Сделав свой вклад, сержант Джонсон аккуратно положил стопку показаний рядом с одним из компьютеров.
— Это все? — уточнил Барнаби. Похоже, что так и было. — Никто ничего о ней не знает? Откуда она приходит? Куда уходит?
— Боюсь, что нет, сэр.
— Мы не можем на этом остановиться. Надо понаблюдать за персоналом бара. Поспрашивать. Люди всегда знают больше, чем им кажется. Хорошо, — он обвел взглядом комнату, — что-нибудь еще?
Если старший инспектор и был разочарован воцарившимся молчанием, то не показал этого. Однако не успел Барнаби набрать воздуху, чтобы наметить план на сегодня, как инспектор Мередит произнес:
— Вообще-то, сэр…
Барнаби метнул в него хищный взгляд. Его не обманули изящество и скромность позы Мередита. Ни притворная неуверенность, ни задумчивый наклон змеиной головки. Он с отвращением изучал безупречный пробор Мередита и зализанные волосы, прямо-таки приклеенные к черепу, как у жиголо тридцатых годов.
— Да, — коротко бросил Барнаби. — Что?
— Просто одна мысль…
— Не та ли, инспектор, что осенила вас, когда я спросил, не пришла ли вам в голову какая-нибудь идея, а вы ответили мне: «Нет, сэр»?
— Н-ну… — Мередит улыбнулся и элегантно пожал плечами. — Я решил, что лучше сначала проверить факты. Мне нужно было перечитать показания миссис Дженнингс. И тогда работать дальше.
— Работать дальше? — тихо спросил Барнаби, но среди присутствующих были и такие, кто не почувствовал перемены ветра. Сгущения атмосферы.
Инспектор Мередит был из них, из тех, кто не почувствовал. Воодушевленный неведением, он продолжал:
— Мы все ругали неуловимого Дженнингса, говорили, что вся собранная о нем информация никуда не ведет. Но мне все не давало покоя одно надоедливое ощущение. Мне казалось, что там было одно имя, на которое никто не обратил внимания. И это имя — Барбара! — Он триумфально оглядел комнату, ожидая по меньшей мере взрыва аплодисментов. Чтобы подтолкнуть аудиторию, Мередит сделал веселый «кувырок назад»: — Секретарша. К сожалению, только ее именем я и располагал. Я попытался узнать остальное у миссис Дженнингс, которая не стала со мной разговаривать, потом у дворецкого, который не знал фамилии. И тогда я подумал об издателе Дженнингса. Мне показалось, что они с Барбарой должны были как-то пересекаться. Мне повезло. Хотя было уже поздно, у них как раз случилась вечеринка по случаю презентации книги, так что весь народ был в сборе. У нее оказалась странная и редкая фамилия — Кокейн, и я смог выяснить, что она живет в Северном Лондоне. Ну а дальше — пара пустяков. Я позвонил, попал на автоответчик. И вот тут начинается самое интересное…
— Надеюсь, вы не собираетесь рассказывать весь сюжет, инспектор Мередит? — проговорил Барнаби голосом вибрирующим, как молоток, который бьет по замерзшей стали.
Собравшиеся к тому времени уже залезли в защитные скафандры и задраили шлемы. Мередит между тем продолжал разглагольствовать. Трой, привалившийся к пробковому щиту с фотографиями, от удовольствия даже прикрыл глаза: «Какой же идиот!»
— Автоответчик говорит, что она уехала на пять дней, так? И я не верю, что это совпадение. Она должна была оставить кому-то адрес — подруге или соседке — на случай, если возникнет что-то непредвиденное. Так всегда делают. Найдите ее, старший инспектор, и думаю, вы найдете Дженнингса.
Тишина после этой блестящей импровизации продолжалась достаточно долго. Барнаби даже выглядел рассеянным. Хмурясь, он бесцельно передвигал кипу бумаг на столе туда-сюда. Наконец скучным, невыразительным тоном он сказал:
— Позвольте, я попытаюсь объяснить вам, инспектор, как мы тут работаем. — Он одарил Мередита взглядом, полным ледяного презрения. — Мы работаем командой. И значение такого подхода трудно переоценить. В принципе, это принятый в правоохранительных органах подход, и я несколько удивлен, что вам этого не объяснили в Брэмшилле. Он, видите ли, ускоряет расследование и делает его более эффективным. Иногда спасает кому-то жизнь. Конечно, мы все индивидуальности. Некоторые, возможно, более яркие, чем другие. Но когда у кого-нибудь из нас возникает идея, даже не очень значительная, он не бежит, ни с кем не поделившись и прижимая ее к груди, в свою нору, чтобы потом выдать собственные заключения и выступить в главной роли на семейном празднике, как избалованный ребенок.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я только попытался…
— Я еще не закончил!
