Ариман и Ксархос, снявшие броню и облачившиеся в причудливые коптские мантии, лично участвовали в психических аспектах допроса.
В то время как Ариман был архипрорицателем и мастером иллюзий, чьи умения помогли им схватить до сих пор неуловимого Чевака, Ксархос был телетезиаком и телепатом. Его работа состояла в том, чтобы, соединив разумы, вовлечь допрашивающего и пленника в ужасный духовный союз, на идеальный уровень понимания. Колдуны экспериментировали с вивамантией, превращающей человека в марионетку, эликсирами правды, промыванием разума песнями некулли, попытками вселить в тело демона, насилующей мозг псионикой, трансляцией мыслей через пентаграммы, нейробичами и глубоким сканированием души, помимо сотни других способов надругаться над сущностью Чевака.
Когда даже хваленое терпение темных волшебников начало постепенно подходить к концу, наполовину обезумевший Чевак начал спрашивать себя, как ему удается выносить столь ужасные пытки и манипуляции. В Черной Библиотеке Хаоса он узнал, что та, похоже, обладает собственной психической силой, способностью отторгать слабых и подверженных порче, не пуская их за свой порог. Это был один из многих ее способов обороны. В перерывах между страданиями и вторжениями мучителей в его разум Чевак задумывался, не переходит ли эта защита и на знание, связанное с определенными аспектами самой Черной Библиотеки. Могла ли информация о ее местоположении самостоятельно скрываться в измученном и наполненном ужасами разуме Чевака? Когда Ксархос и Ариман бомбардировали его проверочными вопросами о самых глубоких, самых постыдных тайнах, инквизитор изрыгал правдивые ответы, вырванные мириадами пыток.
— Что наполняет тебя стыдом, пешка Ложного Императора? — вопросил Ксархос, когда инквизитор, закусив губу, переборол всхлипы и стоны боли. — Какое воспоминание заставляет тебя чувствовать отвращение к себе?
— Обмочился в мантию… на стрельбище в Схола Библус.
— Да, — настойчиво прошипел Ксархос.
— Болтпистолет заело, он взорвался, — Чевак сглотнул. — Я подумал, что умер.
— Еще?
— Мой разум остер, — выдавил Чевак, — но прожил больше положенного. Я — уставшая душа, запертая в умирающем теле.
— Тебе противно собственное тело?
— Уже много лет…
— Отвращение к самому себе, — протянул Ксархос. — Тебе не хватает отваги, чтобы прервать свою жизнь, и ты надеешься, что кто-то другой сделает это вместо тебя. Прославленный Бронислав Чевак не боится никого… кроме себя.
— Да, — Чевак закашлялся, отплевываясь кровью и слизью.
— И еще, — продолжил Ксархос. — Глубокий стыд.
— Я страдаю из-за женщины, которая не может быть моей, — признался Чевак. Слезы текли по его избитому лицу. Великан-андрогин посмаковал болезненную честность ответа. Его лик стал лицом озабоченной матери, потом он превратился в исповедника с кардинальского мира с вытатуированными на коже молитвами и поучениями.
— Извращенец Чевак, — сказал Ксархос.
— Она вызывает у меня и омерзение, и восторг.
— Продолжай, — подтолкнул Ксархос, подобно губке впитывая мучительные признания инквизитора. — Кто она? Ксенос? Ребенок? Мутант?
— Она пьет кровь, — ответил Чевак. — Но меня не поэтому влечет к ней.
— Влечет? — повторил колдун. Вытягивая потаенные знания из пленника, он подготавливал того к извлечению новых, более значительных истин. — Ты любишь ее. Но издалека. Почему не возьмешь ее?
— Я не могу осквернить живую святую Имперской Веры.
— Почему бы и нет? — игриво повторил чародей.
— Она должна быть чиста. Ее разум справедлив. Она святая, во имя Трона. И живет лишь по Его воле. Она принадлежит Ему, и Он распоряжается ею.
— А что бы ты сделал? — спросил Ксархос и поднял взгляд на своего хозяина. От возбуждения лицо колдуна стремительно менялось. Скоро они сломают инквизитора.
Ариман посмотрел сверху вниз с безразличием божества. К еще большему стыду Чевака, он рассказал им.
Допросы продолжались. Под воздействием вскрывающих разум инструментов чародея Чевак ответил даже на вопросы о внутренних делах Инквизиции, о деталях своих трудов и расследований — вопросы, которым он был натренирован сопротивляться даже под пыткой. И все же, когда Ксархос потребовал ответ о порядке рун, отпирающих эльдарские варп-врата на Этиамнуме III, инквизитор нашел в себе необъяснимую силу, которая могла противостоять чудовищному вторжению в его личность и душу.
