Грошев промолчал. Себя-то он не считал достойным действовать в новой ситуации. Расследуя дело Ряднова, он понял, насколько трудная и сложная работа у следователя, но за Ивонина ему было обидно. Ну пусть ошибся человек. Так он же исправил свою ошибку, докопался до истины, правда с его помощью, но почему же продолжать работу он недостоин? Почему?
— И правильно, — уверенно сказал Ивонин. — Каждому свое. Мы свое сделали. Теперь пора готовиться к экзаменам.
— И все-таки обидно, что мы не закончили дело.
Ивонин усмехнулся:
— А ты знаешь, даже когда замешанные в этом новом деле получат свое, мне думается, что оно не будет закончено до конца. Кой-кто, мне кажется, вывернется: цепочка тонкая. Но они не будут радоваться и думать, что они умнее всех, что они нас провели. Нет! Они опять будут на контроле. И они чувствуют это и всегда боятся. А это тоже не жизнь — жить всегда под страхом. А Ряднова надо освобождать немедленно. И извиниться перед человеком.
18
Алексея Рачко задержали только весной. Скрываясь, он применил простейший ход: во всех документах к своей фамилии приписал одну букву и стал Рачковым. Но подвела его опять-таки расчетливая жадность. Приехав из Ленинграда на юг, он решил остановиться не в гостинице, хотя в это время года они пустовали, а у одного из своих приятелей: все-таки можно было сэкономить на квартире. А дом приятеля был под наблюдением, и Рачко арестовали.
Он быстро и легко «раскололся», признался на следствии, что мысль об убийстве Андреева пришла к нему еще дома, но окончательно он продумал ее после того, как увидел Роберта у складов. Он и раньше догадывался, что Липконос передает ему то золото, что привозит Андреев. Теперь он в этом убедился и решил разбогатеть сразу, одним ударом. Может быть, и не решился бы на это, но начавшийся снегопад позволил ему надеяться, что следы будут занесены снегом. Впрочем, это так и могло случиться, если бы не заяц...
Рачко раскрыл и последнюю неясность: почему жакан попал в Андреева не сзади, а впереди бицепса левой руки. Ведь Рачко стрелял сзади. Оказывается, в последнюю минуту убийца решил окликнуть Роберта, и когда тот, оглянувшись, развернулся — выстрелил, загубив две хоть и подловатые, но молодые жизни: свою и андреевскую...
* * *
Вскоре после окончания юридического института Николай Грошев возвращался с загородной прогулки. Он смотрел, как по сторонам машины разворачиваются знакомые картины аэропорта, высоковольтных линий, сосновых посадок. Многое вспомнилось, и он попросил остановить машину. Не спеша прошел до сосновых посадок, подышал их густым, терпким воздухом и подумал, что работа следователя — всегда разведка, как, впрочем, и работа разведчика — всегда следовательская работа.
Теперь он окончательно решил: будет работать следователем.
Он знал, что впереди еще немало сложных дел, разочарований и, может быть, даже ошибок. Но он знал и другое: здесь он на месте. Именно здесь он может принести людям наибольшую пользу.
Николай огляделся, увидел освещенный закатом солнца знакомый дом и подумал:
«Самое главное — никогда не останавливаться на полпути. Змея в доме — беспокойство людям. Змей не должно быть».
И вдруг ему захотелось увидеть Ряднова. Ему открыла дверь какая-то растрепанная, заспанная женщина, ойкнула и захлопнула калитку.
— Вам кого? — спросила она из-за забора.
— Мне бы Ряднова.
— Хватились! Он уж месяца три как здесь не живет.
— А где же он теперь?
— Не знаю. Уехали они с женой куда-то. Дом вот продали и уехали.
На минуту Николаю стало грустно. Вот столько думал о человеке, переживал за него, а он уехал — и все. Даже не попрощался. А потом подумал: «А что ему, Ряднову, собственно, Грошев и все другие, кто занимался его делом? Сразу не разобрались, не поняли этого сильного человека, настоящего солдата и в радости и в беде. Да и вообще о юристах и врачах люди вспоминают не часто... Нет, не часто... Только по нужде.
Ну и что ж? У каждого свое дело. И нужно делать его честно, по совести».
М. Емцев, Е. Парнов
СЕМЬ БАНОК КОФЕ
ФАНТАСТИЧЕСКИЙ АНТИДЕТЕКТИВ
1
Трансатлантический лайнер «Святая Мария» готовился покинуть порт Белен. Это было великолепное судно. Водоизмещение 50000 тонн. Скорость 32 узла. Мощность главных механизмов 120000 л. с. Плавает под бразильским флагом. Приписано к порту Рио-де-Жанейро. И т. д.
