— Куда-куда?
— В локоток. Так его разбирает, что должен дать эмоциям выход.
— О локотке ты ничего не рассказывала, — заметила с претензией Алиция, появляясь в дверях салона.
— Не успела.
— Локоток — это железный аргумент. Убедила. И часто его так разбирает?
— По-разному. В среднем раза два в неделю. А с мужем я начала ходить, поскольку он меня не узнал на одном семейном мероприятии, и я ему понравилась. Опять же стыдиться за него мне никогда не приходилось. На худой конец он скорее грубияном выглядит, нежели идиотом. А к тому же режет правду-матку прямо в глаза. В настоящее время он свободен, так что шанс у меня есть.
— Поддерживаю и одобряю, — согласилась Эльжбета. — С таким мне лично еще сталкиваться не приходилось. Грех не выпить за его здоровье.
Нам, наконец, удалось приземлиться за столом, начались громкие тосты. Причем оказалось, что шампанское с оливками страшно возбуждает аппетит. Олаф весело рычал: «Здор-р-ров!», а в самый разгар торжества явился Мариан. Как всегда очень голодный, а к тому же пребывающий в печали и отчаянии. Шампанское его не прельщало, наш троглодит предпочел пиво и так принялся выскребать и подъедать, что на него можно было какое-то время не обращать внимания.
— Слушайте, — вдруг заявила Мажена, — когда все доедим, я подмету в комнате с телевизором и, честное слово, спляшу что-нибудь ритуально-заковыристое, чтобы даже духу любовников из Вероны там не осталось!
— Там у меня финик пророс, ты его не выбрасывай, — поспешно произнесла Алиция, поднимаясь из-за стола, так как зазвонил телефон.
Она сразу включила трансляцию, и все всё услышали.
Звонил Збышек. Он прояснил вопрос второстепенный, но все же интригующий, а именно: каким образом господа Вацлав и Юлия получили приглашение, без которого их визит в Данию был бы невозможен? Оказалось, что им помог один молодой журналист с двойным датско-голландским гражданством. Пан Буцкий по обыкновению наобещал ему с три короба, в том числе перевод и издание его книжки, поскольку молодой человек возомнил себя писателем. Правда, никто не горел желанием издавать его творение ни в Голландии, ни в Дании, но краснобай Буцкий умел и обнадежить, и запудрить мозги. Двойное гражданство юного таланта позволило организовать приглашение, кто-то из знакомых датчан посодействовал в получении визы, а крышу над головой — одурманенная любовью легковерная Ханя.
Алиция положила трубку.
— Вот видишь, — раздраженно обратилась она ко мне. — Любовь у них безумная, ха-ха-ха! Только я тут с какого боку припеку? Придется всех будущих гостей допрашивать, не влюблен ли кто случайно до безумия!
— А если не признаются, что будешь делать?
— Плюх! — постарался утешить хозяйку душка Олаф. — За здор-р-ров!
— А все-таки польза от них была, — примирительно заметила Эльжбета.
— Кому?
— Иоанне. Как я поняла, она сделала выбор...
Предоставленный самому себе, Мариан домолотил обед до конца, что, казалось, должно было поправить ему настроение, но при последних словах Эльжбеты он опять помрачнел.
— Польза, польза! — фыркнул парень. — Может, кому и польза, а сестра меня из дому гонит и вообще велит назад убираться, если не пойду к одному гражданину подвал под шампиньоны чистить! Да я бы и пошел, только бы ночевать пускала!
— Это она из-за старых драных штанов? - удивилась Эльжбета.
— Не старых, только не стиранных. Ну, не очень новых. И на фига было их на части рвать...
— Выходит, и Алиции польза, — безжалостно констатировала Мажена. — Не надо специально для тебя стирку устраивать. Я вам категорически заявляю, что эта жертва обстоятельств меня достала, я пошла комнату с телевизором подметать.
И, вооружившись веником, совком и ведром, она скрылась в соседней комнате. Мы убрали со стола, Эльжбета занялась кофе, Алиция велела мне накрывать в салоне, Мариан перенес по очереди к мойке целых две тарелки. Жаловаться на жизнь при этом он не перестал:
— Сестра пилит и пилит, а я ведь от мамы привез ей огурцы, и бигус, и селедку, и колбасу, так нет, ей все мало. А зять все это любит и почти все сам съел, а что не съел, она спрятала...
