Он положил книги на низкий столик, между креслами и камином, и показал, чтобы я встала на ковер. Подходя к центру, я увидела на кремовом коврике белый холмик и белые дорожки.
– Нельзя его оставлять вот так.
Я пригляделась внимательнее и увидела, что это огромная головоломка, пазл. Были собраны лишь края и отдельные участки. Холмик за пределами пазла – это была кучка еще неиспользованных элементов.
– Сколько их здесь?
– Двенадцать тысяч пятьсот. Если их собрать, получится коврик размером два с половиной метра на четыре.
Я подошла к холмику:
– Где коробка?
– Коробка?
– Чтобы убрать кусочки.
– Но мы их не убираем. Коврик еще не закончен.
– Что?
(Помню, как он сел с краю пазла. Взял один кусочек и внимательно посмотрел на него, как будто внутри этого элемента была заключена вся картинка.)
– На это уйдут месяцы.
– На то, чтобы стать врачом, уйдут годы… Нужно быть терпеливым…
– Медицина – это мое призвание! А вы… я хочу, чтобы вы меня научили…
Он поднял на меня глаза, и его взгляд сразу заставил меня замолчать.
Я молча села с другой стороны пазла. Он тоже молчал, но продолжал брать кусочки один за другим и складывать их в маленькую кучку, и я не понимала, почему он кладет один кусочек сюда, другой туда, с моего места все кусочки казались мне белыми, возможно, с едва заметными голубыми завитками в некоторых местах. Через некоторое время я поднялась, обошла вокруг края пазла, наклонилась над кучкой кусочков, набрала полные ладони, вернулась и положила их с другой стороны.
(Думаю, он улыбнулся.)
– Исключив из своего словаря глагол «хотеть», начинаешь смотреть на мир другими глазами…
Черт, Энцо! Как ты мог умереть так рано, прежде чем я успела…
– …и глагол «мочь», Скарабей.
ЛАБИРИНТ
Менее запыхавшаяся, чем ожидала, я прикрепила велотакси к свободному месту на улице Мэзон-Вьей. Подходя к роддому, я почувствовала, что моя последняя прокладка пропиталась насквозь, и я скрестила пальцы, умоляя Бога, дьявола и великое космическое равновесие сделать так, чтобы в выдвижных ящиках на половине для осмотра лежали прокладки.
Дверь была открыта, как Карма и говорил. Кабинет был тоже не заперт, и я убедилась, что Жермена не ждет меня, сидя на стуле, склонив голову и засунув руки в карманы халата. Из кабинета консультанта доносились голоса. В воскресенье?
В одном из выдвижных ящиков я нашла и прокладки, и тампоны. Я быстро подсчитала, сколько мне их понадобится, чтобы дотянуть до утра следующего дня, и поспешила в туалет.
Выйдя из туалета, я увидела Карму, который сидел за стойкой Алины и смотрел на экран компьютера. Он повернулся ко мне, и его лицо озарилось.
– Ах! Это вы! (Опять он на «вы»!) Я думал, еще одна пациентка. – Он нахмурился. – У вас опять мигрень?
– Нет, нет, вовсе нет.
Я не стала ему говорить, зачем пришла. По правде говоря, я сама этого толком не знала. Я могла бы поискать прокладки и тампоны в другом месте, не так далеко от дома. Но мне на ум не пришло ничего другого, кроме как приехать сюда. Я то и дело упиралась в то, что моя машина стоит напротив роддома, что по воскресеньям нужный мне автобус не ходит, что я слишком устала, чтобы идти сюда пешком, что у меня не было никакого желания звонить кому бы то ни было и просить меня подвезти (да и кому звонить? Уж точно не ему… Доминик? Она слишком занята своей Жюльеттой и планированием ребенка, и если уж на то пошло, то сегодня они наверняка сидят на воскресном обеде у родителей одной из них…). А потом настал момент, когда к решению проблемы я «подошла творчески»: девочка моя, ты же умеешь крутить педали, да, ты очень давно не садилась в седло, также давно, как на татами [45] (оглядываясь назад, я понимаю, как же глупо, что эти проклятые занятия медициной занимали все мое время, единственная физическая нагрузка, которая у меня началась после лекций первого курса, – это секс. Я уверена, что, даже если я полгода не буду целоваться, если допустить, что есть еще кто-то интересный, с кем я могла бы целоваться в этой проклятой жизни, я бы не разучилась – один в другом, один на другом, один как другой, такое не забывается. Итак, я запрыгнула на последнее велотакси, которое еще стояло возле моего дома, и вот я, как идиотка, торчу здесь, облокотившись о стойку).
Я посмотрела на него, он улыбнулся мне доброй отеческой улыбкой, которая меня ужасно бесила, и я едва разборчиво произнесла:
– Вы что, до сих пор отвечаете на письма с форума?