Помимо силы воли, унаследованной от Черной Библиотеки и ее систем защиты, у Чевака были и собственные карты в рукаве. Воздух вокруг Ксархоса пропитался безумием и настойчивостью. Под холодным сапфировым взглядом своего господина он выискивал деталь за деталью, рыская по извилистым коридорам взломанного ума инквизитора.
— Повелитель, — сказал Ксархос. — Наши силы уже на планете. Мордант Гекс у варп-врат. Давайте покончим с этим, заберем у этой особи то, что нужно, и шагнем в вечность. Черная Библиотека будет наша, а за ней и вся галактика.
Вместо того, чтобы выдать подробный рассказ о тех нескольких вещах, которые были так необходимы Тысяче Сынов, Чевак начал скармливать Ариману небольшие порции информации на многие темы, в которых тот не нуждался. Давно утраченные подробности и секреты, скрытые в сердце Черной Библиотеки и выведанные самим Чеваком в ходе исследований: заклинания, скрытые артефакты, истинные имена демонов, затерянные народы чужаков, еретические технологии, темные гримуары, легенды и описания мест. Хаос и темная сила во всех их формах. Колдун жаждал деталей и от одной частицы информации сразу переходил к другой. Темный астартес дни напролет выкачивал из инквизитора редкое и драгоценное знание, не обращая внимания на истинную цель его пленения и допроса.
В мрачных глазах Аримана инквизитор видел яркий жар лихорадки, источником которой был сам Чевак. Неутолимая жажда знаний. Мемовирус. Чевак плюнул колдуну в глаза лишь для того, чтобы заразить его болезнью, которая превратила и без того ненасытное желание Аримана во всепоглощающую одержимость. Она-то и не давала Ариману добраться до цели. Чевак выдал чародею Хаоса тысячу опасных, но отнимающих время деталей, чтобы не поведать ему единственную тайну апокалипсического масштаба. Противоидущее Сердце, Черный Соверен Сьерры Санграаль, «Корпус Вивэкзорсекцио», местонахождение Обсидокулуса, фрагменты посоха Индиги. Сотни темных секретов, ставших непреодолимыми препятствиями на пути к Черной Библиотеке. Ксархос начал понимать, что дело пошло не так, как надо, когда его обычно отстраненный господин начал сам руководить допросом. Вопросы и ответы свободно текли один за другим, а Ксархос превратился в безмолвного наблюдателя. Ответы приносили передышку, и сломленный инквизитор начал заново набираться сил. Ариман выглядел, словно сам не свой, как больной лихорадкой, а не холодное, властное божество, контролирующее все и вся. В сравнении с прежним отстраненным всемогуществом жажда знаний и ответов казалась простым человеческим голодом.
— Повелитель, — обратился Ксархос к своему хозяину, — все эти мелкие секреты и многие другие станут вашими, когда вы завладеете Черной Библиотекой. Там, в древнем чужацком святилище знаний, вы сможете испить полную чашу тайн галактики и поглотить слабые надежды всего, что ходит или ползает по земле. Там тот, кто больше, чем человек, может стать богом!
Ариман прервал поток вопросов. От сияющей сапфировой кожи с шипением пошел пар. Это сверхъестественное свечение не было результатом случайной мутации, которых Чевак немало повидал среди служителей Хаоса. То была могучая сила варпа, текущая по жилам своего избранного вместилища. Ариман был проводником внушающей ужас нематериальной мощи, ходячей прорехой в границе между варпом и реальным миром, через которую они сливались друг с другом. Этот пар не был паром, что ученик Аримана прекрасно знал. В зале повисло молчание. Все это время на них смотрели пустые доспехи десантников Рубрики — безмолвные, бесстрастные, немыслящие. Когда Ариман, наконец, заговорил, в его спокойных словах послышался легчайший оттенок гнева.
— Ты пытаешься говорить мне, что можно делать, а что нет, ученик?
— Я живу, чтобы служить вам. Но вы сейчас — не вы, повелитель, — возразил Корбан Ксархос, снова приняв облик великана-гермафродита. — Боюсь, этот смертный обманул вас или отравил каким-то подлым способом.
Предположение достигло цели, как и намеревался коварный чародей. Ариман успокоился и замер в раздумьях, словно статуя. Волшебник Тысячи Сынов не потерпел бы, чтобы им манипулировало какое-то низшее существо. Когда нетипичный для него гнев утих и варп внутри перестал бушевать, исчез и пар, поднимающийся от сапфировой кожи. По его лицу потекли бусины пота — свидетельство лихорадки, которая незаметно терзала его тело. Полубог с молчаливым недоверием посмотрел на сломленного, бессильного Чевака, распростертого на алтаре.
