[58] Как и следовало ожидать от старого ученого и академика, убежденным противником самотека в орфографии выступил Л. Щерба («Транскрипция иностранных слов и собственных имен и фамилий»):
«Как и в других областях «самотек» ведет к анархии, а анархия нетерпима и в области транскрипции иностранных фамилий и названий… стр. 187-8.
…написание аггрегат (несмотря даже на французское agregat) объясняется восхождением к латинской этимологии и решительно не может быть поддерживаемо. Таким образом, самым естественным является здесь чисто фонетический принцип на основе живого русского литературного произношения. Так следует писать: абат, акорд, акуратно, артилерия, асистент, атестат, афект, эфект и под. (ср. установившиеся правописания: арест, адрес, атака, атрибут); далее следует писать: дьявол, дьякон (диавол, диакон могли бы быть лишь стилистическими вариантами), дьяк, матерьяльный, миньятюрный, пьеса, фортепьяно и под. (ср. установившиеся курьер, арьергард); также следует писать: бугалтер (хотя Buchhalter), галстук (хотя Halstuch), бушприт (хотя boeghsprit) и под. Однако, конечно, надо писать: касса, ванна, группа, геенна, вилла и под., потому что так говорят по-русски. Точно так же следует писать: материя, кампания, компания и под. по тем же причинам. Далее, конечно надо писать: метил, ларингит, целулоид, но алюминий, эль и под…» (Стр. 189).
[59] М. Ломоносов, «Россiйская грамматика», С. Петербург, 1755, стр. 53.
[60] Попутно утверждению в общем языке новой формы окончаний множественного числа имен существительных (а, я) следует отметить и просторечную тенденцию к наращиванию флексии -ов в род. падеже множ. числа имен существительных среднего рода, что признается чуть ли не закономерным таким тонким знатоком литературного языка, как акад. Щерба, в одной из его последних статей («Опыт общей теории лексикографии», стр. 97):
«…если какой-либо директор кино, желая обновить русский язык, сделает аншлаг на дверях своего театра местов на сегодня больше нет, то реакция на это будет одна: как это вы позволяете неграмотным людям писать аншлаги в вашем театре? И это несмотря на то, что формы местов, делов имеют по всей вероятности шансы на успех в будущем».
[61] Ударение поставлено самим автором.
[62] Это явление настолько характерно, что оно отражено даже в советской поэзии (Н. Грибачев, Стихотворения и поэмы, 215), причем ударение поставлено самим автором:
Не искра?, должно быть, гук
отбивается
от рук.
[63] Следует отметить, что трактовка произношения некоторых слов А. Ефимовым является спорной.
[64] В книгах, напечатанных до стабилизации русской орфографии, достигнутой при акад. Гроте, встречаются окончания «-ой» вместо «-ий».
[65] Небезынтересно будет привести здесь высказывания всё того же до сих пор непревзойденного авторитета в области русского правописания акад. Я. Грота («Русское правописанiе», стр. 14):
«Образованный язык допускает обращение е в ё только в ударяемых слогах. В народной же речи этот звуковой переход является во многих слогах, большею частью ударяемых, частью же и в неударяемых, но в литературном языке удерживающих неизменное е, напр. народ местами говорит: ёму, смёртный, пёрст».
[66] В некоторых случаях употребление этого суффикса в одном и том же семантическом ряду невозможно, как, например, в словах машинист(-ка), пилот(-ка), где внешне сходные слова разнятся не только в роде, но и в самом содержании.
[67] Кстати, затронув вопрос свободного употребления после Революции множественного числа имен существительных абстрактных, можно вскользь заметить, что в отдельных случаях наблюдается обратное явление, т. е. отсутствие некоторых имен существительных собирательных, правда внешне оформленных как имена существительные единственного числа, но носящих характер множественности. Имеем в виду слова с обобщающим суффиксом -ств-. В официальной прессе избегают употребления таких слов, как офицерство, студенчество, – очевидно в угоду общеполитической тенденции избегать чего-либо напоминающего о корпоративности.
