Это была очень неприятная мысль, почти мстительная. Николай усилием воли взял себя в руки и, поддев на вилку остывшую пельменину, пожал плечами:
— Есть у нас и такие. И даже похлестче, чем в книгах. А я занимаюсь этим делом только потому, что сам кончаю юридический.
Лариса обрадовалась:
— Да? Вот здорово! Значит, тоже заочник? И это у вас как бы дипломная работа? Да?
Он не мог не улыбнуться.
— Да, пожалуй, как дипломная работа. — Потом подумал и резко сказал: — Вот если сдам ее, получу диплом, а не сдам, придется снова идти учиться.
— Ой, как у вас строго! — Она спохватилась: — Нужно бежать. Очень хочу поспеть на волейбольные соревнования, давно не бывала, а тут республиканские. Так что до свидания, и помните, если я смогу помочь, сделаю все, что смогу.
— А почему вы думаете, что я хочу помочь Ряднову? А вдруг наоборот?
— Не шутите. Этим не шутят, — строго сказала она. — Ведь вы не можете хотеть зла невинному. Вы же молодой и... наверное, комсомолец.
Она ушла, и Николай, медленно доедая пельмени, думал о себе, о своей будущей работе, и значит, о Ряднове и предстоящем разговоре, на котором может решиться судьба сразу нескольких человек.
И Анны Ивановны, и Зорина, и Ряднова, и, как знать, может быть, еще кого-то.
Но одно его почему-то радовало. Судьба Ларисы Петровой уже решилась: она свободна.
15
В кабинете Ивонина Николая ждала неожиданность. Петр Иванович молча протянул ему телеграмму из Москвы.
«Ваш работник Горбунов откомандирован в распоряжение следователя по особо важным делам Задорожного, связь с которым поддерживайте впредь».
Николай молча посмотрел на Ивонина. Тот пожал плечами.
— Все удивляемся. Чего он там выкопал, не понятно. А что копнул глубоко — это точно. Иначе Москва не выслала бы следователя по особо важным делам и не отобрала бы у нас работника.
Ивонин походил по тесному кабинету.
— Вот что, Николай, я тебя очень прошу — говори с Зориной осторожно. От этого зависит многое. По сути дела, этим нужно заняться мне, но у меня тоже важное дело. Очень.
Николай не стал спрашивать, что за дело.
— Зорина тебе вызвана, условия созданы, иди и действуй. Как только кончишь, ставь в известность меня или начальство. Действуй!
Условия и правда были созданы — маленький кабинет, стол, два стула, шкаф.
Зорина действительно уже сидела в коридоре и ждала Грошева. Он пригласил ее в кабинет и опять невольно подумал, что с делом Ряднова связаны только красивые женщины.
Людмила Зорина тоже была красива — выше среднего роста, гибкая, с очень чистым, не то что бледным, а белым лицом, каким отличаются коренные ленинградки, с тонким румянцем. Даже волосы у нее были типично ленинградские — светлые, почти льняные, чуть-чуть отдающие в рыжину.
Он пригласил ее сесть.
— Мне сказали... — начала Зорина.
Николай постарался улыбнуться как можно приветливее.
— Давайте сначала познакомимся. Вот мое удостоверение.
Зорина прочла удостоверение, и Николаю подумалось, что она должна, обязана удивиться: округлить глаза, приоткрыть рот, покраснеть. Словом, сделать нечто такое, что сразу же указывало на ее волнение. Но Зорина равнодушно вернула удостоверение, равнодушно посмотрела на Грошева и спокойно спросила:
— Ну и что?
— Так вот, нам нужно побеседовать...
— Тему беседы определите вы?
— Да.
— Ну что ж. Начнем... пожалуй. Что вас интересует в моей биографии? Или, может быть, биографии моих друзей?
— При чем здесь биография?
— Видите ли, что происходит с человеком, в конечном счете и есть его биография.
Зорина говорила спокойно, даже снисходительно, и Николай понял, что первая схватка, еще не начавшись, уже проиграна: он не выбил ее из колеи, не встревожил. Он разозлился, но сейчас же заставил себя быть холодным.
— Вы знали Свиридова?
— Это какого? Шофера? Того, что лыжи мне подбросил?
— Да?
— Да.
— Как вам сказать... Знать-то, конечно, знала — он пытался за мной поухаживать, но, естественно, у него ничего из этого получиться не могло.
— Почему?
— Герой не моего романа.
— А лыжи он все-таки вам оставил?
— Да. Из-за врожденной лености или легкомысленности. Или, наоборот, с дальним прицелом — будет причина заехать, забрести на огонек.
— Понятно. А кто еще бывал в вашем доме?
— Вам полный списочный состав или только выборочно?
