— Сюда. Прямо, прошу вас.
Коридор, деревянные ступени, передняя. Лис стукнул один раз в последнюю из восьми дверей. Не получив ответа, повернулся и стал ждать. Вблизи Залман понял, что этот ювелир очень низкого роста. Высоким он казался только благодаря крепкому сложению. Залман, наклонясь, обратился к нему:
— Сэр! С нашей фамилией что-то неладно?
Ювелир облизнул губы и рассмеялся.
— Леви? — Хотя из мастерской доносился шум, говорил он вполголоса. — Хотите знать, что неладно с фамилией Леви? Расскажу. Здесь лет двадцать назад произошла кража. Унесли бриллианты, рубины, жемчужины на двадцать две тысячи фунтов. Воры у нас под носом стянули их за ящик угля и три с половиной пенни. Завернутыми во фланель. — Он снова постучал в дверь и опять повернулся. — Фамилия первого вора была Леви. Блум был его напарником. Евреи, заметьте. Леви мы нашли, взяли во Франции тепленьким. Читал в полночь, сидя в постели, Стерна, «Сентиментальное путешествие». Я знаю, потому что взял эту книгу себе. Со временем его повесили. Вы читаете, сэр?
— Немного…
— О, читать нужно. — Лис уставился на него блестящими, как пот вокруг них, глазами. — Во всех книгах есть сокровища. Черпайте их оттуда, мистер Леви, как из золотых копей. За это не повесят. — Он повернулся и повысил голос: — Мистер Ранделл? Эти джентльмены-евреи здесь.
— Входите.
Комната была большой, и в ней все выглядело несоразмерно маленьким. Возле узкого камина стояли письменный стол и сейф — принадлежности кабинета, функциональные, как орудия мясника. Над письменным столом висел портрет человека с длинным, узким лицом. Под портретом сидел человек постарше. «Они похожи, — подумал Даниил. — Определенно родственники. Вариации на тему». И попытался представить себе, что это за тема.
— Присаживайтесь.
Они сели. Человек за столом писал гусиным пером, покрытым пятнами, и не поднимал взгляда, пока не кончил писать. Времени это заняло немало. Он поднял взгляд, встретился с глазами Даниила и дождался, пока тот их не отвел.
— У вас есть камни?
Даниил откашлялся.
— Посредственные, сэр, найденные у нас на родине…
— Кто вы?
— Мистер Ранделл спрашивает вас о вашей работе, — сказал Лис.
— Я гранильщик, — ответил Залман.
— Какие виды огранки знаете?
— Все способы плоской, а также ступенчатую, полубриллиантовую и клиньями. Мой брат Даниил — наш торговец.
— Бриллиантовую, вот как? Покажите камни.
Эдмунд поднялся. Евреи перед ним встали со стульев. Позади него Лис остался в прежней позе. Себе Эдмунд мог признаться, что доволен его присутствием. Обратил внимание, что евреи смуглолицые. Тот, что пониже, достал из кармана грязного сюртука тряпичный узел, похожий на нечто, снятое с раны. Эдмунд постучал по столу.
— Положите их сюда.
Залман развернул камни. Они лежали на обтянутом кожей столе, отражая свет своими изгибами и плоскостями. Все четверо едва заметно подались вперед. Эдмунд достал из кармана лупу и принялся за работу.
Он был знающим свое дело ювелиром. В первые же несколько секунд Эдмунд Ранделл понял, что за бриллиант находится перед ним. Лицо его при этом не изменилось, что тоже являлось профессиональной чертой.
Он сосредоточился на других камнях, борясь с охватившим его нетерпением. Сначала сапфир. Шестьдесят или больше каратов серо-голубого корунда. Хороший камень, превосходный. Для короны годится, однако крупные сапфиры — не такая редкость, как большие рубины. Эдмунд положил его и взял балас. В свете газовой лампы камень был розово-красным, фиолетово-пурпурным, неровного цвета. Отражал свет слабее корунда. Не согревал его, как настоящий рубин. Эдмунд знал, что, нагретый, он будет при охлаждении менять цвет от голубого, чуть ли не прозрачного, снова к красному. Балас-шпинель, минерал-хамелеон.
Он оттягивал вожделенный момент. Небрежно повертел камни в пальцах, поскреб их длинным ногтем. А когда поднял со стола «Сердце Трех братьев» и подержал немного под лупой, ни малейшего удивления не выказал. Потом, наедине с собой, он взвесит его тридцать каратов и тонко вскрикнет от восхищения замечательным «Письменным бриллиантом». Закончив, он положил лупу в карман и сел. Евреи стояли в ожидании. Эдмунду показалось, что он ощущает их запах — горький, сухой. Чуждый. Он подался вперед.
— Так. Вы слишком скромны, джентльмены, в оценке своих камней. Они не посредственные.
