Перед глазами Луиса мелькнула реклама. Радостный голос возвещал: «Я ПОЛУЧИЛ ГРОБ ДЛЯ СВОЕГО МАЛЫША БЕСПЛАТНО, ВОСПОЛЬЗОВАВШИСЬ КУПОНАМИ ФИРМЫ “РОЛИ”».
— Все расходы я оплачу по своей кредитной карточке, — ответил он. Происходящее казалось ему дурным сном.
— Вот и прекрасно, — обрадовался гробовщик.
Гроб оказался маленьким, чуть больше метра в длину, словно для карлика. Зато цена его перевалила за шесть сотен. Луис не видел, есть ли там ножки, или он стоит на козлах, а подходить ближе не хотелось: в нос бил приторный запах цветов, в которых утопал гроб.
В ритуальном зале, там, где начинались ряды стульев, на высокой подставке лежала книга и на цепочке — шариковая ручка. Распорядитель поставил Луиса рядом, чтобы тот «встречал друзей и родных».
Друзья и родные предположительно должны расписаться в книге, оставив свои адреса. Идиотский, бессмысленный обычай, Луису и сейчас было непонятно, зачем это делается. Но он так и не спросил распорядителя. Неужто после похорон сына ему и Рейчел надлежит хранить эту книгу?! Безумие! Где-то у него валялись памятные книги об окончании школы, колледжа, свадебная книга: на обложке искусственной кожи вытиснен не менее поддельно-золотой лист и фотография: Рейчел примеряет перед зеркалом фату, ей помогает мать. А завершается книга другим снимком: пара мужских и женских туфель у закрытой двери гостиничного номера. Была еще книга «Наш ребенок» — они не успевали пополнять ее фотографиями и записями. Там оставлены места для прядки волос малыша («Моя первая стрижка»), а интригующая надпись у следующего пустого квадрата — «Оп-ля!» — должна соответствовать фотографии: малыш учится ходить и, конечно же, приземляется на попку. До безобразия красиво, что и говорить!
И вот еще одна книга. «Как ее назвать?» — отупело думал Луис, дожидаясь начала церемонии. КНИГА СМЕРТИ? ПОМИНАЛЬНЫЕ АВТОГРАФЫ? ПОХОРОНЫ ГЕЙДЖА? Или на более высокой мелодраматической ноте: СМЕРТЬ В СЕМЬЕ?
Он закрыл книгу. Такой же переплет искусственной кожи, как и у «Моей свадьбы». Только надписи на обложке нет.
Как он и предполагал, первой явилась Мисси Дандридж, добрая душа, сколько раз оставалась она посидеть с Гейджем и Элли. Луис вспомнил, что в день смерти Виктора Паскоу Мисси тоже пришла на помощь, увела детей к себе. А он с Рейчел устроил «вечер любви», начавшийся в ванной, закончившийся в спальне. Мисси горько и безутешно плакала, глядя на спокойное, застывшее лицо Луиса. Протянула к нему руки, и Луис обнял ее — очевидно, так следует утешать скорбящую соседку и утешаться самому: происходит обмен энергией, как электрическими зарядами. Так и слезы, словно капли живительного дождя, попадая на иссохшую от горя почву человеческой души, умягчают ее.
Какое горе, говорила Мисси, откидывая темно-русые волосы с бледного лица, такой чудный малыш! Как она его любила! Ах, Луис, какое горе! И все из-за этой ужасной дороги. Чтоб водителю до конца дней своих за решеткой просидеть! Ах, бедный, милый Гейдж! Ну почему Господь избрал именно его?! Нашим разумом не понять! Какое горе! Ах, какое горе!
Луис успокоил ее, похлопал по спине. За воротник накапали ее слезы, Мисси крепко прижалась к Луису своей могучей грудью и все допытывалась, где же Рейчел. Отдыхает, объяснил он. Мисси пообещала навестить ее и сказала, что в любое время готова посидеть с Элли. Луис поблагодарил.
Всхлипывая, прижимая к покрасневшим глазам черный платочек, она направилась к гробу. Луису пришлось окликнуть ее: надо же расписаться в книге. Распорядитель (Луис никак не мог запомнить его имя!) велел всем пришедшим расписаться, и нет чтобы самому за этим следить!
ГОСТЬ ТАЙНЫ ИЗВЕЧНОЙ, ИЗВОЛЬ, РАСПИШИСЬ.
И он едва подавил желание громко, в голос, расхохотаться. Удержался, лишь взглянув на скорбное, безутешное лицо Мисси.
— Мисси, распишитесь, пожалуйста. — Почувствовал, что требуются еще какие-то слова и добавил: — Рейчел будет приятно.