— Давайте не шутить. Вот бумага, напишите фамилии всех, кто бывал у вас в доме.
Она опять спокойно взяла бумагу, ручку, а потом решительно придвинула чернильницу.
— За какой период? С детства или несколько позднее?
— Ну... предположим года за три.
Он сидел и почти с неприязнью смотрел на эту красивую блондинку — такую нежную на вид, и такую колючую. Может быть, даже испорченную. Подозревает она, зачем ее вызвали, или нет? Вечные загадки, которые нужно постоянно разрешать следователю.
Она протянула ему лист бумаги:
— Вот. Двадцать семь человек. Год рождения проставлен не везде — не всех знаю достаточно полно. В таком случае ставлю приблизительно. Номера, обведенные кружочками, — те, которые были особенно часто. Если крестиком — так это те, кто за мной ухаживал. Подчеркнуто — мне нравились.
— Теперь они вам не нравятся? — раздраженно — уж очень не понравилась эта пунктуальность — спросил Николай.
— Нет. Вот уже полгода мне никто не нравится. Кроме одного человека.
— Какого?
— Это очень важно?
— Да.
— Хорошо, — тряхнула она волосами. — Раз нужно, значит, нужно, да и зачем скрывать? Кроме моего мужа, Сергея Яковлевича...
Мгновенно припомнился первый допрос Ряднова, и Грошев невольно переспросил:
— Андрея Яковлевича? И потом, сколько мне известно, вы еще не замужем.
— Простите. Замужем я или не замужем, могут знать только я и мой муж. Имя своего мужа, как вы можете догадаться, я, в общем-то, знаю. Больше того: несмотря на ваше подозрение в моих умственных способностях, я, представьте, запомнила и его фамилию — Кравцов. Техник-строитель. Рабочий телефон 6-36-42. Была бы благодарна, если бы вы немедленно позвонили и проверили мои показания, а заодно и сообщили, что я задерживаюсь у вас. Он будет волноваться: нам нужно идти говорить о квартире.
— Успеем...
— Видите ли, когда я вошла сюда, — она рукой обвела кабинет, — то хотела сообщить вам, что мне сказали, будто разговор будет долгим. Поэтому я сразу хотела попросить у вас разрешения позвонить мужу. Но вы перебили. Так вот, будьте элементарно воспитанным человеком и исправьте свою ошибку.
Она нагнулась над столом и легко передвинула телефон поближе к Николаю.
О том, что второй раунд схватки провалился, говорить было нечего. Но что делать?
— Я вам верю... — чтобы хоть как-то оттянуть время и найти новый настрой для вопроса, начал Грошев.
— Меня, знаете ли, мало волнует, верите вы мне или не верите. Пока что я прошу исправить вашу ошибку. — И, замечая, что Грошев не спешит звонить, добавила: — Тем более, то и в милиции, по-видимому, существуют указания, предписывающие проявлять заботу о живом человеке. — И опять дерзко и в то же время небрежно, словно подгоняя следователя, махнула рукой: — Прошу.
Нет, теперь она явно диктовала, и Николай, сам еще не зная почему, подчинился. Он набрал нужный номер и попросил Кравцова. Трубку сейчас же взяли.
— Вот тут у меня сидит ваша... супруга.
— У кого — у вас? — резко спросил голос.
— У... следователя. Она хочет сказать вам несколько слов.
Николай передал трубку и подивился, как сразу изменилась Зорина. Она вдруг покраснела и, устроившись поудобней, улыбнулась так мягко и ласково, что опять в пору было завидовать. И столько заботы звучало в ее голосе, столько сдерживаемого чувства, что Николай потупился, как будто этим стараясь помочь Зориной.
— Сереженька, только ты, пожалуйста, не нервничай! Да нет, я еще не знаю, серьезно это или нет: вопросы пока бестактные... Да-да, конечно, либо я позвоню, либо этот очаровательный следователь... Что? Да, молодой. — Она быстро, оценивающе и остро взглянула на Николая. — Ну не то чтоб интересный, но ничего себе. Передаю ему трубку.
— Я вас слушаю, — сказал мужчина.
— Да, собственно, пока у меня нет к вам вопросов. Разве только... Просто мы не знали, что Людмила Зорина вышла замуж.
— Да, к сожалению, об этом объявлений не дают, а больше вам... где же знать... Так вот, два месяца назад, в четверг, в снегопад, мы зарегистрировали свой брак. Если необходимо брачное свидетельство — или как оно там называется, — так оно хранится у Люси. Вопросы еще будут?
— Да нет... пожалуй.
— Отлично. Тогда очень прошу — не задерживайте ее: у нас еще много нерешенных вопросов. До свидания.
Независимая пара, что и говорить! Грошев потер руками лицо.