[68] Становясь флективным, это слово дало производные, проникшие и в литературный язык:
Деповцы были озабочены…
(Л. Раковский, Константин Заслонов, Москва, Детгиз, 1950, стр. 13).
Он вместе с деповскими друзьями-слесарями направлялся в армию.
(Там же, 173).
[69] Любопытно отметить, что Маяковский, возможно, в данном случае отразил момент, характерный для большинства говоров южно-великорусского наречия, носители которого вливаясь, особенно после Революции, в разношерстную массу столичных жителей, привносили в нее и свою речь. Дело в том, что среди упомянутых говоров русского языка отсутствует… средний род (см. Ф. Филин, Новое в лексике… стр. 152).
Еще более обобщающее замечание по данному вопросу находим в капитальном труде акад. С. Обнорского «Именное склонение в современном русском языке» вып. 1, 1927 (стр. 65):
«В литературном языке, с его южно-великорусским по происхождению вокализмом, категория ср. рода в начальном процессе разрушения… Нет никакого сомнения в том, что, если бы не известная традиция языковых форм и не норма грамматик, следов разрушения категории ср. рода в литературном языке было бы значительно более».
[70] Об аналогичном явлении сращивания прилагательных с существительными, только с приобретением первыми грамматической формы вторых говорит и С. Ожегов («Основные черты развития русского языка в советскую эпоху», стр. 31), где среди просторечных уменьшительных и глагольных конструкций, проникающих в литературный язык, упоминается и «именное словообразование, заменяющее целые сочетания (напр. «самописка» – самопишущая ручка, «зачетка» – зачетная книжка, «зажигалка» – зажигательная бомба, «гражданка» – гражданская служба, жизнь в отличие от военной). Слова этого рода при благоприятных условиях прочно входят в состав литературной нормы (например «зенитка» – зенитное орудие)».
Со своей стороны укажем на «уплотнение» в одно слово таких лексических сочетаний, как, например, «кабинетный работник» или «служебное помещение»:
…Найдется нашему кабинетчику штатное сидячее местечко – просиживать стул в полное свое удовольствие.
(Панова, Ясный берег, 197)
Бекишев и Толя пошли в служебку и составили акт.
(Там же, 177)
[71] О значимости развития сложных прилагательных говорит и С. Ожегов в упоминавшейся выше статье (стр. 35):
«…широкое распространение получили сложносоединенные слова, главным образом прилагательные. Они образуют очень тесное сочетание, почти лексему, отражающую особый оттенок мысли, например: «организационно-массовый», «планово-предупредительный ремонт», «научно-исследовательский», «идейно-воспитательный», «партийно-просветительный», «инженерно-технический» и т. п.».
[72] Своеобразным подтипом слоговой аббревиатуры является по удачному выражению Абакумова «аббревиатура с эксорбированными (выщербленными) частями», как, например, эсминец (кстати, существовавший еще в языке царского флота). От себя можем добавить новообразованные наркомат и военкомат.
[73] Одним из доказательств самодовлеющего существования аббревиатур в народе является их грамматическая продуктивность. Из нижеследующих цитат видно насколько сокращается речь при использовании прилагательного, произведенного от аббревиатуры:
…помянул покойного академика Вильямса, которого лично знал еще по эмтеэсовским делам.
(Полевой, Повесть о настоящем человеке, 120)
…Мчит меня вдаль
галопом
Досармовский
конь тонконогий.
(Юлия Друнина, Стихи, Москва, Мол. Гвардия, 1952, стр. 65)
вместо:…которого лично знал еще по делам машинно-тракторной станции… или…конь тонконогий Всесоюзного добровольного о-ва содействия Советской Армии.
Наиболее распространенным производным от аббревиатур (по своей грамматической категории всегда имен существительных) является также имя существительное. Как правило, это слово обозначает члена организации или сотрудника учреждения, названия которых представлены инициальным, алфавитным или слоговым сокращением: МОПР – мопровец; ЧК, НКВД, МВД, МГБ – чекист, энкаведист, эмведист, эмгебист; Наркомпрос, комсомол, ликбез – наркомпросовец, комсомолец, ликбезник.
