— Это как? Значит, что же выходит, к сестре моей уже не пойдет?
— Выкинь ты это из головы. Какая уж тут сестра!
Парню требовалось время, чтобы свыкнуться со страшной правдой.
— Так просто и уехала и все свое забрала?
— Всё-превсё.
— Не совсем, — возразила Мажена — Одну вещь оставила.
Прозвучало это так таинственно, что Мариан вопросительно уставился на Мажену и замер:
— Какую вещь?
— «Бычки в томате», целая банка.
— Что?
— «Бычки в томате». Демонстративно на подоконнике оставила нетронутую банку.
Мариан продолжал обалдело пялиться на нас, и практически слышно было, как в его мозгах со скрипом осуществляется мыслительный процесс. Неожиданно в результате этого процесса проклюнулась робкая надежда.
— Не вернется?
— Да сказано тебе, нет!
— Значит, мне не надо этих чертовых бычков покупать? Остались еще?
— Ничего подобного.
— То есть как?
— А так. Полицейские эту банку забрали для экспертного распотрошения, чтобы исследовать содержимое.
Марианова надежда сдулась и умерла в страшных судорогах.
* * *
— Я нашла последнюю страничку Ханиного письма, — сообщила мне Алиция, выйдя на террасу, куда я по примеру Эльжбеты и Магды вынесла себе кресло, достойное этого высокого звания. Теперь я спокойно потягивала пиво, курила и наслаждалась бездельем. — Все верно, что Збышек по телефону говорил. В конце есть от него солидная приписка.
— Не так уж он много по телефону наговорил, — подвергла я Збышека суровой критике.
— Так Ханя же рядом стояла, он не хотел ее расстраивать.
— Из чего следует вывод, что приписки она не видела?
Алиция обвела взглядом стол, пошарила в кармане и извлекла немного помятые сигареты. Обогнув стол, она уселась в единственное свободное кресло. Страшно неудобное, хотя и с подушкой.
— Конечно нет, он сам письмо и отправлял. Понятно, он был против, предостерегал меня и, представь себе, не от панголина, а от Юлии. Збышек знал, что она спортом занимается, и вовсе не такая увечная, как хочет казаться. Это Ханя уши развесила. Пишет, что она — змея подколодная...
— Насколько я поняла, Юлия, а не Ханя?
— Балда. Короче, это она панголином вертит, как хочет, дураком его выставляет... Он сам виноват, потому как фуфло надутое, но никогда не известно, какую подлость она изобретет. Прямо не знаю, как бы я поступила, прочти это вовремя. Между прочим, я же в курсе, что Збышек в теннис играет и должен был ее знать, просто забыла об этом.
Придушив обидные слова осуждения в адрес подруги, я подсунула ей зажигалку, поскольку все это время она пыталась прикурить от пустого спичечного коробка.
— Давай уж выдели какое-нибудь специальное место для длинных писем на манер ящика для мусора или компоста... Или вешай на гвоздь в стене.
— Нет у меня гвоздя в стене.
— Ну, пришпиливай к кухонной занавеске. Швейной булавкой с большой головкой.
— Ага, и буду вылавливать эти булавки из всех кастрюль! Не городи чепухи!
— Стефан обещался позвонить, как доедет. Воспользуемся случаем и спросим у него.
Мы остались в доме вдвоем с Алицией. Стефан и Магда отправились утром, сразу за ними уехали Эльжбета с Олафом, которые двинулись на север посмотреть Гиллелее и покупаться в море. Мажена с ними не поехала, решила уделить побольше внимания своему Вернеру. Я всячески старалась не ляпнуть раньше времени чего-нибудь такого о тишине и спокойствии, наученная горьким опытом, ибо известно: не буди лихо...
Алиция по привычке глянула на фуксии, но все они, как ни странно, стояли прямо, посмотрела в сад, но там работы было выше крыши, тогда она недовольно заявила, что сидеть неудобно, не говоря уже об отсутствии кофе. За кофе надо было идти в дом.
Я осталась верна пиву и вынула себе из холодильника вторую бутылку. Эльжбета права, маленькие какие-то эти местные бутылки.
— Здесь еще одно шампанское, — сообщила я хозяйке. — А сколько там, в подвале, осталось?
Алиция уже угнездилась в кресле со своим кофе, приготовленным по ее оригинальному рецепту: в микроволновку ставится чашка с водой, потом в кипяток насыпается нечто буро-растворимое, и все готово.
— Понятия не имею. Штуки три, наверное.
— Это, выходит, мы восемь бутылок оприходовали? Если я правильно посчитала...
— По такому случаю можно было и все восемьдесят. Ты уверена, что вредина не вернется? А то еще датчане добьются экстрадиции и поместят до суда у меня...
