– Для отличниц, – досказала Ко.
– И для таких, как ты, потому что ты всегда находила лахто в чужих ошибках.
Директриса задумалась.
С неба медленно спустилась муха в белом халате и уселась на перила лоджии, в отдалении от директрисы, чтобы не испугать ее своим появлением.
– Добрый вечер! – приветствовала ее Ко.
– Ах! – воскликнула директриса, но Ко была готова к такой реакции и сразу спросила муху:
– Вы хотите кофе или чаю?
– Ничего, я уже пила чай, спасибо, – ответила темнокожая муха.
– Вы незнакомы, – сказала Ко. – Ванесса – наш доктор. Она очень хорошая. А это госпожа Аалтонен, директриса моего приюта.
– Я все знаю о директрисе твоего приюта, – ответила муха, и K° почувствовала осуждение в ее слабеньком жужжащем голосе.
– Вот и хорошо, – сказала Ко. – А что нового слышно о нашем друге комиссаре?
– Комиссар занят срочными делами в Галактическом центре и не может прилететь.
– Пускай он пришлет сюда свою голограмму, – предложила Ко.
– К сожалению, на таком расстоянии голограмма получается нестабильная. Комиссар освободится завтра с утра и сразу же поспешит сюда. Так что вам надо продержаться до утра. Сможете ли?
– Мы постараемся, – сказала Ко и посмотрела на директрису.
– Боюсь, что от меня мало пользы, – сказала та.
– Но вред от вас бывает, – безжалостно прожужжала муха.
Директриса насупилась. Она согласна была сама казнить себя. И даже позволила бы это сделать комиссару. Но не темнокожей мухе.
– Я буду находиться как можно ближе к тебе, Вероника, – сказала муха.
– Не Вероника, – поправила ее директриса. – Неужели вы до сих пор не поняли, что девочку зовут Ко?
– Я этого не поняла, – ответила муха. – Потому что не знаю, установлены ли здесь подслушивающие устройства.
И она, взлетев, растворилась в теплом синем воздухе.
– Ну, вряд ли, – смущенно сказала директриса.
Она понимала, что совершила ошибку, но настолько уже устала совершать ошибки, что последнюю не захотела признавать.
– Что-то становится холоднее, – произнесла она, хотя вечерний воздух был подобен парному молоку. – Давайте пройдем в номер…
Ко подчинилась.
Телефон зазвонил именно в тот момент, когда они очутились в комнате.
Директриса громко ахнула и прошептала:
– Не бери трубку! – будто от аппарата исходила страшная угроза.
Но Ко была уже у телефона. Она включила его. На экранчике появилось лицо профессора дю Куврие.
– Слава богу! – произнесла директриса с облегчением. Видно, она страшилась увидеть на экране кого-то другого.
– Ну вот, слава богу, – произнес профессор. – Я уж думал, что никогда тебя не отыщу, что они спрятали тебя, увезли с планеты и, может, даже убили.
Ко странно было видеть такое взволнованное лицо профессора и слышать столь нервные слова.
– Ты в порядке, ты жива? – спросил он.
– Да, спасибо, папа, – ответила Ко, вновь входя в роль Вероники. – А как дела у тебя?
– У меня? Дела? Мне страшно, мне одиноко, меня гнетут ужасные предчувствия, Вероника. Ты уверена, что тебе ничего не грозит?
– Не бойся за меня.
– Я был не прав, когда выгнал тебя. Я думаю, что тебя обманом выдали за этого… Артура. Скажи, что это так. Завтра же адвокаты Марса разведут тебя с этим подонком, по законам Марса ты несовершеннолетняя. Ты сейчас в гостинице?
– Да, я в номере директрисы моего приюта, госпожи Аалтонен.
– Беги от нее! Она в сговоре с князем и его молодцами.
– Не беспокойтесь, профессор… то есть папа, она совсем не такая плохая. Она лишь хотела подтвердить правду, что у вас есть дочь.
– Я точно знаю, что она служит князю.
Директриса вошла в поле зрения аппарата.
– Вы имеете право так говорить, профессор, – сказала она. – Но клянусь вам, я сделаю все, чтобы… Вероника была в безопасности.
– Вероника! Я никому не верю, – перебил ее профессор. – Я не верю и тебе. Но хочу тебя спасти. Единственное место на Марсе, где ты будешь в безопасности, – это мой дом. Они не смогут взорвать его даже атомной бомбой. Я прошу тебя, я умоляю тебя – сейчас же беги ко мне. Пока они не спохватились. Мы с тобой не знаем всей глубины их дьявольских замыслов. Если они доберутся до тебя и директрисы, я ничем не смогу тебе помочь…
Профессор откашлялся. Он ждал ответа, и K° никак не могла решиться, что ей следует делать. Тогда профессор продолжал:
– Мне плохо одному, я только сегодня понял всю глубину и пустоту моего одиночества. Вероника, приди ко мне, раздели со мной этот дом… завтра мы все сделаем, что надо. Но сегодня мы должны быть рядом, мы должны поддерживать друг друга.
– Поезжай к нему, – сказала директриса. – Мне тоже будет спокойнее.
И темнокожая муха, которая сидела на перилах лоджии, подтвердила:
– Иди к нему. Там надежнее спрятаться до завтра, когда приедет Милодар. Только никому не доверяйте, никому не открывайте. Я прилечу на рассвете.
– Я приеду за тобой, – сказал профессор.
– Ни в коем случае! – возразила Ко. – Я доберусь сама. Еще не так поздно. Мне идти минут десять.
– Тогда возьми напрокат флаер. Они есть на стоянке гостиницы.
– Я довезу тебя, – сказала директриса.
– Спасибо, – сказал профессор. – Теперь слушайте меня внимательно. Для того чтобы одеться и получить флаер, вам понадобится десять минут, – продолжал он. – Еще пять, чтобы добраться до машины. Пять минут я даю вам на полет до моего дома. Значит, ровно через двадцать минут гостиничный флаер должен быть у моих ворот. Я открою дверь, если вас узнаю. Для этого я должен знать, как вы будете одеты. Я хочу узнать вас сразу, как только вы выйдете из флаера.
– Я в том же платье вашей жены, папа, – сказала Ко. – То есть моей мамы.
Директриса укоризненно покачала головой – ее педагогической натуре была отвратительна любая ложь. Кроме той, которую по необходимости произносили собственные уста.
– Какого цвета? – спросил профессор. – У меня не такой большой экран, чтобы быть уверенным в чертах лица. Но платье я должен узнать.
– Посмотрите, платье темно-синее. – Ко протянула к экрану видеофона руку, чтобы профессор получше разглядел рукав платья.
– Синий атлас, – сказал профессор. – Серебряное шитье по воротнику. Теперь вижу. Записал и запомнил. Такое сочетание цветов на марке Суринама в шесть центов, посвященной третьей американской регате. Да?
– Может быть, – согласилась Ко.
– А во что будет одета твоя директриса?
– Я в черном, – коротко ответила госпожа Аалтонен, и голос ее звучал несколько обиженно, словно профессор поставил под сомнение моральные основы ее манеры одеваться. – Скромный белый воротничок. Небольшая черная шляпа, низко надвинутая на лоб.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
