Не факт, что эти новости воскресят в противнике боевой дух, но это более чем вероятно. Тогда Демархисты объединятся с теми, кто до сих пор оставался в стороне — включая Ультра и другие нейтральные фракции. Если все они сплотятся и обрушат на Материнское Гнездо последний отчаянный удар, все будет кончено.
Нет. Необходимо уничтожить Клавейна. Решение окончательное и не подлежит обсуждению. Тем не менее, нужно сделать вид, что она действует непредвзято, как и в любой другой военной операции. Значит, с присутствием Фелки придется смириться.
«Это шантаж, не так ли?»
(Не шантаж, Скейд. Просто предложение. Если Клавейн и согласится выслушать кого-то из нас, так это Фелку.)
«Он не станет ее слушать, если только…»
(Если только не думает, что она его дочь? Ты это собиралась сказать?)
«Клавейн — старый человек, Ремонтуа. Со своими старческими задвигами. И за них я ответственности не несу».
… Роботы снова расступились, пропуская его. Скейд смотрела, как расплывчатый яйцеобразный предмет — его голова — проплывает через палату, как воздушный шар. В какие-то моменты разговора выяснялось, что в неврологической блокаде, поставленной Дельмаром, по вполне понятному недосмотру остались бреши. И в этих окошках, открытых в сознание Ремонтуа, вспышками стробоскопа мелькали застывшие образы. Она не была уверена, что способна даже на такое. Возможно, это всего лишь игра ее воображения, и никаких окошек нет.
Но вторжение в сознание Ремонтуа — плод фантазии… Тогда и то ужасное, что с ней произошло — тоже. Тот кошмар, который увидел Ремонтуа.
«Дельмар… я действительно хотела бы знать правду.»
(Позже. После того, как ты поправишься. А пока тебе лучше вернуться в состояние комы.)
«Покажи сейчас же, ублюдок!»
Хирург подошел ближе. Один из роботов возвышался над ним, заглядывая через плечо, хромированные детали блестели, как набор маленьких кривых зеркал. Казалось, что машина укоризненно покачивает головой.
(Хорошо. Только потом не говори, что тебя не предупреждали.)
Блоки раскрывались в ее черепе, как тяжелые металлические ставни. Щелк, щелк, щелк… Барьер исчез. Теперь Скейд видела себя глазами Дельмара.
Предмет, лежащий на хирургической кушетке, при желании можно было узнать. Голова осталась цела. Но все остальное выглядело неправильно, хотя и сохранило общие очертания. Скейд почувствовала внезапный приступ отвращения. Казалось, она смотрит на потускневшую фотографию из медицинского архива доиндустриальной эпохи, где собраны всякие медицинские ужасы. И очень хотела перевернуть страницу и увидеть что угодно, только другое.
Ее разрезало пополам.
Трос рассек ее от левого плеча до правого бедра, точно по диагонали, отхватив ноги и левую руку. Края разреза стягивали механизмы, похожие на черепашек — глянцевые белые гудящие наросты, напичканные медицинской аппаратурой; они напоминали волдыри, наполненные гноем. Казалось, Скейд вылезала из белого металлического кокона, как огромное насекомое или погружалась в него, чтобы трансформироваться во что-то фантасмагорическое.
«Дельмар…»
(Сожалею, Скейд, но я предупреждал.)
«Ты не понял. Это… состояние… дело не в нем. Мы Объединившиеся, не так ли? Нет ничего такого, что мы не могли бы постепенно восстановить. Даже меня».
Она почувствовала, как Дельмар расслабился.
(Постепенно, да…)
«Так вот, „постепенно“ меня не устраивает. Через несколько дней я должна быть на плаву».
Глава 13
Овода доставили в кабинет Инквизитора. Огромные двери щелкнули и распахнулись. Вот она, стоит перед окном, спиной к вошедшим. Арестант разглядывал женщину сквозь щелки заплывших глаз — он никогда прежде ее не видел. Инквизитор выглядела меньше ростом и моложе, чем он ожидал, и походила на девочку во взрослой одежде. Ботинки начищены до зеркального блеска; темные брюки; однобортный кожаный китель как будто великоват, так что руки в перчатках почти не высовываются из рукавов. Полы кителя почти достигали колен. Угольно-черные волосы аккуратно зачесаны назад, образуя блестящие дорожки, которые выгибались на загривке, точно перевернутые вопросительные знаки. Потом она обернулась почти в профиль. Лицо Инквизитора было на тон смуглее, чем у Овода, тонкий нос с горбинкой нависал над маленьким, плотно сжатым ртом.
Наконец она повернулась и произнесла, обращаясь к охраннику у двери:
— Можете нас оставить.