— А от себя ты что привез? — задала я невинный вопрос.
— Что?
— От себя. Вся жратва от мамы, а от тебя что? Водка с парома, вино, ветчина в банке? Шоколад с орехами? На пароме ведь за полцены.
Вопрос Мариана озадачил. Ему такое и в голову не приходило, никто ничего подобного и не требовал никогда. Да и денег у парня не было! От интеллектуальной нагрузки на мозг обжора впал в еще большее расстройство:
— И надо ж было этим полицейским последнюю банку испаскудить! Не такие уж они и плохие были, бычки эти, всё еда... Я бы ей отнес, а зять такого в жизни не пробовал, может, и перестала бы собачиться. Он мастер на все руки, глядишь, и открыл бы нормально... А сестра бы из дому не гнала...
Несчастный оглоед бросал на Алицию исполненные надежды и отчаяния взгляды, но та в упор не хотела его видеть и слышать. Даже ее гостеприимство имело свои пределы, и менять шило на мыло в лице беспокойных любовников из Вероны на не менее беспокойного Мариана абсолютно не входило в ее планы. Я была уверена, что через неделю, максимум две, подруга могла бы и сдаться, но пока живущая в ней милосердная самаритянка пребывала в глубоком обмороке. Так, по крайней мере, казалось на первый взгляд. Но Мариан продолжал скулить, и в Алиции что-то дрогнуло. Она оторвала пристальный взгляд от углового шкафчика, который внимательно изучала на протяжении всей речи Мариана. Я не на шутку испугалась, что придется мне собирать манатки и выметаться, так как постоянного присутствия в доме этого недотепы я не перенесу...
И тут в дверях комнаты с телевизором показалась Мажена, вся в пыли, возбужденная и растрепанная, с веником и мусорным ведром в руках.
— Слушайте, просто не верится, — ошалело произнесла она. — Сколько же они этого приперли?
Хозяйка сразу же отреагировала на безумный вид Мажены и тревожно спросила:
— А что случилось?
— И как ты только умудрилась так удачно землю рассыпать? Ну, суховата она была, факт, только зачем же все под кровать? Пришлось из-под нее выметать вплоть до самого окна, и глядите, что я нашла!
Она отложила веник, поставила на пол мусорное ведро с землей и черепками, из-под которых торжественно извлекла три консервные банки.
— Похоже, других припасов у них не было, а до этого не добрались, так как не смогли открыть...
— Это что такое? — не веря своим глазам, спросила Алиция.
— Как что? «Бычки в томате»!
— Обалдеть!
— Наверняка из сумки выпали и закатились под кровать, а нашей молчальнице убогой лень было на четвереньках ползать. Вот и махнула рукой.
— Или не хотела взять эти сувениры на память о панголине, тяжело с собой тащить.
— А может, и знать не знала, сколько у него этого добра. Грохнутый жмот набрал тайком от нее побольше консервов, чтобы не разоряться на бары и рестораны...
— Рыба — вещь небесполезная, — заметила Эльжбета.
— Р-р-р-ыба! — обрадовался Олаф.
Мажена водрузила свою добычу на стол.
— Алиция, что будем с этим делать?
Не успела та открыть рот, как в непосредственной близости от находки возник Мариан. Он вперился в консервы жадным взглядом:
— Алиция, тебе это надо?
— Нет, только не это! — решительно заявила хозяйка дома.
— Так, может, я того... Могу забрать, чтобы... Ну, выбросить.
— Выбросить?
— Ну, нет. Ладно, я бы взял для сестры...
Никто не возражал. Отказавшись от кофе со сливками, обжора поразительно быстро удалился, прижимая к груди драгоценные банки...
А насчет мужа я решила подождать. Торопиться некуда. Сначала надо все хорошенько обдумать и взвесить.
Примечания
1
1. Панголин - небольшой, похожий на броненосца, ящер отряда млекопитающих. Питается муравьями и другими мелкими насекомыми.
2
2. Колодец Наполеона — один из самых известных и популярных гранпасьянсов.
3
3. Тшенсач — польский курортный город, расположенный на побережье Балтийского моря в сорока километрах от Колобжега и в двадцати километрах от знаменитого курорта Камень-Поморски.
4
4. Фрокост — второй завтрак у норвежцев между двенадцатью и часом дня, по количеству блюд приближается к русскому обеду.