Он опустил глаза на экран и сказал:
– Нет. Мне это немного надоело. Пока вопросы накапливаются, я решил заняться другими делами. У тебя есть пять минут?
(Мне нравится, когда он переходит с «вы» на «ты», это значит, что он расслабляется, что его оборона не так уж крепка, и это меня тоже расслабляет.)
– Да. Я свободна как птица.
Я посмотрела ему прямо в глаза. Я увидела, что он поколебался, но теперь я была уверена – думаю , я начинаю тебя потихоньку понимать, – что он не спросит, что я делаю в этих стенах.
– Можно, я попрошу тебя кое-что прочесть?
– Конечно.
Он открыл файл, распечатал и протянул его мне.
АУДИРОВАНИЕ
Случаи из практики
записал Ф.К.
Антуанетта Е., 45 лет, гормональная спираль и сухость влагалища, просит назначить ей лечение для снижения симптомов менопаузы; вакцинацию против ВПЧ ее дочери и анализ на рак простаты ее 55-летнему мужу. Кардиологическую проверку ему уже делали, она его заставила, но это обследование он проходить отказывается, хотя она и не понимает почему: «Нам, женщинам, то и дело засовывают во влагалище какие-то инструменты, по два раза в год после того, как мы становимся подростками, так что уж раз в пять лет можно потерпеть, чтобы тебе засунули в задницу палец, ради моего спокойствия, разве нет?»
*
Брижит М., 43 года, женщина с лишним весом, сдержанная, пришла с пятилетней дочерью, у которой психомоторная задержка. У нее имплантат, который я установил 2,5 года назад. Она пришла, чтобы его поменять, на полгода раньше, как я ей и советовал, учитывая ее вес. Они торопились на автобус, который должен был приехать через полчаса, иначе бы им пришлось ждать до вечера. Я за 10 минут извлек у нее старый имплантат и установил новый под местной анестезией, она очень счастлива. Уходя, ее дочь, которая не сказала ни слова (она всегда приходит с матерью и всегда молчит), протянула ко мне ручки и влажно поцеловала в губы.
*
Ясмина Р., 30 лет. Пришла, чтобы извлечь имплантат и установить новый. Она говорит не очень бегло, с сильным магрибским акцентом. Она застенчивая и улыбчивая, очень боится боли. Ей я извлек / установил имплантат еще быстрее, чем предыдущей пациентке, совершенно безболезненно. Когда я наклеивал маленький лейкопластырь и накладывал повязку поверх крошечного надреза, она робко спросила: «Скажи доктор, можно тебя спросить?» У ее 17-летней дочери невероятно болезненные месячные, и она спросила, что делать. Я прописал ей противовоспалительные, а если они не помогут, велел прийти вместе с дочерью и, чтобы она ее успокоила, подчеркнул: мне не нужно будет ее осматривать, но если она захочет прийти, добро пожаловать. Уходя, она сказала: «Спасибо, доктор, ты хороший». Пациенты-иммигранты часто мне так говорят. Я хороший. Что это у них значит, «хороший»?
*
Мать пришла с 12-летней дочерью. Девочка внимательно слушала, как я объяснял ее матери, как правильно принимать таблетки, чтобы не забеременеть.
*
Джина П., 19 лет. Мать отправила ее ко мне на мазок, «потому что ее парень ей, возможно, изменил».
Она боится СПИДа, болезней и т. д. Короче.
Я объяснил ей, что по мазку не смогу узнать, изменил ей парень или нет.
Она спросила почему. Я сказал: «Потому что мазок этого не покажет».
«Но если у меня ничего нет, значит, он ничего не подцепил, правильно?»
«Не обязательно».
«Он может подцепить какую-нибудь болячку и не передать ее мне?»
«Конечно, но прежде всего… У него могут быть другие партнерши, от которых он ничем не заразился…»
Она разрыдалась.
Не выношу, когда приходится раскрывать им правду жизни. И потом, по какому праву я ей это сказал?
*
Тереза Е., 18 лет. Шесть недель назад родила. Разрывы +++. До сих пор кровь. Больше никогда в жизни не хочет иметь половые контакты. Ожидая, пока она передумает, я установил ей имплантат (по ее просьбе, но она боится) и сказал, что это не больно. Несмотря на анестезию, уговоры и все предосторожности, я все равно причинил ей боль.
*
Первый раз
«Мне 15 лет, мне сказали, что нужно первый раз провериться, чтобы посмотреть, все ли у меня в порядке».
«Это действительно первый раз, когда я не чувствую, как врач устанавливает мне эту штуковину (зеркало)».
«Я пришла за таблетками. Мы с моим другом хотим заниматься любовью, и он хотел начать с презервативов, но я предпочла прийти к вам, я сказала ему, что без таблеток не буду чувствовать себя в безопасности, но на самом деле я пришла еще и для того, чтобы задать вам вопрос: первый раз – это больно?»
