Дальше по течению реки над темными изгибами русла нависали берега и виднелись заводи, где, как я полагала, должна водиться форель, а может быть, и лосось. Море снова поднял голову и неуклюже выбрался на полоску песка на дальнем берегу. Я подумала, что нам бы нужно вернуться на большую дорогу, но опустошение мое было слишком велико, чтобы сосредоточиться на таверне, где можно найти на ночь постель и конюшню. Я позволила Морю идти своим путем, и он пошел по тропе так ровно и гладко, так уверенно, словно направлялся домой – ночевать в теплой конюшне.
Я не стала его останавливать, даже когда он резко повернул налево, хотя там явно начиналась частная дорога. Мне было все равно. Мы проехали мимо маленького домика привратника, мимо высоких кованых ворот. Окна домика были темны, на дороге лежала мягкая грязь.
Мы двигались бесшумно. Проехали мимо, как пара призраков, призрачный конь с призрачным седоком, и я по-прежнему позволяла Морю идти, куда пожелает. Дело было не только в том, что я вымоталась и засыпала от усталости, но и в том, что я чувствовала: мы словно внутри одного из моих снов о Доле. Словно все сны упорно вели меня сюда, пока в моей жизни не осталось ничего настоящего: ни связей, ни любви, ни прошлого, ни будущего. Все, что у меня было, – это качающаяся голова Моря и изрытая дорожка, лес и запах фиалок в ночном воздухе. Море осторожно ступал по дорожке, выставив уши в сторону темной тени здания, появившейся на фоне неба.
То был маленький квадратный домик, стоявший лицом к дорожке и затененный деревьями. Ни в одном из его окон не горел свет, все ставни были закрыты, словно его бросили. Я с любопытством на него посмотрела. Мне вдруг показалось, что дверь должна быть открыта для меня.
Что меня должны здесь ждать.
Я подумала, что Море обойдет его и направится к конюшне, но он прошел мимо, тем же ровным шагом, словно у него на уме было что-то свое. Так уверенно, словно нам было куда идти, словно мы не просто так плутали под бледным весенним небом. Уши Моря снова повернулись вперед, когда мы вошли в тень большого каштана, раскинувшегося над дорожкой, и я почувствовала запах его цветов, толстых и плотных, как свечи.
Море перешел на рысь.
Нас вынесло за поворот, я сдвинула кепку со лба и склонилась вперед. После стольких лет мечтаний и надежд, ожидания и боязни мечтать я поняла, где я наконец оказалась. Я поняла, что вернулась домой.
Поняла, что это – Дол.
Это была та самая дорожка – дорожка, где мужчина, которого я звала папой, посадил на лошадь маленькую девочку и стал учить ее ездить верхом. Те самые деревья, тот самый запах в воздухе, та самая сливочная грязь под копытами Моря. И конь был тот самый. Здесь прежде водились и другие серые красавцы-гунтеры. Я знала это, не понимая, откуда я это знаю.
Шаг Моря удлинился, уши повернулись вперед.
На углу дорожки рос большой каштан, и я его узнала, я многие годы видела его во сне. Я знала, что дорожка отклоняется влево, и когда Море дошел до поворота и мы свернули, я знала, что увижу – и увидела.
Розовый сад был слева от меня, кусты низко обрезаны, между клумбами – дорожки, ведущие в белую решетчатую беседку, перед которой раскинулась ровно подстриженная лужайка, а за ней виднелась темная стена деревьев парка.
Справа от меня находилась стена террасы. Она шла вдоль фасада, огражденная низким парапетом с балюстрадой и каменными цветочными горшками, из которых свешивались пышные цветы, темневшие в ночи. В середине террасы короткая лестница с узкими ступенями вела к главной двери дома.
Тут я остановила Море, потому что он собирался обогнуть дом, направляясь туда, где, как я знала и, кажется, знал он, были конюшни с соломой на полу и сеном в кормушке; но я остановила его, чтобы смотреть и смотреть на дом.
То был красивый дом, с гладкой круглой башенкой с одной стороны, выходившей на розовый сад и на террасу. В центре фасада виднелась двустворчатая дверь из какого-то простого светлого дерева с медным молотком и большой ручкой-кольцом. Она словно приглашала меня войти, словно говорила, что это – мой дом, к которому я шла по всем трудным дорогам своей жизни.
В доме не горел свет, он казался покинутым, но я с бесконечной уверенностью соскользнула со спины Моря и затекшими ногами поднялась по ступенькам к входной двери.
Где-то позади, возле кухни, залаяла собака – настойчиво, тревожно. Я обернулась на пороге и посмотрела на террасу. Еще раз обвела взором розовый сад и лужайку за ним, темную тень лесов вдалеке, и очерчивающую все это высокую плавную линию холмов, окружавших и охранявших мой дом.
Я вдохнула запах ночного воздуха, сладкий чистый аромат ветра, дувшего с моря над свежей травой холмов. Потом я положила свою маленькую руку на широкое кольцо дверной ручки, повернула ее и навалилась на дверь – она медленно распахнулась, и я вошла в холл.
Пол был деревянный, по натертым половицам там и сям были разложены темные ковры. В холл выходили четыре двери и спускалась широкая лестница. У подножия лестницы стояла покрытая причудливой резьбой балясина. Пахло сухими розовыми лепестками и лавандой.
Я знала этот дом. Я знала его холл. Я словно знала его всю жизнь, целую вечность.
Собака в кухне лаяла все громче и громче. Скоро она разбудит весь дом, и меня ждет беда, потому что вторглась в чужие владения, в старых сапогах на новые ковры. Но мне было все равно. Все равно, что со мною станется; сегодня или вообще.
Увидев большую фарфоровую чашу на деревянной подставке, я с любопытством направилась к ней. Она была полна сухих розовых лепестков, семян лаванды и трав, она источала аромат. Я взяла горсть трав и понюхала, не заботясь о том, что они просыпались на пол. Это не имело значения. Я чувствовала, что ничто не имеет значения. Потом я услышала шум на террасе и каменных ступенях, и в дверях, заслонив лунный свет, появилась тень. Добрый голос тихо произнес:
– И что это ты делаешь?
Я повернулась и увидела в дверях работника, чье лицо наполовину было скрыто тенью. Обычное, грубое лицо, обветренное и загорелое, с морщинками от улыбки возле глаз. Карие глаза, большой рот, копна русых волос, простая домотканая одежда. Фермер из йоменов, не из господ.
– Что ты тут делаешь? – отозвалась я, словно это был мой дом, а он в него вломился.
Он не оспорил мое право задавать вопросы.
– Я смотрю за лесами, – вежливо ответил он. – Тут были браконьеры, из Петерсфилда, как я думаю. Капканы ставили пружинные. Ненавижу капканы. Я хотел их поймать и выгнать, когда увидел, что ты едешь по дорожке. Ты зачем здесь?
Я пожала плечами, беспомощно и устало.
– Я ищу Дол, – сказала я, слишком измученная, чтобы выдумать историю получше.