— Ну, разумеется! — всхлипнула Мисси. — Бедный Луис! Бедная Рейчел!..
И тут вдруг он почувствовал, угадал, что она скажет следом. Как он боялся этих неизбежных, неотвратимых слов. Точно пули из револьвера крупного калибра, они сразят его наповал. И что расстрел этот ему придется выдерживать полтора часа, целую вечность! А потом еще на дневной церемонии, хотя к тому времени утренние раны все еще будут кровоточить.
— …Слава Богу, он не мучился! Быстрая смерть, и то утешение!
ДА УЖ, БЫСТРАЯ, КУДА БЫСТРЕЙ. Луису так и хотелось безжалостно выплюнуть ей в лицо гневные слова, обдать ее, словно ледяными брызгами, колючими словами правды. ДА УЖ, БЫСТРАЯ. ПОТОМУ-ТО ГРОБ И ЗАКРЫТ. ДАЖЕ ЕСЛИ БЫ МЫ С РЕЙЧЕЛ РАТОВАЛИ ЗА ТО, ЧТОБЫ РАЗОДЕВАТЬ ПОКОЙНИКОВ КАК МАНЕКЕНЫ В УНИВЕРМАГАХ, ЧТОБЫ НАКРАШИВАТЬ И РУМЯНИТЬ УСОПШИХ, С ГЕЙДЖЕМ НИЧЕГО БЫ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ. ДА, МИССИ, ДОРОГАЯ, СМЕРТЬ ЕМУ ВЫПАЛА БЫСТРАЯ: ВЫСКОЧИЛ НА ДОРОГУ — РАЗ! — И ПОД МАШИНОЙ. ЕГО ПРОВОЛОКЛО МЕТРОВ СТО, ДО ДОМА РИНГЕРОВ. ТАК ЧТО, ДАЙ БОГ, ЕСЛИ ОН УМЕР СРАЗУ ОТ УДАРА. Я БЕЖАЛ ЗА НИМ СО ВСЕХ НОГ И ВСЕ ЗВАЛ, ЗВАЛ. НЕУЖТО ДУМАЛ, ЧТО ОН ЖИВ? ЭТО Я-ТО — ВРАЧ! МЕТРОВ ЧЕРЕЗ ДЕСЯТЬ ПОДОБРАЛ ЕГО БОТИНОК. МЕТРОВ ЧЕРЕЗ СОРОК ГРУЗОВИК СЪЕХАЛ НА ОБОЧИНУ, ВЫВАЛИВ ПРЯМО К АМБАРУ РИНГЕРОВ БОЛЬШОЙ ЯЩИК, ИЗ ОКРЕСТНЫХ ДОМОВ ВЫСЫПАЛИ ЛЮДИ. А Я ВСЕ БЕЖАЛ И ЗВАЛ СЫНА, МИССИ. ПОДОБРАЛ ЕГО СВИТЕР, ВЕСЬ ВЫВЕРНУТЫЙ, ПЕРЕКРУЧЕННЫЙ, ЕЩЕ МЕТРОВ ЧЕРЕЗ ДВАДЦАТЬ — ДРУГОЙ БОТИНОК, НУ, А ТАМ УЖЕ Я НАШЕЛ И САМОГО ГЕЙДЖА.
Все перед глазами вдруг посерело, подернулось радужной пленкой, как голубиное крыло и… померкло. Он вцепился в острый край подставки и удержался на ногах.
— Луис, вам нехорошо? — донеслось воркование Мисси.
— Луис? — Голос ближе, тревожнее.
Пелена спала, все вокруг прояснилось.
— Луис, вам плохо?
— Нет, нет. — Он даже улыбнулся. — Все в порядке, Мисси.
Она расписалась за себя и за мужа круглым, старомодным почерком, даже адрес не забыла. Потом подняла взгляд на Луиса и тотчас потупилась, словно чувствовала себя виноватой за то, что жила подле злосчастной дороги.
— Мужайтесь, — прошептала она.
Ее муж пожал Луису руку, что-то промычал — острый, как наконечник стрелы, кадык заходил вверх-вниз — и поспешил за женой к гробу, изготовленному в городе Сторивилль, в штате Огайо, где Гейджу так и не довелось побывать и где его не знала ни одна душа.
За четой Дандридж цепочкой потянулись и другие. Луис принимал рукопожатия, объятия, слезы соболезнования. Воротничок рубашки и плечо пиджака промокли насквозь. Запах цветов пронизал всю комнату, смешавшись с особым запахом смерти. Его Луис помнил с детства — тяжелый, приторный запах похоронных цветов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