— Но, мадам…
— Я сказала, можете идти.
Охранник удалился. Овод мог стоять самостоятельно, только слегка пошатывался. Фигура Инквизитора то расплывалась перед глазами, то становилась четкой. Вуалюмье смотрела на него — долго, бесконечно долго, прежде чем заговорила. Овод сразу узнал голос, который слышал из громкоговорителя за решеткой.
— С вами все в порядке? Я сожалею, что вам причинили боль.
— А я-то как сожалею!
— Мне просто хотелось поговорить с вами.
— В таком случае, вам стоит получше присматривать за гостями, — при каждом слове он чувствовал во рту кровь. — А то, неровен час, с ними что случится…
— Не соизволите пройти со мной? — Вуалюмье жестом указала в другой конец офиса — там находилось нечто вроде ее личного кабинета. — Нам кое-что надо обсудить.
— Спасибо, мне и здесь хорошо.
— Это не было приглашением, Овод. Меня совершенно не волнует где вам хорошо, а где нет.
Интересно, прочла ли она его реакцию — короткое расширение зрачков, которое можно считать признанием. Впрочем, у них мог быть лазер, который сейчас смотрел ему в основание черепа и измерял химический состав пота. В таком случае, она могла догадаться, что арестованный думал по поводу ее заявления. А может быть, у них где-то есть даже трал. Краем уха Овод слышал, что в Доме Инквизиции находится по крайней мере один, времен первых поселенцев, который бережно сохраняется.
— Я не знаю, за кого вы меня принимаете.
— О… вы все прекрасно знаете. Так зачем играть в игры? Идемте.
Оставалось лишь следовать за ней. Во второй комнате не было окон, а по габаритам она была еще меньше приемной. Овод торопливо огляделся в поисках вентиляционных решеток, за которыми обычно скрывалась какая-нибудь гадость, вроде скрытых ниш — как это было в камере для допросов. Однако комната выглядела вполне невинно. Вдоль трех стены тянулись стеллажи с бумагами и папками, на четвертой висела карта Ресургема, усеянная значками и огоньками. Инквизитор предложила арестованному кресло у большого стола, который занимал добрую половину комнаты. С противоположной стороны, со скучающим видом опираясь локтями о край столешницы, сидела другая женщина. Она выглядела немного старше Инквизитора, но такая же худощавая, в тяжелом пальто, коричневом с нежно-оливковым оттенком. Воротник и манжеты были отделаны овчиной, а завершала наряд кепка, надвинутая на глаза. В обеих женщинах было что-то неуловимо птичье. Хрупкие, но быстрые и цепкие птички. Та, что сидела за столом, курила.
Задержанный уселся в кресло, на которое указала Инквизитор.
— Кофе?
— Нет, спасибо.
— Тогда сигарету, — предложила другая женщина, протягивая ему пачку.
— Тоже не хочу.
Однако Овод взял упаковку и повертел ее в руках, разглядывая маркировку и надписи. Изготовлена явно не в Кювье. И похоже, что вообще не на Ресургеме — судя по внешнему виду. Он вернул сигареты женщине в кепке.
— Я могу идти?
— Нет. Мы даже еще не начали, — Инквизитор опустилась в свое кресло, рядом с женщиной в кепке, и налила себе кружку кофе. — Думаю, для начала надо познакомиться. Вы знаете, кто вы такой, и мы знаем, кто вы такой, но вам вряд ли что-то известно о нас. Конечно, вы догадываетесь, кто я… но, вероятно не очень точно. Можете называть меня Вуалюмье. А это моя коллега…
— Ирина, — представилась та.
— Ирина… да. А вы, соответственно, Овод. Человек, который в прошлом натворил много бед.
— Я не Овод. Правительство понятия не имеет, кто такой этот Овод.
— Интересно, откуда вы знаете?
— Я читаю газеты, как и все остальные.
— Вы правы. Департамент Внутренних Угроз не располагает полной информацией об Оводе. Но только потому, что я делаю все возможное, чтобы сбить с вашего следа правительство, и особенно этот департамент. Вы хоть примерно представляете, чего мне это стоит? И чем грозит?
Овод пожал плечами. Сейчас он делал все возможное, чтобы не выглядеть ни удивленным, ни заинтересованным:
— Это ваша проблема, а не моя.
— Да… а я-то ожидала благодарности. Ладно, проехали. Вы еще не представляете всей картины в целом, так что реакция понятна.
— Какой картины?
— Мы к этому вернемся… как-нибудь потом. Для начала немного поговорим о вас, — Инквизитор взяла пухлую папку, которая лежала на краю стола, и передала задержанному. — Прошу. Откройте ее. Рискните.
