. Впоследствии один из исследователей написал, что «операция такого рода никогда не выполнялась с большим искусством».
Но при этом она постоянно находилась на грани провала. Все могло пойти совсем по другому еще во время битвы за Лонг-Айленд, не поднимись тогда помешавший англичанам войти в пролив северо-восточный ветер. Или не сменись он на юго-западный в решающую ночь переправы.
Или не приди на смену ночной тьме спасительный для отступавших густой туман.
Ярким примером того, к каким последствиям могло привести появление в тылу защитников Бруклинских высот британских судов, служат события, произошедшие всего неделю спустя. Тогда при благоприятном течении и ветре пять королевских кораблей, включая пятидесятипушечный «Ринаун», поднялись по Ист-Ривер до Кипс Бэй и с расстояния в двести ярдов принялись прямой наводкой громить американские укрепления на Манхэттене. «Мало кому и в армии, и на флоте приходилось слышать столь ужасающий и непрестанный грохот орудий», — писал об этом один английский морской офицер. Земляные валы были разбиты в пыль, траншеи уничтожены в Считанные мгновения, а их защитники в панике бежали.
Окажись эта грозная сила в тылу Бруклинских высот, ловушка захлопнулась бы намертво. Вместе с Вашингтоном в мешок попала бы половина Континентальной армии, что грозило стать концом Американской Революции. Будущее убедительно показало, что без Вашингтона революция победить не могла. Как писал историк Тревельян: «Перемена ветра и появление английских фрегатов в тылу у Бруклина отсрочили бы завоевание Америкой независимости на неопределенное время».
Знаменательно то, что пять лет спустя Бруклинским событиям суждено было повториться, только вот стороны поменялись местами. Американцы и французы под командованием Вашингтона и Рошамбо поймали англичан в западню у Йорктауна, а зашедший им в тыл французский флот сделал отступление невозможным, не оставив лорду Корнуоллису и более чем семи тысячам его солдат никакого выхода, кроме плена.