— Сэр! — Залман сделал шаг вперед и заговорил за обоих. — Мы собирались продать только…
— У вас есть еще камни? Нет? Но вы ювелиры. И наверное, знаете, что у вас тут? Это рубин-балас. — Он поднимал один за другим камни, теперь бережно. Ни тело, ни разум не фокусничали. — Да. А это замечательный сапфир. Это совершенно превосходная шпинель. Мне все они нравятся, мистер…
— Леви, сэр, — подсказал Залман.
— Леви. — Эдмунд поднял лицо и встретил взгляд чужестранца. Отвернулся, глянул на бумагу, на перо, которое ценил из-за его невзрачности. — Они нравятся мне, мистер Леви. Так вот. Эти камни, само собой, нужно будет огранить заново на должный английский манер, при этом они могут утратить до половины своего веса. Однако я буду рад предложить вам за все пятьсот фунтов. Что скажете?
Евреи заволновались, Эдмунд поднял взгляд. Тот, что пониже, снова повернулся к нему:
— Прошу прощения, сэр. Мы собирались продать лишь два камня. Продаются только рубин и сапфир…
— Два? Вздор. — Он не встал, не выказал настойчивости. — Нет, вы пришли предложить эти камни, и они мне нравятся. Я беру все три или ни одного.
Эдмунд ждал. Не исхода — он знал, что делает. Только чтобы дать евреям время, чтобы потомить их. Он ощущал за своей спиной портрет Филипа, наблюдавшего за всем. Подумал: действовал бы старик так же, как он?
За стеной заработало полировочное колесо, и Эдмунд повысил голос, заглушая его звук:
— Собственно, единственная проблема у нас — это оплата. Вы наверняка слышали, что мы получили заказ к коронации. Такие материалы стоят недешево. В результате у нас мало наличности. Могу выдать вам чек на пятьсот фунтов с оплатой в течение двенадцати месяцев, но если деньги вам потребуются сейчас, могу найти только… Сколько я могу найти, мистер Лис?
— Всего двести фунтов, мистер Ранделл.
— Ну вот. Двести двадцать, если хорошенько порыться в карманах. Но у меня есть второе предложение, вот какое. Я понимаю, что вам могут быть нужны деньги. Мы выдадим вам сегодня пятьдесят фунтов, а остальное — в течение года. Более того, чтобы продемонстрировать честные намерения, можем найти вам работу на этот год. Пока что жалованье подмастерьев со всеми возможностями повышения. Видит Бог, с этим заказом ваша помощь будет нелишней.
Эдмунд широко улыбнулся. Он по-прежнему сидел, камни лежали между его вытянутыми руками, кисти их были приподняты, словно он держал нож и вилку. Гурман, улыбающийся изысканным наслаждениям, ждущий некоего благословения перед трапезой.
— Ну, что скажете, джентльмены?
Три камня за две жизни. Даниил с Залманом переехали из Шордича в мезонин на Лудгейт-Хилл. Начали они с двадцати фунтов в год, Залман в мастерских на Дин-стрит, Даниил продавцом. Джордж Лис наставлял их во всех тонкостях профессии, даже подружился с братьями. Даниил верил его дружбе, хотя она была не такой искренней, как ему хотелось. Лис по крайней мере ел вместе с ними. В Англии этого не делал никто. Почти каждый вечер они заходили в пивную «Король Луд». Залман присоединялся к ним позднее; опиум, который поддерживал младшего весь день, к вечеру отуплял его. Даниил наблюдал за стариком и братом, неторопливо насыщающимися в свете ламп. Пьющими, пока голова не забывала об усталости тела.
— Даниил, не выпьешь с нами?
— Спасибо. — Он покачал головой.
— Как знаешь. Работники вы усердные, надо отдать вам должное. Оба из шкуры вон лезете.
— Делаем то, что от нас требуется.
— И получаете за это то, что хотите. А, Залман?
— Да.
— Да. — Лис повернулся к старшему. — А ты, Даниил? Мистер Тихоня? Чего хочешь ты?
— Ничего.
— Ничего? Брось. В Лондоне тысячи и тысячи людей, все чего-то хотят. Такова человеческая природа. Хотение ненасытно, оно растет и множится. С чего тебе быть другим?
Даниил покачал головой. «Я не хочу ничего», — чуть было не сказал он, но промолчал, зная, что ни тот ни другой не поймут. Что оба подумают, будто не хотеть ничего не есть хотение.
— Даниил, у тебя есть камни. Золото, податливое в твоих руках, как женские прелести. А завтра ты захочешь большего. Готов спорить на свою выпивку. Эй, слушайте тост! За этих аптекарей бриллиантов, — он наклонился над столом, едва не касаясь его головой, — фармацевтов махинаций, за компанию «Леви и Леви»! Королевских ювелиров.
Лис наставлял их и кое-чего добился. Он обрабатывал братьев, словно сырье, и в конце концов получил то, чего хотел. Если они нравились ему, а он им — что ж, прекрасно. Лис всегда ставил себе цель нравиться.