— О…
— Распространение информации среди всех сотрудников на всех уровнях жизненно важно. Достаточно взять дело Сатклиффа, чтобы понять, что бывает, когда люди, которым по должности положено что-то понимать, вместо эстафеты затевают бег наперегонки. — Он помолчал немного. — У вас растерянный вид, Мередит. Может быть, вы не слыхали о Йоркширском Потрошителе[56] в вашей башне из слоновой кости? В вашем интеллектуальном орлином гнезде?
— Конечно слышал.
— Значит, слышали и о том, что женщины продолжали гибнуть, потому что информацию не передавали быстро и надлежащим образом.
— Я полагал, там все дело было в технической ошибке. Несовместимости компьютеров.
— Не только, все значительно серьезнее.
— Все же это… — Мередит осекся было, потом пожал плечами: — Они же были шлюхи.
Барнаби посмотрел на Мередита через комнату. Лицо его мгновенно исказила гримаса брезгливого недоумения.
— Я не совсем уверен, что правильно вас расслышал, инспектор.
— Проститутки. — Мередит оглянулся, ища поддержки. — Разве это неправда?
Старший инспектор втянул свою большую седеющую голову в массивные плечи. Шеи у него как будто совсем не стало.
— Запомните хорошенько то, что я сейчас скажу. Вся информация, все идеи и «прозрения», сколь угодно значительные или, наоборот, пустяковые, поступают в общий котел. За этим мы и проводим летучки.
— Если вы так считаете, сэр…
— Я так считаю, инспектор. И вам лучше поверить, что я так считаю, или вы будете отстранены от этого дела и снова окажетесь в утренней шестичасовой смене на все оставшееся время пребывания здесь, которое, все мы надеемся, будет недолгим.
Он очень стремительно для такого крупного человека поднялся и, подгоняемый гневом и отвращением, вышел из комнаты.
Трой последовал за боссом и нагнал его в коридоре.
— Фашист проклятый, — процедил старший инспектор сквозь зубы.
Сержант нерешительно ответил:
— Но он племянник главного констебля, сэр.
— Мне наплевать, будь он хоть сама английская королева. Еще один такой фортель — и я его быстро вылечу…
Барнаби ворвался в свой кабинет и захлопнул за собой дверь. Трой вовремя остановился, чтобы не получить дверью по физиономии, положил ладонь на филенку, словно успокаивая ее, потом вошел и постарался вести себя незаметно. Так учил его опыт. Минут через пять он кашлянул.
— Съездить сегодня еще раз к Клэптону, сэр?
— Нет, это подождет. Мы не поговорили с Эми Лиддиард. В доме это безнадежно, там эта овчарка-золовка. Привезите миссис Лиддиард сюда. Осторожненько. Как бы для того, чтобы снять отпечатки пальцев.
Когда Трой ушел, Барнаби сел и, уставясь в стену, стал думать, почему упустил из виду Барбару. Раньше он ничего не упускал. По крайней мере, ничего из того, что было у него под носом, как эта секретарша. Добро бы еще он невнимательно прочитал протокол. Господи, да он сам разговаривал с женщиной, которая назвала это имя! «Друзья не разлей вода» — так, кажется, сказала Ава Дженнингс. Он запомнил ее слова. «Не разлей вода».
И Барнаби проклял Мередита за острый глаз, хорошую память и связи в высоких сферах, потом проклял самого себя за подлость натуры. Он чувствовал себя старым, отяжелевшим, усталым. Не говоря уже о том, что ему остро не хватало калорий.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Сью, влекомая радостным возбуждением, проплыла между двумя ананасами на столбах ворот Гришэм-хауса, по въездной дорожке дошла до дома, обогнула его и оказалась возле входа для слуг. От волнения она слишком сильно дернула шнурок старомодного звонка, так что изрядный кусок шнура выскочил и, когда она отпустила гравированный металлический язык, не захотел вернуться в прежнее положение.