— Оптимистка. Могут и после суда. Здесь же преступники днем в тюрьме сидят, а на ночь их домой отпускают, или наоборот, ночью сидят, а днем — дома.
— Ничего они не сидят, а лечатся в психбольнице. В ее случае психушка гарантирована, так что шансы с ней разминуться у меня есть. И вообще, не меня же наказывают. Я имею право и не согласиться, а здесь права человека уважают.
Я, как обычно, уселась напротив подруги.
— Судя по тому, что говорил пан Мульдгорд, власти вряд ли договорятся насчет экстрадиции, а она, будь уверена, выкрутится, есть смягчающие обстоятельства...
— Какие?
— Ну как же! Панголин позорил ее на всех углах, ни одной юбки не пропускал, деньги у нее отнимал, голодом морил, корку хлеба для нее жалел...
— Не для нее, а для лебедей, — задумчиво поправила Алиция. — А с деньгами это правда или ты прямо сейчас придумала?
— Сейчас придумала, — призналась я. — Сомнительно, чтобы она отдавала, это железная женщина, но сказать-то всегда молено, разве нет?
— Сказать можно. Только на кой ляд она его вообще при себе держала и Хане лапшу вешала, что без него ей не жизнь?
Я серьезно задумалась. Злодейка Юлия ничего не делала спонтанно, все тщательно продумывала и споткнулась только раз. Не подфартило.
— Не судьба, — сообщила я подруге свой вывод, пропустив предварительные размышления. — Во-первых, это он за нее цеплялся, а не наоборот. Во-вторых, она уже подготавливала почву и создавала себе алиби. Раз влюблена без памяти, значит, речи быть не может, что это она его укокошила! Здесь тоже, заметь, единственное ее развернутое высказывание — это признание, что жить без него не может. До того — ноль, и после — ноль, а тут взрыв, и все погасло. Тонкая работа!
Алиция взвешивала в уме мои соображения, уставившись в пустую чашку.
— Похоже... Даже я тогда поверила и надеялась, что ей полегчает. Как ты, в конце концов, думаешь, любила она его или нет?
— Думаю, всего понемногу, — решительно ответствовала я и поднялась на ноги, так как у подруги уже кончился кофе, а я решила переключиться на чай и поставила разогревать чайник. — Погоди, не сбивай с мысли, я сейчас раскладываю по полочкам план убийства.
— Интересуюсь знать, кто мой кофий выпил?
— А я почем знаю! Кстати, пила бы из нормальной чашки, а не из наперстка. Наперстками некоторые восточные народы пьют крепчайший вырвиглаз.
— Вот я и представляю себе, что в чашке вырвиглаз, поэтому принимаю на грудь малыми дозами. И вообще мне нравятся маленькие чашечки. Так ты раскладываешь по полочкам план убийства? Отлично... И что дальше?
— Итак, Юлия ловко использовала факт своей аварии. Подвернулся ей удобный случай, и она пошла ва-банк. Восстановила здоровье в абсолютной тайне, а на людях изображала недолеченную жертву автокатастрофы, совершенно беспомощную, хотя на самом деле полностью вернулась в прежнюю физическую форму. Второй удобный случай и одновременно первая ошибка — авоська Мариана, найденная в машине! Ясно, что панголин никакого порядка никогда не наводил Это она заметила сетку и сразу пустила в дело. Вывалила барахло и помчалась за благоверным, то бишь как раз неверным, о чем она знала, так как следила за ним, а шашни Водолея с приблудными девицами ее только будировали... Нечего кривиться, это отличный допинг, и опять же аргумент для защиты в случае чего...
— Какой аргумент?
— Убийство в состоянии аффекта.
— Какой же аффект, если сеткой запаслась?
— Дурында, ходить с авоськой никому не запрещается, но я же сказала, это была первая ошибка. Встретилась она с ним или сзади подкралась, не знаю, да мне это до лампочки. Главное дело она провернула, и тут обнаружилась проблема. Мариановы тряпки! Очень может быть, что они все еще валялись в ее машине. Когда она сюда вернулась, то их не заметила, в конце концов, не каждый ведь день у нее в расписании стоит убийство партнера... Как бы там ни было, в машине ли она забыла манатки или просто в кусты швырнула, но требовалось от них избавиться из-за служебно-розыскной собаки...
Сосредоточенно внимавшая мне Алиция отрицательно помотала головой:
— А что тут собаке делать? Разве что молчать в тряпочку? В ее ведь машине вещи лежали.
— Маловато будет. Мариан — да, панголин — тоже, но не наша травмированная, она же к ним даже не притрагивалась, села на переднее сиденье, вылезла, и всё. Утопить — другое дело, оптимальное решение, но она перестаралась. Эго вторая ошибка.
