проверяя плотность земли под ней. Везде прочная почва тысячелетиями утрамбованная. Осталось проверить морковь. Брехт почти отчаялся, время уходило. Каждая лишняя минута пребывания в этом доме несла опасность. Чуть отодвинув морковь, он начал тыкать ножом. Уже на третьем ударе ножа, он легко вошёл в земляной пол. Бинго. Пётр Христианович сдвинул, как мог, морковь и песок к противоположной стороне и стал финкой ковырять землю. И почти сразу наткнулся на ту самую провощённую тряпку, про которую и думал. Приличная такая посылочка получилась. И тяжёлая, как все четыре тома «Капитала» одного из самых главных русофобов всех времён – товарища Маркса. Интересно, а почему большевики не эксгумировали останки Маркса и Энгельса и не перенесли их на Красную площадь? Недоработачка. Нужно исправить. А они родились уже? Может нужно их придушить прямо в колыбели?! Чтобы они над Россией экспериментов не проводили. Наверное, нет ещё, но что он до этого светлого момента доживёт – точно. Ладно, как сказала одна мадама: «Я подумаю об этом …». Пора ноги делать.
Событие шестьдесят девятое
Весной все иначе – небо голубее, люди добрее, дни длиннее, счастье ярче!
Рене Декарт
Ивашка Зайков пока Брехт возился с золотом и ассигнациями собрал детские вещи в узел и даже сумел одеть девочку. Та решила видимо, что это игра такая и бегала от дезертира, заливаясь колокольчиками, а он, расставив руки, ходил за ней с одеялом. Игрались, в общем.
– Где Тугоухий? Вытаскивая первый мешок, поинтересовался Пётр Христианович. Вообще, не простое мероприятие, он у лестницы при падении две нижние ступеньки переломал, и теперь приходилось с мешком пудовым подпрыгивать, чтобы достать до живой ступеньки. Подпрыгнул, нагрузил её, и она предательски затрещала. Ну, нафиг, опять в капусту кислую падать! Нет, выдержала, граф с грохотом выбросил мешок самый тяжёлый и объёмный с серебром на свет божий и зажмурился. За окном была хорошая солнечная погода, и это солнце проникало даже сквозь мутноватые и зеленоватые оконца в дом «тятеньки». Странный свет, словно сквозь воду на свет божий смотришь. Но стеклянные окна всё же ещё дороги, не у каждого есть, так Брехт и не успел узнать, чем до душегубства и разбоя семейка занималась, откуда деньги «тятенька» взял на стеклянные окна.
– На дворе, лошадей пошёл запрягать. – Догнал, наконец, егозу Ивашка, та завизжала, но не плач это был, а веселье. Игра продолжалась.
– Помоги мне золото поднять, а то там ступенька трещит, три мешка ещё.
– А Танюшку, – блин, пацан пацаном. – Танюшку куда?
– Хорошо, отнеси её, отдай Семёну и сразу сюда.
Пришлось, пока этот товарищ справляется с ответственным поручением, снова испытать судьба, в одиночку второй мешок вытаскивая. Взял самый лёгкий – с монетами. Ступенька трещал-трещала, но выдержала.
– Вашество, туточки я! – обрадовал его Зайков, когда Пётр Христианович за третьим мешком спустился.
– На пол ложись, и руку вниз спусти, как можно дальше. Тут глубоко.
– Готовоооо! – даже эхо какое-то есть.
– Принимай.
Быстро передав два мешка, Брехт стал выбираться сам, деньжищи бумажные за пазуху сунув. Ну, по законам подлости и жанра, ступенька, когда он на неё запрыгнул, сломалась. Предчувствуя такой подвох от неё, граф руками ухватился покрепче и повис, не упал. Занозу зато в ладонь вогнал. Чертыхаясь, подтянулся и коленом дотянулся до следующей ступеньки. Стал потихоньку выбираться дальше, больше на руках подтягиваться.
– Что с вами, Вашество? – показалось в проёме голова Ивашка.
– Да, домовой за ноги держит, не пускает. Ну-ка отцепись, проклятый!
– Свят! Свят. Иже еси… – Началось. Осторожнее шутить надо.
– Руку лучше подай, сам не вылезу. Сильный, зараза. Только осторожнее там, а то обоих вниз, в эту гиену, утянет.
Бац, и нет Ивашки, дверью хлопнул. Охо-хо.
Пётр Христианович подтянулся на руках, вылез из люка, стараясь, вес на ступеньки не переносить, с трёхметровой высоты туда загреметь на сломанные ступеньки и бочки не хотелось, можно и травму получить. Поднялся, осмотрел себя. Эх, а какой красивый белый тулуп был. Теперь весь в рыжей глине в пятнах от рассола и ошмётках квашеной капусты. Как на улицу в таком виде выходить?
На улице было замечательно. Блин блинский, так ведь сегодня первого марта, весна началась. Не сильно и долго осталось ему в ссылке пребывать. Точного числа Брехт не помнил, но Павла задушат в самом начале марта. И почти сразу новый император – Александр начнёт всех опальных генералов и сановников в столицу из ссылок по деревням назад извлекать.
На дворе и, правда, было уже всё готово к отступлению на заранее подготовленные позиции. Стояло двое саней одни, те, что их, были теперь запряжены тройкой. К двум клячам добавилась ещё одна не особо лучше их товарок. Тоже маленькая лохматая крестьянская лошадка. А к белой копыле добавился каурый гусарский жеребец. Брехт последний мешок с золотыми и серебряными монетами забросил в их старые сани и сам туда сел.
– Так, Сёма, мы поедем потихоньку разными дорогами, а ты за нами ворота закрой и вон в ту строну двигай. Мы тебя там с Ивашкой подождём. А вы, – Брехт повернулся к «Иннокентию» и младшему Ивашке, – езжайте в другую сторону, попетляйте немного и к Демиду, только не останавливайтесь нигде и сильно в центр не заезжайте. У вас ахтырские кони и их могут опознать, не стоить рисковать. Всё, по коням.
Глава 25
Событие семидесятое
В конце осознаешь, что мы – всего лишь игрушки, нас легко сломать, но трудно починить.
– Плутонг, приготовиться! Заряжай! Раз, два, три …девятнадцать, двадцать. Хреново! Капрал Тугоухий, высечь вечером фурьера Зайкова и каптенармуса Ивана Первых. Продолжить заряжание. – Граф Пётр Христианович фон Витгенштейн сурово осмотрел «плутонг».
– Вашество, а …
– Отставить разговорчики, ложись. – Брехт ещё суровей рожу сделал, – Целься. Пли. Встать. Плутонг, заряжай …
Нет, Брехту этот кусок информации из головы графа достался, активизировали его синие кристаллики, и он отлично знал, что плутонг – это полувзвод, а капрал – командир капральства (старое название отделения), и если переводить на современные ему звания, то младший сержант, скорее всего. А фурьер это – ответственный за расселение и продовольствие каждой своей роты. Для отличия от солдат товарищ этот носил прапорец такой маленький флажок, и если опять переводить, то это, скорее, старшина роты. Каптенармус – это заведующий имуществом в роте. И тоже надо полагать – старшина роты. Разделены сейчас эти функции в пехотных частях. А всё потому, что никакой централизованной кормёжки нет. Солдаты сбивались на собственное усмотрение в группки для совместного ведения хозяйства.
