Гладкие отвесные стены отсека удалялись и исчезали в кромешной тьме, которую лишь изредка пронзали рыскающие лучи фонарей, которые были закреплены на скафандрах. Вольевой так и не удалось отремонтировать главную систему освещения этого отсека: он считался одним из «владений» Капитана, а он не любил, когда кто-то вторгался на его территорию.
Стены понемногу расступались. Скоро вокруг была полная темнота, только дисплей на щитке шлема Вольевой указывал, куда они движутся и как быстро.
— Я чувствую себя как в открытом космосе, — пробормотала Хоури. — Трудно поверить, что мы все еще внутри корабля. Где эти чертовы пушки?
— До ближайшей — около пятнадцати секунд хода.
Орудие замерцало в темноте, словно материализовалось по ее слову. Невзирая на невесомость, оно не висело в пространстве, а удерживалось на месте замысловатой системой лесов и креплений. Это сооружение, в свою очередь, было установлено на не менее сложной монорельсовой системе, которая крепилась к стенам отсека огромными косыми опорами и, извиваясь во всех трех измерениях, уходила куда-то в темноту.
Это было одно из тридцати трех орудий — изначально их насчитывалось сорок. Первое из сорока Вольева и Хоури уничтожили на границе системы, когда оно внезапно начало самостоятельно проявлять инициативу. Это была работа системного паразита, которого Ана сама занесла на борт корабля. Другие шесть после эпизода с Гадесом так и остались в космосе. Их даже можно было возвратить на место — или хотя бы попытаться, — но никто бы не дал гарантии, что их снова удастся использовать. К тому же, по мнению Вольевой, по мощности они уступали остальным.
Женщины прибавили скорость и подлетели ближе.
— Номер семнадцать, — сказала Вольева. — Мерзкая штуковина, не находишь? Настоящее свинство… — последнее слово она произнесла по-русски. — А я даже находила с этим страшилищем общий язык. Машинный, как ты понимаешь. С соответствующими особенностями лексики.
— Значит, ты можешь с ним общаться?
— А как же?
Внешне орудия Тайника мало походили друг на друга, однако единство стиля определенно прослеживалось. Номер семнадцать напоминал гибрид турбинного двигателя с буровой машиной Викторианской эпохи — шестиметровый цилиндр с осевой симметрией, облицованный чем-то вроде турбинные лопаток, которым придали форму отточенных зубов. Очевидно, они не являлись ни тем, ни другим. Оболочка выглядела изношенной и потускневшей. В лучах фонарей она переливалась то изумрудом, то бронзой. Охлаждающие рельефы и ребра напоминали эксцентричную отделку.
— Ты можешь с ним разговаривать, — повторила Хоури. — А почему тебе не приказать этой штуке покинуть корабль, а затем направить ее на Подавляющих?
— Вот было бы здорово, правда? — сарказм Вольевой мог бы пробивать дырки в металле. — Проблема в том, что Капитан тоже контролирует оружие. Как только я отдам команду, он тут же ее отменит, поскольку подключился к ним на «корневом» уровне.
— М-м-м. Помнится, кому-то пришла в голову столь светлая мысль…
— Мне, как ты правильно подумала. В свое время я хотела, чтобы орудиями можно было управлять с любого места. И тогда это была действительно хорошая идея.
— С хорошими идеями всегда возникают проблемы. И все, как одна, на твою собственную задницу.
— Значит, я учусь, хоть и на собственных ошибках, — Вольева понизила голос и деловито произнесла. — Следуй за мной и держи глаза разутыми. Я хочу проверить контрольную «упряжь».
— Есть следовать за тобой, Илиа.
Они облетели орудие, с трудом пробираясь через хитросплетения монорельса.
Упряжью Вольева называла раму, которую наварила вокруг орудия, оборудованную толкающими двигателями и управляющим интерфейсом. Нельзя сказать, что Илии действительно удалось найти общий язык с адскими агрегатами. Те, с которыми она добилась некоторого взаимопонимания, сейчас болтались где-то в пространстве. Однажды она попыталась управлять всеми орудиями из одной точки, посадив оператора с соответствующими имплантатами в кресло артиллериста. Концепция выглядела вполне логично, но орудия, как выяснилось, имели свое мнение по этому поводу. По большому счету, вся каша заварилась именно из-за этих экспериментов.
— Упряжь выглядит нормально, — сказала Вольева. — Пожалуй, попробую прогнать низкоуровневую проверку.
— Разбудить орудие?
— Нет, конечно… просто шепнуть ему пару нежных слов, и все… — она набирала команды на массивном браслете, стягивающем кисть, и время от времени поглядывала на диагностические графики, которые извивались на дисплее. — Я буду очень занята, так что смотри в оба — мало ли что. Поняла?
— Поняла. Э… м-м… Илиа?
— Что?
— Мы должны решить насчет Овода.