2
Итак, лайнер «Святая Мария» готовился покинуть порт Белен. «Лайнер? — ворчал Альберт Иванов. — Это лайнер? Старая, довоенного выпуска галоша». Он пощупал бугристую поверхность влажного поручня. Многократные наслоения краски образовали подтеки и наплывы везде, куда доставали кисть и пульверизатор корабельных маляров.
Альберт собрался было презрительно ухмыльнуться, но сдержался. Он подумал, что улыбка будет неправильно понята проходящими мимо людьми. Посадка заканчивалась, прибыл, кажется, последний катер. Альберт, делая вид, что внимательно рассматривает порт, краем глаза косился на прибывших. Какая это была пестрая толпа! Богатые и бедные. С портфелями крокодиловой кожи, узлами, спиннингами, гитарами. Это не миллионеры. Это коммерсанты средней руки. Цвет кожи пассажиров различен, как цвет их чемоданов. От грубой темнокожих до атласной, светящейся кожи леди неизвестных наций и таинственных профессий. Идут, идут. Англичане, испанцы, индейцы, мулаты, янки. Словно копыта по мостовой, цокают ноги по сходням. И все туристы, коммивояжеры, дельцы, прочие личности в чем-то очень похожи. Их объединяет неистощимая готовность удивляться. Некоторая наивность на грани с глуповатостью. Они уверены, что все будет прекрасно. Это будет очаровательное путешествие. Их ожидают прелестные минуты, не правда ли? Все туристы мира уверены, что вселенная существует только для того, чтобы раскрыть им свои ласковые объятия и принять нужную позу для фотографирования.
Альберт сердито отвернулся. Лучше в последний раз поглядеть на порт. На желтую вечернюю воду, на тюки с кофе, связки бананов, горы кокосов и таинственные ящики с броской надписью: «Coixa para transporte de serpentes»[1].
Он спортсмен и ученый, наш Альберт Иванов, кандидат наук и мастер спорта. К тому же хорошо владеет английским языком, что весьма облегчило ему поездку на конгресс ботаников в Рио-де-Жанейро.
— Сколько у них парусников! — воскликнул Евгений Кулановский. Он стоял на борту «Святой Марии» рядом с Альбертом, рассматривая порт Белен и вступающих на палубу пассажиров.
Темнеющее зеркало залива разрезали узкие лодки с косыми бурыми парусами. Долго потом тянулся по воде острый, клином сходящийся след.
— Рыбацкая беднота. Мотора не на что купить, — ответил Альберт. Он еще тверже уперся ногами в палубу и еще резче выдвинул крутую грудь.
Мимо Кулановского проходили пассажиры, и их разноязыкий говор все еще волновал его, хотя он уже привык ко многому за месяц командировки и беспрестанных перелетов.
«Там, на берегу, — говорил себе Кулановский, — чужая, совсем особенная жизнь. За зелеными и малиновыми окнами скрылись местные красавицы, необыкновенные, удивительные женщины.
Я их больше никогда не увижу. Никогда. И они никогда не узнают, что я был здесь, стоял на палубе и тосковал о встречах».
Тихая печаль пришла к нему. Ему было чуточку жаль себя. Жаль несодеянного, несбывшегося.
Альберт тоже смотрел на знаменитый причал Вер-о-Пезо. Он видел латаные паруса, окурки, конфетные бумажки и банановые корки, мерно покачивающиеся на мутной воде у самых свай, вспоминал, какая в Белене грязная набережная. Он вспоминал и запахи Вер-о-Пезо, и горло сдавливала спазма брезгливости. Он был рад, что уезжает отсюда. Он любил новые высокие дома, прохладные чистые стадионы и парки. Влажный отрезвляющий ветер. Здоровую ненаперченную пищу. Здоровый мир. Не то что здесь, где все быстро рождается, загнивает и умирает. Нет, тропики не пришлись по душе Альберту Иванову. Конгресс, на котором он так успешно выступил, был для него изнурительным испытанием. Неделя влажной банной жары, многоязыкая говорливая толпа, толчея, суета. И эта растительность. Они сами напросились в путешествие по Амазонке. Оно было кошмарным... А Женька в восторге. Несмотря на пиявок, москитов и эту ужасную фейжоаду[2].
Альберт краем глаза глянул на Кулановского. Темный профиль его казался вырезанным из жести. Женька сделал неплохой доклад, удачно и остроумно ответил на вопросы.
Что же, все идет как надо. По приезде домой придется засесть за докторскую. Засядем! А пока смотри, смотри во все глаза. Еще не скоро представится тебе подобный случай. И Альберт смотрел.
— Гляди, какой типчик затесался в наш бомонд, — встрепенулся Евгений.
По трапу подымался небритый человек, одетый в поношенную, истертую на сгибах до известковой белизны штормовку. К солдатским брюкам прилипла красная сухая глина. Ботинки были разбиты вконец. Но человек выглядел сильным, гордым. Такими, наверное, были герои Джека Лондона.
