технике…
— Мнемонической, — автоматически поправил Наткет.
— Не важно, все равно у него не вышло. Невозможное сложно запомнить.
— Сложно? — удивился Наткет. — Почему? Мне казалось, наоборот: сложно забыть о встрече с птеродактилем.
— Именно что казалось, — усмехнулся Большой Марв. — А на самом деле… Здесь как со снами: если их старательно не запоминать, и до завтрака ничего не останется. Честер считал, что причина в схожей природе. Нарушение заведомого порядка вещей, вот голова и не справляется.
Он замолчал. Краузе лежал, прикрыв глаза, и тяжело дышал, вцепившись в край одеяла. Наткет собрался было позвать Николь, но Большой Марв продолжил:
— Представь: идешь ты по лесу и встречаешь крокодила в шляпе. Невероятнее не придумаешь…
— Ну почему же, — сказал Наткет. Кого-кого, а крокодила в шляпе пару раз ему доводилось видеть.
Большой Марв его не услышал.
— Прошел час, и ты уже думаешь о коряге, похожей на крокодила. А через неделю и про корягу не вспомнишь. Стерлось. В мире есть определенный порядок — нельзя открыть дверь несуществующего дома. Но если ты выбрался на другую сторону, Вселенная постарается сделать все, чтобы ты этого не заметил…
Краузе перевел дух. Дверь палаты приоткрылась, и заглянула взволнованная Николь. Незаметно от отца она погрозила Наткету кулаком и покрутила пальцем у виска. Наткет в ответ развел руками.
— Честер приноровился водить Вселенную за нос… Какое-то время ему это удавалось. Но если слишком часто ходить на ту сторону, в один прекрасный день можно не вернуться…
— Поэтому и пропал отец? — тихо спросил Наткет.
— Я так думаю, — сказал Большой Марв. — Невозможное — это процесс… Как и горение. Но когда костер горит рядом — это одно: можно погреть ноги, сварить кофе или полюбоваться на пламя. Но когда ты сам полыхаешь — разговор совсем другой… Невозможное изменяет природу вещей, они уже не могут существовать. И Вселенная их выплевывает… Сюда или отсюда, на полюс или через полюс — этого я не знаю. Может, Честер знал, но кто теперь скажет?
— Погодите, — сказал Наткет. — Вы хотите сказать, что моего отца выплюнули?
— Он знал, на что идет, — вздохнул Краузе. — А вот консорциум с Каботом во главе, боюсь, не представляют, какую игру затеяли. Полюс им нужен, чтобы хапать, да побольше. Они не думают, к чему это приведет.
— К тому, что они все исчезнут? — предложил Наткет.
— Стал бы я дергаться? — сказал Большой Марв. — Но если развести костер посреди леса и раздуть огонь, рано или поздно начнется пожар. И его уже не остановишь: здесь скопилось столько топлива, что хватит на все побережье… а то и на всю планету. Глазом моргнуть не успеешь, а Вселенная выплюнет Землю со всеми потрохами.
Ворвавшийся ветер громко хлопнул форточкой. От сквозняка дверь с громким щелчком закрылась. Наткет поежился, и совсем не от холода. То, что рассказал Краузе, было до безобразия глупым и нелогичным, как и большинство историй Честера… И все же, после встречи с енотом, есть ли у него основания сомневаться в отцовской правоте? Предчувствие того, что рядом происходит что-то важное и в то же время опасное… Словно он оказался в темной комнате, полной ядовитых змей.
Наткет взглянул на Краузе. Тот вцепился в край одеяла так, что побелели костяшки пальцев. Плотно стиснув зубы, он не моргая смотрел в сторону Наткета. Может, из-за плохого освещения, но белки глаз приобрели странный голубоватый оттенок, а зрачки точно подернулись сигаретным дымом.
— Отец правда боялся ящериц?
— Может, и боялся, — сказал Большой Марв. — Терпеть не мог, уж точно. Не знаю, правда, почему…
Дверь палаты открылась. Наткет обернулся, решив, что это Николь, чье ангельское терпение лопнуло. Однако вместо нее зашел врач — бородатый мужчина за сорок. Николь выглядывала у него из-за спины.
— Я все понимаю, но вы же грубейшим образом нарушаете режим. Больной должен спать.
— Я плохо сплю, — заметил Краузе, прячась под одеялом.
— Придется постараться, — сурово сказал врач, указывая Наткету на выход.
Тот не стал спорить. Дверь захлопнулась перед носом, оставив их с Николь в коридоре.
— Лоу, ты с ума сошел? — прошипела она. — У тебя осталась хоть капелька мозгов? Ему нельзя так много разговаривать!
— Я-то понимаю, — шепотом ответил Наткет. — Но сама знаешь, его не остановить…
— И что?! Мог бы хоть попытаться, а не сидеть, развесив уши.
— Это было важно, — сказал Наткет.
— Да неужели? Настолько важнее его жизни? Ты хоть понимаешь, что случилось? Что он одной ногой стоял в могиле и, может, стоит до сих пор?
Она едва сдерживалась. Наткет почти видел, как в темноте коридора сверкают искры.
— Прости…
Николь не ответила. Она ведь права. Беда только в том, что если прав еще и Краузе, то дела обстояли хуже, чем можно было представить.
Врач вышел спустя пять минут.
— Как он? — Николь схватила его за рукав.
— Сложно сказать… Делает вид, что все в порядке. Но не похоже, что так оно и есть.
— Мне можно с ним остаться?
Доктор задумался.
— Вы его дочь? — спросил он. — Не положено… Но, если вы тихо посидите, присмотрите за ним. Главное, чтобы он не волновался и спал.
— Я прослежу, — пообещала Николь.
Она наградила Наткета таким взглядом, что он без слов понял, что возвращение в палату ему заказано.
— Хорошо, — сказал врач. — Снотворное в его состоянии противопоказано, но постарайтесь уговорить его уснуть. Если что — кнопка вызова рядом с койкой.
Он пошел по коридору, что-то бормоча под нос. Наткет проводил его взглядом.
— Я подожду в приемной, — сказал он.
Николь покачала головой.
— Лучше езжай-ка домой…
— Но…
Она зашла в палату и захлопнула дверь. Вздохнув, Наткет догнал доктора.
— Погодите… Один вопрос.
— Да? — обернулся врач.
— Я понимаю, звучит глупо… — Наткет замялся. — Вы проверяли его кровь на яд кораллового аспида?
— Какой яд? — переспросил доктор.
Наткет вздохнул. Врачам положен скепсис, но то недоверие, с которым на него смотрел доктор, заставило чувствовать себя неловко. Ну с чего он взял, что Краузе тоже отравлен? Обычный приступ — Большой Марв еще утром жаловался на сердце.
— Кораллового аспида, — повторил Наткет.
— Тропическая змея в красную и черную полоску? А смысл? Откуда здесь взяться коралловому аспиду? И если б она его укусила, он бы с вами уже не разговаривал…
— А если доза была маленькая? Это могло не убить, а лишь спровоцировать приступ?
— Не думаю…
Врач прищурился.
— Погодите, — сказал он. — Я вас знаю — это вы рядились в костюм обезьяны?
Наткет вспыхнул и беззвучно выругался. Констрикторская слава не собиралась его отпускать.
— Ну, как сказать…
— И писали в газету письма про снежного человека!
— Это был мой