Вольева не любила, когда ее отвлекали, особенно во время столь серьезной работы.
— Овод?
— Ты слышала, что он сказал? Он хочет попасть на корабль.
— Но я же сказала: нет. Это не обсуждается.
— Думаю, тогда мы от него помощи не дождемся.
— Дождемся. Поможет как миленький.
Хоури вздохнула в динамиках.
— Илиа, это не какой-нибудь агрегат, который можно пинать и тыкать, пока он не заработает. У него нет «корневого» уровня. Зато есть сомнения и страхи, как у всякого мыслящего человеческого существа. Свои мотивы, которые его отчаянно волнуют. Думаешь, он захочет рисковать? Он же думает, что мы от него что-то скрываем. Если бы мы сразу сказали Оводу все как есть, нам не пришлось бы отказывать ему. В конце концов, он уже знает, что мы можем попасть на корабль. Вот он и хочет посмотреть на ковчег, на котором повезет свой народ в Землю Обетованную.[30] А заодно и на причину, по которой ему необходимо с этим поторопиться.
Во время этого монолога Вольева тестировала первый уровень протоколов, подключив свой модуль программного обеспечения к операционной системе орудия. Пока ее действия не вызвали никакой агрессивной реакции ни со стороны Номера Семнадцать, ни со стороны корабля. Ситуация становилась все более и более запутанной, и Вольевой было не до разговоров.
— Не думаю, что в этом есть хоть какой-то смысл, — отозвалась она наконец.
— Ты просто не понимаешь людей. Поверь мне. Или он побывает на корабле, или откажется с нами работать.
— Увидев корабль, Овод поступит, как любой другой здравомыслящий человек в подобной ситуации — постарается сделать ноги.
— А зачем водить его по всему кораблю? Самые скверные места, где прошла жестокая трансформация, можно не показывать. Думаю, этого будет достаточно.
Вольева вздохнула, по-прежнему не сводя глаз с дисплея. У нее возникло ужасное, до боли знакомое чувство: Хоури давным-давно подготовилась к атаке и найдет контраргумент любому возражению.
— Он до сих пор что-то подозревает, — пробормотала Триумвир.
— Нет. Мы выложим свои карты, но выложим их правильно. Например, можно выбрать пару отсеков, замаскировать следы трансформации и удерживать его там. Достаточно будет провести маленькую обзорную экскурсию. Просто чтобы Овод понял, что мы ничего не скрываем.
— А Подавляющие?
— Он должен узнать о них. Рано или поздно каждый о них узнает. Пусть узнает это сейчас, а не позже. В чем проблема?
— У него возникнет слишком много вопросов. Быстро сложив два и два, Овод поймет, на кого работает.
— Нам стоит быть с ним пооткровеннее.
— Да неужели?
Вольева была в гневе. И не потому, что орудие упорно игнорировало ее команды.
— А может, мы просто хотим держать его при себе, потому на него загляделись? Подумай очень хорошо прежде, чем ответить, Хоури. Возможно, от этого зависит наша дальнейшая дружба.
— Для меня он ничего не значит. Он просто оказался под рукой.
Вольева опробовала новую синтаксическую комбинацию и затаила дыхание, ожидая реакции оружия. Судя по предыдущему опыту, во время «разговора» с орудием ошибки вполне сходили с рук. Она делала много ошибок. И орудие либо оставалось спокойным, как камень, либо начинало сопротивляться. Но сейчас у нее получилось. В боку шестиметрового цилиндра, где до этого, казалось, не было ни единого шва, открылась крышка. Это был вход в наблюдательный канал, который тянулся по всей длине «адской машины», освещенный мутным бледно-зеленым сиянием.
— Я пошла внутрь. Прикрой меня.
Вольева пролетела вдоль орудия и зависла над отверстием — ровно на секунду. Затем двигатели дали короткий толчок, она проникла в люк и чуть притормозила, прежде чем ноги коснулись дна колодца. Внутри оказалось достаточно просторно — можно было поворачиваться и кувыркаться, не рискуя задеть какой-нибудь важный рычажок.
Не в первый раз Вольева поймала себя на том, что размышляет о происхождении этих тридцати трех агрегатов. Несомненно, их создали люди. Но разрушительная сила этих творений оказалась слишком велика — настолько, что изыскания в этом направлении больше не проводились. Несколько сотен лет назад — задолго до того, как Вольева появилась на борту «Ностальгии по Бесконечности» — команда корабля нашла тайник, помещенный внутри укрепленного астероида. Это был один из безымянной группы камней на орбите безымянной звезды. Возможно, глубокое тщательное исследование астероида могло хотя бы предположительно установить, кто изготовил оружие или его использовал. Однако команде «Ностальгии» было некогда задерживаться. Орудия спешно извлекли из тайника, разместили на корабле и покинули место преступления, прежде чем система защиты астероида вышла из оглушенного состояния.
