На правом крыле ближе всего к мосту расположились десять тысяч спартанцев и две тысячи тегейцев. В центре встали пять тысяч коринфян, триста потидейцев, пятьсот эгинцев, три тысячи мегарцев, две тысячи эвбейцев, восемьсот левкадцев, пятьсот амбракиотов и пять тысяч пелопоннесцев. Левое крыло заняли восемь тысяч афинян, тысяча восемьсот феспийцев и шестьсот платейцев. Помимо тяжеловооруженных гоплитов, занявших боевой рубеж на Асопской гряде, в общегреческом войске имелось еще около сорока тысяч легковооруженных воинов, которые под прикрытием щитоносцев забрасывали врагов стрелами, дротиками и камнями.
Свои шатры и обозные повозки эллины расположили в низине за Асопской грядой. Лагерь греков был разбит в таком же порядке, как располагались по фронту их войска. На правой стороне стана близ источника Гаргафии стояли палатки тегейцев и лакедемонян, на левой стороне пестрели шатры афинян, феспийцев и платейцев. Середину лагеря занимали пелопоннесцы, коринфяне и прочие эллинские отряды, соседствующие с ними в боевом строю.
Ставка Павсания находилась в святилище Андрократа, расположенном на самом высоком месте Асопской гряды. Легендарный герой Андрократ был почитаем среди беотийцев, хотя прочие эллины мало что слышали о его подвигах. Святилище было обнесено невысокой стеной из больших необработанных камней. В центре его стоял небольшой храм с двумя колоннами у входа и мраморный жертвенник, украшенный отлитыми из меди листьями плюща. Позади храма возвышалось довольно неказистое каменное строение под черепичной кровлей. Это было обиталище местных жрецов, которые спешно ушли отсюда, когда в долину Асопа вступили полчища персов.
Павсаний повелел своим слугам привести в порядок все помещения жреческого жилища, рядом с которым поставили палатки его телохранители. С двух высоких кипарисов, росших в ограде святилища, прекрасно просматривались дали за рекой Асоп, становище Мардония и все окрестные дороги.
– Теперь, что бы ни замыслил Мардоний, мои дозорные успеют загодя предупредить меня, – с довольной улыбкой молвил Павсаний своим приближенным. – Если подступить к самому берегу Асопа, то наши стрелы смогут долетать до персидского лагерного частокола.
Павсаний и его свита спустились с холма, чтобы обследовать тропу, ведущую от святилища Андрократа к источнику Гаргафии. После этой прогулки Павсаний и его приближенные собирались отметить небольшой пирушкой вчерашнюю победу над конницей Мардония.
В свите Павсания кроме Ламприска, троих симфореев, двоих порученцев и секретаря находились также военачальники Еврибиад, Амомфарет и Аримнест. Здесь же находился и Филохар, увязавшийся за Павсанием. Филохар доставил в ставку Павсания вино и яства для застолья.
Поскольку Филохар ехал верхом на коне в отличие от Павсания и прочих его спутников, идущих пешком, то Еврибиад позволил себе пошутить по этому поводу.
– Я что-то не пойму, кто здесь царь? – обратился он к Павсанию. – Ты или Филохар?
Павсаний усмехнулся, поняв намек Еврибиада. Он окинул Филохара быстрым взглядом, негромко бросив Еврибиаду:
– Даже если Филохар спешится, он все равно будет выглядеть царственнее меня.
Павсаний был одет в обычный льняной хитон и короткую военную хламиду, на ногах у него были грубые сандалии из воловьей кожи. Лишь по ножнам его короткого меча, украшенным серебром, можно было догадаться о его знатном происхождении.
Филохар же красовался в длинном багряном гиматии из тонкой ткани, расшитом по верхнему краю золотыми нитками. На шее Филохара сверкала в лучах солнца золотая цепь, его пальцы были унизаны золотыми перстнями, а на ногах у него были короткие персидские сапоги из мягкой кожи.
– Ты бы хоть сошел с коня, Филохар, – беззлобно обронил Амомфарет, – из уважения к царю.
– Павсаний – не царь, а опекун царя. – Филохар кинул на Амомфарета надменный взгляд. Его задевало то, что военачальники фаланги относятся к нему с явным пренебрежением, как и ко всем обозным служителям. «Будет ли у вас сытный обед и ужин, вояки, если я не позабочусь об этом!» – сердито подумал Филохар.
Аримнест бросил какую-то шутку. Все вокруг засмеялись. И только Филохар был мрачно-серьезен, поскольку не расслышал сказанного Аримнестом.
Вдруг из-за гребня холма вынырнули четверо всадников на крупноголовых гнедых лошадях, укрытых длинными попонами с бахромой. На головах наездников сверкали бронзовые островерхие шлемы, а их длинные замшевые рубахи были покрыты множеством медных бляшек. Смуглые чернобородые лица конников выдавали в них азиатов. У всех четверых за плечами висели колчаны со стрелами, а у левого бедра луки в кожаных саадаках. В руках наездники держали короткие копья.
– Персы! – крикнул Еврибиад, выхватив из ножен меч и быстро намотав на левую руку нижний край своего плаща.
Амомфарет и Аримнест тоже схватились за мечи.
Поскольку щитов ни у кого не было, Ламприск и симфореи заслонили Павсания своими телами, увидев, что проносящиеся мимо персидские всадники подняли копья для броска. Безоружный секретарь поднял с земли камень, а двое порученцев приготовились использовать как дубинки длинные палки, которыми они отпугивали змей.
На полном скаку метнув дротики, четыре перса столь же стремительно исчезли во впадине между холмами, как за минуту до этого возникли перед Павсанием и его свитой.
Три дротика воткнулись в землю возле ног Еврибиада и Амомфарета. Четвертый вражеский дротик сбил Филохара с коня, пробив ему грудь навылет.
Увидев, что рана Филохара смертельная, Павсаний приказал своей свите отойти в сторону на полсотни шагов.
– Оставьте меня с Филохаром наедине, – сказал он.
Склонившись над умирающим Филохаром, Павсаний признался ему в том, что он искал случая, чтобы убить его.
– Я не мог подсыпать тебе яду или нанести удар кинжалом в спину, ибо это подло и недостойно гераклида, – тихим и ледяным голосом молвил Павсаний, глядя в глаза истекающему кровью Филохару. – Я хотел отомстить тебе за то, что ты отравил моего отца. Я собирался сделать это своей рукой, но провидение распорядилось иначе. Тебе повезло, Филохар, ибо ты умираешь не как предатель от руки соотечественника, но как воин от персидского копья. Коль увидишь в Аиде Эфхенора и Гипероха, передай им привет от меня!
Глава тринадцатая. Битва при Платеях
Аристодем сидел у костра и точил бруском из наждачного камня свой короткий меч из голубоватой лаконской стали. Невеселые мысли одолевали его. Вот уже восемь дней эллинское войско стоит на Асопской гряде напротив персидских отрядов, вытянувшихся длинной линией на другом берегу Асопа. Стоят жаркие дни августа, дождей нет совсем, поэтому река Асоп сильно обмелела, теперь ее без труда может перейти и пеший воин, и конник. Притоки Асопа пересохли от зноя, от них остались лишь неглубокие извилистые русла, испещренные трещинами.
